— Вот чудо-юдо, — произнёс я.
Шляпа (так я назвал его) шёл вперёд. Что-то механическое было в его движениях. Он наткнулся на стайку молодёжи — восемнадцати-двадцатилетние ребята сосали пиво у троллейбусной остановки. Широкоплечий высокий парень в рубашке с надписью по-английски «Хулиганы Майами», как надувной шарик, отлетел в сторону, задетый плечом Шляпы.
— Ты, ишак вонючий, куда прёшься? Шляпа не обернулся.
— Хочешь, чтобы хобот отдавили?! С тобой говорят, хмырюга! — Парень подскочил и схватил «топтуна» за руку. Шляпа, не останавливаясь и не оборачиваясь, взял кисть парня и без видимых усилий сжал её. «Хулиган Майами», вскрикнув, сел на асфальт и заскулил, держась за руку.
— У-у, сука!.. Баран! Перо в брюхо захотел? Ох, блин!
Приятели склонились над «майамцем». Желающих по-мужски разобраться с обидчиком не нашлось. Слишком просто, равнодушно и убедительно действовал «топтун».
Шляпа довёл Алю до её дома, постоял минут пятнадцать неподвижно, как изваяние, лишь изредка поводя головой, как волк, принюхивающийся к запаху дичи. А потом шаркающей старческой походкой отправился прочь.
Не знаю почему, но мне показалось, что Шляпу меньше всего интересовала слежка как таковая, вряд ли он стремился получить какую-то полезную информацию об Але. Он просто будто бы привыкал к ней, притирался, сближался. Зачем? А кто эту нечистую силу поймёт?
Уже стемнело. Я следовал за Шляпой на почтительном расстоянии, но вполне мог и наступить ему на пятки — всё равно он бы ничего не заметил. За всё время он ни разу не оглянулся, не посмотрел по сторонам, не отвлёкся. Автомат, ещё недавно привязанный к Але, а теперь получивший следующее целеуказание.
Мы прошли полгорода и забрели в неуютные фабричные кварталы. Здесь ещё до революции располагались казармы для рабочих. Стояли они до сих пор, несколько усовершенствованные, благоустроенные, разделённые на квартиры. Перед подъездом такой казармы и остановился Шляпа. Здесь было совершенно пусто, район будто вымер, не видно ни одной живой души. Наверное, дом отдавали под очередной капитальный ремонт, большая часть жильцов уже переселена, горели каких-нибудь три-четыре окна. Шляпа немного постоял перед подъездом и зашёл. Я успел добежать и увидеть, как хлопнула дверь на первом этаже. Квартира четырнадцать. Надо узнать хотя бы адрес. Так уж на Руси принято, что днём с огнём не сыщешь табличку с названием улицы, то же самое можно сказать и о номерах домов.
Я прогулялся вдоль дома и, наконец, набрёл на древнюю старушенцию, выгуливающую на поводке жёлтую болонку.
— Не подскажете, какой это дом?
— Этот? — Старушка показала пальцем на дом, вопросительно глядя на меня.
— Этот.
Как будто тут есть ещё какие-нибудь дома.
— Что значит, какой дом? Дом как дом.
— Аномер?
— А ты что, не знаешь?
— Не знаю.
— А зачем он тебе тогда нужен, если не знаешь?
— Знакомого ищу.
— А где твой знакомый живёт?
— Здесь, в этом доме.
— Так зачем тебе его номер, если ты и так дом нашёл?
— Уф-ф! — Я начинал закипать. — Письмо ему хочу послать!
— А… — Почему-то этот довод убедил её. — Семнадцатый.
— А улица?
— Так ты и улицу не знаешь?
— Не знаю!
— Клары Цеткин, милок… Какой-то ты не такой. Ничего не знаешь.
— Так уж и ничего… Всего доброго.
Вернувшись к подъезду, я увидел, что хозяин интересующей меня квартиры распахнул настежь окно. Оно было довольно высоко, но искушение заглянуть в него вполне могло быть реализовано. Я поставил одну ногу на урну, уцепился рукой за крепление водопроводной трубы, оторвался от земли и другой ногой нащупал выступ. Вроде бы крепко стою. Теперь нужно переместиться немного влево и занять позицию, с которой можно заглянуть в квартиру. Это у меня получилось.
Часть обзора мне загораживала сдвинутая штора. Но кое-что открылось моему взору. Шляпа сидел на старинном ампировском стуле, положив широкие ладони на колени, и тупо смотрел на стену. Он не мигал, ни один мускул не дрожал на его лице. Он, кажется, даже не дышал. Его будто выключили, поставили на прикол до возникновения в нём необходимости. Кто-то сидел за столом спиной ко мне и раскладывал большие, раза в два больше обычных, карты. Я даже разглядел рисунок на одной из них. Это были карты Таро, известные ещё древним египтянам, предки обычных игральных карт. Ими до сих пор пользуются предсказатели всех видов и рангов, популярность которых в последнее время так быстро растёт. Их даже теперь используют цыгане, потому как с такой экзотической штукой клиенты облапошиваются гораздо легче, чем при гадании на обычных картах. У меня в столе в кабинете лежали две колоды, которые мы изъяли у цыган во время одного рейда. Карты Таро были новенькими и ложились на стол со стуком.
— Ты бессловесный чурбан, — скрипучим голосом вещал «картёжник». — Искра жизни ещё тлеет в тебе благодаря моему вмешательству, моему вниманию. Ты не согласен с этим? Молчишь? Твоя душа, тот неуничтожимый сгусток Абсолюта, делающий человека человеком, находится у меня в плену, и только у меня есть ключи от этой темницы. Ты мой раб. Моя вещь. Я что-то сказал не так?
Он начал быстрее раскладывать карты на столе, пальцы у него были тонкие, длинные и ловкие. — Ты обижен, зол на меня? Вряд ли. Твоя ослабшая, томящаяся в склепе душонка не способна ни на какие чувства. Ты лишь моё орудие, бессловесное, бездумное. Я причиняю тебе зло, творю насилие над тобой? Да? Ты сказал бы это, ничтожный червь, если бы к тебе вернулась способность говорить? Не так ли?.. Твоя слабость — вот моя сила. Слабость, проистекающая из мелких пакостей, которые тебе приходилось совершать, из маленьких и больших предательств, из алчности, себялюбия, любви к насилию, из зла, жившего в тебе… Ты глупец На эти чувства имеют право лишь сильные. Слабого же они лишают права самому распоряжаться собственной душой. Слабого они замуровывают в темницы, ключи от которых хранятся у таких, как я. И слабые могут рассчитывать лишь на везение. Ты слышишь меня, бесчувственная деревяшка? Тебе не повезло. Ведь везение тоже выпадает сильным.
«Картёжник» вновь перетасовал и разложил карты.
— «Арканы»… «Шут»… «Висельник»… «Жонглёр»… Глупцы пытаются узнать по этим картам судьбу. Ничтожествам нужны предсказания судьбы. Я держу судьбу в своих руках. Я держу судьбы многих людей!
Он смахнул со стола карты.
Неожиданно он застыл как изваяние. Я понял, что он каким-то образом ощутил моё присутствие. Сейчас он подойдёт к окну и увидит меня… Дожидаться этого я не стал, спрыгнул вниз и бегом припустился прочь.
В этот вечер Аля не пришла, зато притащился Дима и начал ныть, что мы обязаны согласиться на дальнейшие эксперименты, что после ухода жены у него осталось единственное — работа, и мы обязаны ему помочь хотя бы из гуманных соображений. Он побрился, наодеколонился, глаза его лихорадочно горели. Вчерашние события, похоже, его просто потрясли. Я ему что-то туманно наобещал. Потом неожиданно спросил:
— Дим, а действительно могут существовать какие-то миры, энергетические сущности? Или это дурацкие выдумки оккультистов? — Естественно, существуют.
— И они могут влиять на наш мир?
— А как же.
— И добро, и зло могут жить как самостоятельные силы, находящиеся в борьбе и борющиеся за наши души?
— Так оно и есть.
Дима тут же соглашался с любой ересью. Он сейчас напоминал чем-то Ноздрёва. («А Чичиков — не Наполеон?» — «Конечно, Наполеон».)
— Ну а как быть, если зло ОТТУДА вдруг прорывает барьер и врывается в наш мир? — настаивал я.
— Куда это — в наш мир?
— Например, в наш город. Чисто теоретический вопрос.
Дима посмотрел на меня внимательно:
— Тогда каждый человек должен выбрать между добром и злом. Или уйти в сторону и привыкать к роли растения.
— Можно изменить предначертанное?
— Например?
— Например, тебе говорят, что вскоре, через энное количество дней, ты протянешь ноги. И что тогда?
— Если это настоящее предсказание, а не обалдуйство вроде телевизионных астрологических прогнозов, тогда действительно остаётся протянуть ноги. С вероятностью в восемьдесят процентов.
— А двадцать процентов?
— Двадцать процентов — это свобода твоего выбора. Это твой шанс что-то изменить.
— Перевести стрелки.
— Какие стрелки?.. Слушай, Витя, ты не перегрелся на солнце?
— Который день солнца нет.
— Меньше всего я ожидал услышать подобные вопросы от тебя. Это что, обращение скептика в веру?
— Как же, жди. Не думай, что меня так потрясли твои вчерашние антинаучные изыскания. Просто интересно… Ладно, я устал. Спокойной ночи.
— Спокойной. — Дима поднялся.
У дверей он внимательно, с ног до головы, осмотрел меня, будто какое-то диковинное существо, покачал головой и вышел… Ну всё, докатился ты, сыщик. Скоро тоже в левитанты подашься. Будешь столоверчением заниматься и астрологические прогнозы высчитывать. А куда денешься, если в последние дни одни левитанты вокруг? Да ещё когда происходят события, мягко говоря, странные.
До Али я дозвониться так и не смог. Старушечий голос сообщил, что её не будет. Меня кольнуло беспокойство.
Придя утром на работу, я дал задание установить, кто проживает в семнадцатом доме по улице Клары Цеткин, в квартире, где я видел вчера странную компанию. Только я успел уйти с головой в бумажную работу и разнести по телефону начальника Тимофеевского РОВД как началась настоящая работа. Мои ребята из отдела по «тяжким» взяли сопливого щенка восемнадцати лет от роду Сергея Ракушкина, Он с приятелями грабил на Западной трассе водителей-дальнобойщиков. На них только в наших местах — два трупа. В соседней области на них висит убийство работника милиции. К сожалению, Ракушкин пока единственный, кого мы знаем из всей банды. Сейчас с лим в кабинете работали начальник «тяжкого» отдела Городников со старшим опером Володей Алимовым. Я отправился посмотреть на эту сцену.