— Никогда раньше не видел подобных тварей! — воскликнул Марио.
— И славу Богу, — сказал Адепт.
— Мне показалось, я видел её взор, обращённый на меня. Он продрал меня до печёнки, как ветер в северных морях. Что это было?
— Это была смерть.
— Какая ерунда. Что за смерть?
— Ваша смерть. Она может поджидать где угодно — вечером за углом, в лице старого врага или лучшего друга. Сегодня или через месяц. Но она придёт…
— За кем?
— Может быть, за вами. Потому что она не может достать нас.
— По-моему, вы шутите, — с напускным равнодушием произнёс Марио, но я видел, что слова Адепта пробрали его.
— Не шучу. Вы должны быть очень осторожны. С та-, кой опасностью вы не сталкивались никогда в жизни.
— Не знаю, как вам и верить.
— А разве те, кто приходил к вам со знаком Ордена, хоть раз солгали?.. Может, вам повезёт больше других. Я буду молиться за вас. Горячо молиться…
За кормой нашего корабля осталась Картахена, бухта с высокими белыми стенами фортов Санта-Крус и Сан-Ласар, которые казались непреодолимыми, но которые удальцы барона де Пуэнти взяли без особого труда, поскольку мало кто из солдат-испанцев готов был до смерти биться за этот опостылевший, влажный кусок земли и за золото, пролетавшее мимо их карманов, чтобы осесть в сокровищницах важных сеньоров.
Наш путь сейчас лежал не через океан, а вдоль побережья. Вскоре судно достигло необъятного, изрезанного островами устья великой реки Амазонки, проходящей через весь континент и берущей начало где-то в Кордильерах, в тех местах, где не был никто из белых людей и не будет ещё много лет.
Команда из обычной портовой братвы, одинаково хорошо управляющейся и с ножом, и с фалом, считала, что мы идём за золотом. Время от времени я ловил на собственной персоне косые взгляды, и тогда мне становилось не по себе, С этими добрыми молодцами надо держать ухо востро.
— Куда же мы всё-таки держим путь? Интересно, в каких краях мне предстоит навеки успокоиться, — не выдержав неизвестности, в лоб спросил меня Генри, теребя ворот новой рубахи.
— Это ведомо только Винеру, — ответил я.
— Почему бы ему не поделиться с нами своими планами?
— Потому что и он точно не знает, куда нас ведёт
— Как это?
Я объяснил ему всё, что знал насчёт бабочки, компаса и внутреннего чувства направления.
— За время общения со мной вы напустили туману во сто крат больше, чем я видел за два года из окна лондонской тюрьмы.
Амазонка была грандиозна. В некоторых местах вообще не было видно берегов, иногда же река сужалась. В её мутных водах водились такие твари, которых просто невозможно себе вообразить: крошечные рыбы пираньи за две минуты способны обглодать дикую свинью или человека до скелета; кайманы, лежащие часами в полной неподвижности, словно коряги, но, когда необходимо, способные двигаться стремительно и резво, как арабские скакуны; плоские рыбы, прикосновение к которым создаёт ощущение, будто тебя ударили кувалдой по голове, и способные вызвать потерю сознания. Несколько раз мы встречали гигантских змей, причём над водой возвышалась только их треугольная голова. В сплошной зелёной массе берегов, казалось, не может быть места людям, там могут жить лишь монстры и чудовища из свиты самого Вельзевула, но это далеко не так. В сельве живут примитивные племена, большинство из которых не знает железа и письменности, а некоторые питаются людьми. Раза два мы видели длинные каноэ, а однажды, когда подошли поближе к берегу, в борт воткнулось несколько стрел с костяными наконечниками.
— Это отравленные наконечники из кости обезьяны, — сказал Мако — сухощавый, невысокий, лет тридцати раб-индеец, которого мы взяли с собой в качестве проводника. Он отлично знал сельву, провёл в ней долгие годы, пока не попался в лапы испанцев. Он пойдёт с нами до конца.
Мне становилось жутко, когда я думал о том, что всё же настанет миг и Адепт скажет: «Мы пришли на место, надо сходить на берег». Я просто не представлял, как можно выжить в этом мире. Нет такой силы, которая сумеет хоть когда-нибудь покорить эти края, привнести в них упорядоченность и цивилизацию. Это гиблые места.
Только один раз мы увидели двухмачтовый шлюп и Дважды нам попались на глаза жалкие европейские поселения, жавшиеся к воде. Мне было искренне жаль тех, кто живёт в них.
Наше путешествие было странным. День мы шли под парусом, потом ложились в дрейф, потом опять поднимали все паруса и неслись куда-то вперёд. Иногда Адепт приказывал возвратиться назад. Отдав необходимые распоряжения, он закрывался в каюте, где лежал на койке или сидел неподвижно, словно пытаясь не упустить невидимую нить.
Когда мы, наконец, поднялись довольно высоко по реке, Адепт приказал ложиться на обратный курс, Снова дрейф. И снова паруса ловят ветер. Так продолжалось уже три недели. Провизии у нас было более чем достаточно, и мы могли ещё долго слоняться подобным образом. Но на судне с каждым днём всё больше проявлялась какая-то нервозность.
Адепт стоял на палубе, выпрямившись, и вглядывался куда-то в зелёную чащу по правому борту. От него исходила энергия, которую почувствовали и матросы. Он негромко произнёс три фразы на языке атлантов, и это тоже не укрылось от ушей матросов. Они заворожённо взирали на него.
— Опять вверх по реке. И быстрее! — резко крикнул Адепт перед тем, как удалиться с палубы.
На следующий день ко мне подошёл капитан Леон-сио, худой как щепка, бородатый валлиец со злыми глазами.
— Команда волнуется, сеньор.
— Почему?
— Они не понимают, что происходит.
— Им платят не за понимание, а за службу.
— Они считают, что сеньор Винер немного не в себе… И даже хуже.
— Что это значит — хуже?
— Они не верят, что он порядочный католик. Никто не слышал, чтобы он, да и вы тоже когда-нибудь молились. Наоборот, из уст сеньора Винера вырывались
Такие слова, которые приличествуют лишь людям, одержимым бесовскими чарами. Матросы считают, что вы принесёте беду, что вами владеет какое-то зло. Но не это главное.
— Что ещё? — спросил я, думая про себя о том, что дело плохо, люди всё чётче начинают ощущать потусторонние флюиды, порождаемые нашим присутствием.
— В Картахене ходили слухи о пропавшем «Санта-Крусе». Будто там был чёрный колдун, наславший на флот шторм.
— Ну и что?
— Команда полагает, что этим колдуном мог быть сеньор Винер.
— Напрасно вы повторяете эту чушь!
— Возможно, но команда думает иначе. И с каждым днём она укрепляется в худших своих опасениях. Матросы на грани бунта.
— Я сам выброшу за борт первого же бунтовщика, который разинет свой гнусный рот!
— Вы не знаете, что такое бунт на корабле…
— Я знаю и не такое. И вы будете делать то, что скажет Винер. Нам плевать на то, что думает это отребье, и на то, что оно собирается бунтовать. Это у них не пройдёт!
Капитан бросил на меня быстрый взгляд, пронзивший меня подобно кинжалу. Затем он поклонился и вышел из каюты. Я разбирался в людях и знал, что этот просоленный морской волк в любом случае будет на нашей стороне.
Интересно, откуда дошли слухи о том, что произошло на «Санта-Крусе»? Наверное, кто-нибудь из мерзавцев Клеймёного Джека попал в Картахену, решив попытать счастья на берегу, и теперь потешает таверны рассказами о каком-то чёрте, пустившем на дно сразу три корабля атлантического флота своими чарами.
Следующие дни подтвердили правдивость слов капитана. Команда медленно закипала. Они действительно были способны поднять бучу, и тогда, который раз за последнее время, нас попытаются выкинуть за борт. Но теперь уже в кишащие гадами и не менее страшные, чем океанские пучины, воды Амазонки. Ох, этот чёртов святоша Игнасио, с его нелёгкой руки неприятности преследуют нас!
В тот день корабль в очередной раз лёг в дрейф, Я спустился в матросский кубрик. Опасности лучше идти навстречу, а не ожидать её с трясущимися поджилками.
— Наше путешествие затягивается, — объявил я, — поэтому мы повышаем плату в полтора раза. Часть денег вы получите сейчас, другую часть — по расписке у дона Марио.
Послышался одобрительный ропот.
— Он заговаривает нам зубы! — крикнул из угла одноухий, долговязый, с обожжённой половиной лица матрос. — Пусть скажет, какую рыбу мы ловим в этом жалком ручье!
— Это вам знать не обязательно.
— Ну, я же говорю! Выпустить им кишки! Точно, один из них, этот страшилище Винер, молится сатане, а не Господу нашему Иисусу Христу! Он пустит нас на дно, как пустил целый флот!
Я вытащил из-за пояса пистолет. Выстрел оглушительно прогремел в небольшом помещении. Пуля впилась в доску над головой одноухого.
— Боюсь, твоя доля достанется кому-то другому. Мертвецам не нужны деньги, — усмехнулся я и обратился к матросам:
— Что вам милее — звон монет или! пустопорожние причитания этого болтуна?
На несколько дней огонь был притушен. Через двое суток Адепт указал рукой на правый приток Амазонки, достаточно широкий для нашего судна и немногим уступающий самой реке.
— Нам нужно туда.
Ещё через три дня, когда приток сузился настолько, что мы стали опасаться, как бы не посадить корабль на мель, Адепт неожиданно заявил:
— Всё! Здесь! — Он обернулся к капитану:
— Спускайте шлюпку на воду. Мы высаживаемся. Капитан удивлённо посмотрел на нас:
— Вы убеждены, что что-то забыли в здешних местах?
— Это уже наше дело. Вы высаживаете нас и возвращаетесь домой немедленно.
— Как?! — воскликнул капитан.
— Почему?! — одновременно воскликнул и я.
— Нам больше не понадобится корабль.
У меня закралась шальная мысль: а может быть, Адепт действительно сошёл с ума? Остаться здесь без судна означало остаться здесь навеки.
— Ты в этом уверен?
— Наверняка.
— Хорошо, — кивнул я.
— Даже мой приятель Билли Кувалда, которому чудилось, будто он является церковной чашей для причастия, решил бы, что я сошёл с ума, — произнёс Генри, — но я всё равно иду с вами, чёрт бы меня побрал!