у которой длинные зубы, полные яда… Яда?..
Алонсо сжал зубы так, что они скрипнули, и рывком распахнул ворот. Душно. Тяжело. Он закусил губу и не почувствовал боли, хотя на ней выступила кровь. Он никак не мог решиться. Но шаг за шагом двигался к обрыву.
Всё! Чему быть, того не миновать!..
Когда дон Орландо Виллас вернулся со стопкой книг, к удовлетворению своему, он отметил, что гость за время одиночества немного пришёл в себя.
— Посмотрите, Алонсо, среди моих приобретений есть весьма любопытные тома. Вот арабская «Астрономия» тринадцатого века, которая…
— Давайте, Орландо, для начала выпьем по кубку вина.
На столе уже стояли наполненные кубки.
— С удовольствием.
Они осушили кубки. После этого Алонсо быстро просмотрел книги, выразив своё одобрение. «Астрономию» он попросил дать ему на несколько дней.
— Пожалуйста, — с готовностью согласился Орландо — Надеюсь, что вы оставите мысли о тщетности земной юдоли и будете заниматься тем, для чего созданы — преумножать знания и постигать истины, скрытые от взоров обычных смертных.
— Благодарю. Действительно, я наговорил сегодня много лишнего, — засмеялся Алонсо, но смех его был какой-то странный, и дон Орландо с подозрением взглянул на приятеля.
— Пожалуй, мне пора оставить вас, — с притворной горечью вздохнул Алонсо. — Я сегодня устал и хочу пораньше лечь спать.
— Это всё ваша работа по ночам. Вы подтачиваете свои силы. Впрочем, я тоже что-то неважно себя чувствую.
Дон Орландо вдруг на самом деле почувствовал, что ему становится тяжело дышать. Он устал. Нужно хорошенько выспаться. Завтра важная встреча с гонцом от Верхних Адептов…
Алонсо спал как убитый. Проснулся он в полдень и чувствовал себя, как после сильного похмелья. Он никак не мог вспомнить, что же вчера произошло. В голове была какая-то каша. А потом, когда в спальню вошёл слуга с печальным известием, он разом припомнил, что сегодня ночью скончался Орландо Виллас. Скорее всего подвело сердце.
Дон Алонсо обхватил голову руками. С его глаз будто сорвали пелену, и он ясно увидел всё, что происходило в последние дни: он жил, словно во сне; в какой-то богопротивной, будто специально попавшейся под руку книге нашёл рецепт яда; метался по городу, стараясь найти всё необходимое для его приготовления, затем неожиданно понял, для чего ему нужен этот яд.
Дон Орландо был одним из немногих людей, которых любил Алонсо, и кому, надо признаться, он завидовал. И зависть эта, дурные бесовские мыслишки, которые посещают каждого, вдруг превратились в монстров, сожравших разум Алонсо, подчинив его волю. И вот результат — дон Орландо мёртв. Он пал от руки своего друга. От его, Алонсо, руки.
Боже, что же делать? Осталось ещё немного яду. Должно хватить… Он нашарил кожаный мешочек, развязал его, налил вина в кубок, насыпал туда чёрный, на миг вскипевший порошок.
Всё кончено. Его душа обесчещена и заслуживает только адских мук. Он оказался слаб, не смог противостоять злу, которое то ли поднялось из глубин его души, то ли пришло откуда-то извне.
Алонсо поднёс кубок к губам. И…
— Не надо. Ты не так виноват. Ты должен искупить… — послышался откуда-то издалека едва слышный, но не ушами, а как бы передаваемый вибрацией, отдающийся лёгкой ласковой дрожью в каждой частичке существа, голос.
Алонсо мог поклясться, что голос этот принадлежит Орландо. Учёный с размаху выплеснул содержимое кубка на ковёр. Да, смерть была бы слишком маленькой платой за всё, что он сделал!
В тот же день Алонсо изъявил желание удалиться в монастырь, где твёрдо собрался провести всю оставшуюся жизнь…
Адепт поднёс руку к горящей на узком корабельном столике свече и медленно вдавил её в крышку стола. После этого он открыл глаза. Никакого следа ожога на его руке не было.
Я был поражён тем, что услышал. Дон Орландо мёртв. Впав в транс, Адепт способен читать отдалённые события как в книге, от его взора не скроется ничто. Да, дон Орландо мёртв.
— Смерть забирает одного за другим вместо нас, — горько вздохнул я. — Наш жребий обрушивается на всех, с кем мы сталкиваемся.
— Да, это так. Но мы ничего не можем изменить. И вряд ли смогли бы чем-то помочь Орландо. Он отдал свою жизнь взамен наших. Я уверен, что верни мы всё назад и спроси его, согласен ли он на это, он бы согласился. Он был всё-таки посвящённым и понимал, что наши жизни сейчас важнее жизней тысяч других людей…
Атлантический королевский флот продолжал неторопливо продвигаться вперёд. Погода выдалась отменная. За два месяца не было ни одного серьёзного шторма. На наше счастье, ибо этой перегруженной лоханке нелегко было бы бороться со штормовыми волнами.
Хотя путешествие и смертельно надоело, но со временем я начал привыкать к размеренной корабельной жизни, плеску вскипающих волн за кормой, скрипу снастей, рыку громогласного боцмана и даже к сухарям и кислому вину. Мне нравилось слушать старые матросские песни, которые звучали в кубриках вечерами.
У нас нет ни имён, ни званий,
Мы быдло, палубный скот,
Только тот, кто моряк по призванью,
Не бросает испанский флот.
Смерть морским молитвам не внемлет,
Рвётся жизнь, как манильский трос,
Но всегда неизвестную землю
Первым видит с мачты матрос.
Об этих дальних островах
Не знал Христос, не знал Аллах,
Там Будды нет, там чёрта нет,
На этих дальних островах.
— Интересно, настанет такой момент, когда я куплю дом с виноградником, у меня будут добрые соседи и хорошая жена, а по воскресеньям ко мне станут приходить гости? — усмехнувшись, спросил я Адепта.
— Если ты действительно хочешь знать моё мнение, то спокойствия нам не видать никогда. Даже на том свете. Мы привязаны к вёслам галеры, и свободой для нас может быть одно: пойти на дно вместе с кораблём. Только нужна ли нам такая свобода?
Кроме страшного известия о судьбе дона Орландо, ничто не омрачило наш путь. Негодяй Джованни старался не показываться нам на глаза. Думаю, он окончательно оставил мысль разбогатеть за наш счёт и в порту не натравит на нас очередную шайку головорезов. Будем на это надеяться.
Наш путь был слишком лёгок. Мы получили чрезмерно длинную передышку. Долго так продолжаться не могло. И однажды небесный свод закачался над нашими головами.
С самого утра, очнувшись от тяжёлого сна, в котором меня мучили кошмары, я чувствовал себя не в своей тарелке. Мне даже показалось, что я заболеваю, но телесное недомогание оказалось ни при чём. Просто меня томило ожидание, — ожидание смерти, которая вновь занесла над нами свою косу.
— Что это вы, господа, загрустили? — осведомился Генри, которого мы после той истории переселили в нашу каюту. — У вас такой унылый вид, словно вам разонравились изумительные хрустящие сухари и прекрасная солонина вместе с приятно протухшей водой, которыми нас здесь потчуют.
— Разонравились, — буркнул я.
— О, неужели вам хочется какого-нибудь жирного паштета из гусиной печёнки с презренным свежим крестьянским хлебом, отвратительных жареных фазанов или неудобоваримой кровяной колбасы?
— Ты просто чревоугодник, что, впрочем, никак не отразилось на твоей тощей фигуре, — сказал я. — Тебе всё хочется свести к колбасе и жаркому.
— Нет, что вы, я денно и нощно молюсь о спасении своей души и готов отдать католической церкви последний реал.
— Который ты стащил перед этим из церковной казны? — криво улыбнулся Адепт. — Пошли, Эрлих, на палубу, проветримся. Думаю, нам будет на что посмотреть.
Мы вышли на палубу, и Адепт, устремив взор в голубые небеса, ещё больше помрачнел. И произнёс:
— Мы всё-таки угодили в медвежий капкан. Этого дня нам не пережить.
— Всё настолько плохо?
— Настолько. И ещё хуже. Боюсь, на этот раз он покончит с нами.
— Когда он ударит?
Адепт не ответил. Он вцепился в поручни, глядя теперь куда-то за горизонт,
Сегодня стоял полнейший штиль, за прошлый вечер и за ночь флот не продвинулся к своей цели, которая была уже близка. Солнце только что поднялось за горизонтом. На небе не было ни единого облачка. Вдруг вдали возникла и начала двигаться на нас белая полоса. Это шла огромная волна, вся в барашках пены, устрашающе и потусторонне смотревшаяся при абсолютном безветрии. Она налетела на наш галион и приподняла его, так что я едва устоял на ногах. Ноги оторвались от палубы, когда с каким-то хрустом судно ухнуло вниз и закачалось на опять ровной и безмятежной глади.
— Мёртвая зыбь, — прошептал я.
Морякам знакомо это редкое природное явление, когда при полном штиле от горизонта приходит большая волна. Где она рождается, отголоском каких штормов и землетрясений является — известно одному Богу. Мёртвая зыбь бывает довольно опасной. Сколько кораблей она унесла, кости скольких людей из-за неё обрастают илом на дне океане?
— Ты спрашиваешь, когда Он ударит? — обернувшись ко мне, процедил Адепт. — Он уже ударил, Эрлих. Смотри!
Налетел резкий порыв ветра, потом ненадолго опять всё затихло. И тут же на небо стали наползать чёрные грозовые тучи. Самое жуткое, что они не появлялись откуда-то издалёка, постепенно сгущаясь и наливаясь чернотой. Они просто возникали из небесной синевы, из солнечного света. Грязными пятнами они уродовали небосвод, захватывая всё большие пространства. И откуда-то из самого их центра материализовывалась серая тьма. На миг она сгустилась и приняла форму раскинувшей крылья птицы. Её глаз пристально взирал на нас.
Капитан рядом с нами стоял как вкопанный и смотрел на небо.
— В жизни ничего подобного не видел, — покачал он головой. — Забери морской дьявол мою душу, такого просто не может быть!
— Готовьтесь, капитан, — произнёс Адепт. — Грянет такая буря, что самый страшный шторм покажется вам рябью в тарелке супа.
— Пожалуй, что так, сеньоры!
— Надо избавляться от лишнего груза, — сказал я, ощущая, как на меня накатывает тошнота.