— Подумайте получше. — Я описал парочку, которая вчера была в квартире.
— Нет, таких не видела…
Аля появилась в моей квартире без пятнадцати одиннадцать.
— Больше слежки за собой не замечала? — спросил я у неё.
— Нет. Я бы почувствовала.
— Вам, колдунам, легче… Ты не знаешь такого Владимира Шамилевича Карнаухова?
— Не знаю… Хотя фамилия кажется мне знакомой… Хоть убей, не вспомню, где я её слышала.
Мне следовало бы заняться им вплотную, этим «фениксом, возрождающимся из пепла»… Эх, если бы знать, где поскользнёшься…
Аля уже давно спала, а я даже глаз не сомкнул. Тревога охватила меня. Надо было вспомнить что-то очень важное. Но что? Машинально я взял папку с рукописью и только начал читать продолжение, как забыл обо всём…
Я в растерянности отступил, понимая, что происходит нечто ужасное. Мысли мои заметались. Совершенно не к месту пришло в голову, что для зачуханного, нерадивого солдата, которым себя изображал Прянишников, у него слишком правильный, прямо дворянский выговор, что он сжат, как пружина, и кажется сейчас сильным и опасным врагом. И что положение моё аховое.
Опомнившись, я потянулся к пистолету, с которым обычно не расставался. Я был довольно подвижен, ловок, страх придал мне резвости, но всё равно я не успел. Мне противостоял слишком опытный противник, движения которого были молниеносны и смертельны, как выпад азиатской кобры. Миг — ив его руках мелькнул кинжал, ещё миг — и остриё с силой вонзилось мне в грудь.
Взмахнув руками, я повалился на землю и покатился с холма прямо в застоявшуюся воду пруда. Всплеск, ожог холодной воды.
Когда я падал, то был уверен, что душа моя сейчас навсегда расстанется с телом. Однако уже через секунду понял, что везение не оставило меня, и если суждено мне умереть сегодня вечером, то не от этого удара. Дело в том, что я всегда носил с собой в специальном кармашке на груди небольшую металлическую коробочку с нехитрым набором инструментов, необходимых в инженерном ремесле. Лезвие кинжала наткнулось на неё, скользнуло вдоль и лишь слегка рассекло кожу.
Понимая, что теперь моя жизнь зависит от сообразительности и ловкости, я постарался сбросить с себя верхнее платье и бесшумно проплыл под водой до большого камня у самого основания холма, с которого я скатился в пруд. Тут я высунулся из воды и позволил себе немного отдышаться. Потянулись тягучие минуты, я здорово промёрз, но боялся не только покинуть пруд, но даже громко дышать. Никто не дал бы мне гарантии, что убийца ушёл, а не сторожит меня где-то рядом. Я уже собирался выбраться на берег, но тут чьи-то голоса заставили меня вновь окунуться в затхлую жижу. На берегу замаячили три фигуры.
— Всё в порядке, — послышался голос Прянишникова. — Я убил его наповал.
— Молодец, Пангос. Твой знаменитый удар знают во многих городах и странах. Во всяком случае графу Эстербели и маркизу Кондаку они помниться будут долго… На том свете.
— Мой кинжал служил и служит нашему чёрному делу.
— Но каков подлец, а? Мы все думали, кто же навёл на нас этого Терехина, а это оказывается молокосос-инженеришка. От этакого червяка могло быть столько неприятностей! Мы ещё легко отделались.
— Зато ему отделаться легко не удалось, — послышался голос третьего.
Я сперва не признал этот голос, хоть он и показался мне знакомым. Но тут меня как обухом по голове ударили — да это же казачий офицер Перебийнос! Ещё совсем недавно я восхищался казаками, воздавал им хвалу в мыслях своих, наивно и безоговорочно. Теперь же я понял, что и среди них тоже встречаются разные люди. Хотя наверняка Перебийнос такой же казак, как Прянишников — егерь. Я запутался в этих тайных делах. Поди разберись тут — кто есть кто.
— Пангос, возвращайся в лагерь. Ты знаешь, что тебе делать, — послышался голос второго — это был барон-драгун. — А нам пора.
Прянишников ушёл, а двое моих врагов приблизились к большому валуну у кромки берега, повозились около него, а потом, будто по мановению волшебной палочки, исчезли. Я не мог поверить своим глазам.
Подождав ещё немного и не заметив никакой опасности, я выбрался на берег и подошёл к камню. Осмотрев его, я додумался до того, что надавил на камень с одной стороны, потом — с другой, и неожиданно для меня огромный валун легко поддался. Я не ошибся!
Под камнем виднелся узкий проход. Разбитые каменные ступеньки круто уходили вниз.
Кем, когда, зачем был построен этот подземный ход? Да кто его знает! Однако удивляться тут особенно нечему. Подземные ходы — неизменный придаток крепостей и замков. Интересно, куда он ведёт? Уж не в Измаил ли?
Если бы доводы разума, которые ещё недавно имели для меня большое значение, оказывали на меня хоть какое-нибудь влияние и теперь, то я возвратился бы в лагерь, прямо и откровенно доложил бы обо всём начальству, это мне надлежало сделать уже давно. Поступи я так два дня назад, то не только сам уберёгся бы от многих неприятностей, но и, возможно, Терехин остался бы жив. Но какой-то бес любопытства и неуёмного честолюбия продолжал гнать меня вперёд. Хотя нет, скорее, сама судьба толкала меня в нужном направлении. Как бы то ни было, я, мокрый, дрожащий от холода и нервного потрясения, всего лишь несколько минут назад едва не пропоротый кинжалом, решился на безумный поступок. Набрал побольше воздуху, задержал дыхание, будто перед прыжком в воду, и юркнул в подземелье, прошептав при этом себе под нос:
— Ну и дурак…
Забыв о холоде, где ползком, а где и в полный рост, продвигался я следом за двумя огоньками факелов, маячавших впереди. То, что ход ведёт прямо в Измаил, догадаться не составляло труда.
Тем временем враги мои остановились около одного из тоннелей, уволивших куда-то в сторону от основного направления. Я тоже встал как вкопанный, стараясь вжаться в стену. Интересно, что они собирались делать дальше?
Повозившись у стены, драгунский офицер нажал на какой-то выступ, после чего со скрежетом открылась ниша. Барон вытащил из неё какие-то тряпки. Это были части восточного костюма, очевидно, некогда принадлежавшие османскому воину. Только теперь я начал понимать что-то в происходящем. Однако додумать свои мысли, оформить их в какое-то конкретное мнение помешал разговор, который, не таясь, вели между собой мои противники. За разговором барон стягивал с себя форменную драгунскую амуницию и облачался в цветастые одежды янычара. Казак помогал ему поскорее справиться с переодеванием.
— Настало время объяснить тебе всё, слуга Великого. Магистр — глупец, Он считает, что лишь ему и Мудрым дано владеть тайнами движения светил и угадывать последствия незначительных событий, несерьёзных причин серьёзных последствий. Мудрые просчитались. Они не поняли главного — в этом месте, в Измаиле, решается всё! Наступает высшая точка большой петли Асмодея, и именно здесь сейчас находится область высочайшего конфликта и напряжения. Ты, низкий слуга великого хозяина жизни и смерти, ты, букашка перед лицом Его, понимаешь это?
— Понимаю, брат мой.
— Лжёшь, ты понимаешь весьма мало. Для того чтобы понять это, нужно обладать мудростью веков. Точка петли и мы на Острие Иглы — такое случается лишь с избранными. А глупец Магистр, уверенный в своей непогрешимости, способен в невежестве своём всё испортить. Но он ошибается. Оружие Трижды Проклятого и Трижды Вознесённого — сейчас я, а не они, не все эти Мудрые и Магистры! — с торжеством в голосе произнёс барон. — Понимаешь ты это?
— Да, господин. И нет для меня большего счастья, чем преданно служить великому делу.
— Если всё получится, я перешагну через врата. Нет, через двое врат. Подобное удавалось немногим. Я сравняюсь с ними, брат мой! Удар Иглы будет неотразим, и ось содрогнётся, как не содрогалась ещё никогда! И будет сделано сие вот этими руками! Слушай, что нужно…
— Я весь внимание, господин.
— Три связи, три узла Лимпериума необходимо разрубить. Один узел — судьба русского князя. Она будет предрешена, если огонь и железо коснутся его тела. Если он через неделю обожжётся о кочергу, то прорыв в цепи событий ещё через восемь дней приведёт его к гибели — глупой и случайной. Но это возможно лишь при развязывании второго узла Лимпериума. Паша склонен сдать Измаил без боя. Если здесь не разгорится кровавая бойня, узел останется неразвязанным. Этой турецкой свиньёй займусь я. Думаю, будет лучше, если он умрёт и не станет смущать своих подданных собственной нерешительностью. Ты же должен заняться князем. Огонь и железо — запомни это!
— Как всё это сделать? — удивился и растерялся казачий офицер. — Не вложу же я ему кочергу в руку…
— Мудрость от тебя так же далека, как Луна от Земли. Не обязательно вкладывать что-то в руки. Существует третья, второстепенная, но необходимая нам связь. Третий узел. Завтра вечером с семи до десяти ты должен убить подпоручика Смирнова, одного из любимцев князя, после чего причины увяжутся со следствиями, астральные силы закрутят их обоих. Всё произойдёт само собой.
— Повинуюсь, брат мой.
— Я отблагодарю тебя, когда пройду через вторые врата. Да будет так!
— Слава Чёрному образу!
— Слава Тьме и тени!
Переодетый барон растворился во тьме, а Перебийнос некоторое время стоял, прислонившись к стене, — потом покачал головой и недовольно буркнул:
— Барона понесло… Но никуда не денешься. Он направился в мою сторону. Когда казак проходил мимо, я решился на отчаянную выходку. Нащупав большой камень, я со всей силы ударил его по затылку. Ударил, а потом подумал: чтобы с подобной головой что-нибудь сделать, нужен по меньшей мере пудовый валун. Со страхом представил себе, как казак обернётся, схватит меня за шею могучими руками и свернёт её, словно жалкому цыплёнку. Перебийнос, будто бы решая, что делать, постоял секунду-другую на ногах, а затем тяжело рухнул на пол.
Я склонился над ним. Всё-таки удалось свалить этого быка с одного удара. Вынул у него из-за пазухи нож. Нужно-признаться, я не так много понял из разговоров этих двух людей, за исключением лишь, что в их словах кроется какая-то силища, невероятная и мощная, поэтому я должен сделать всё, чтобы предотвратить исполнение их планов. И первым делом необходимо было добить Перебийноса. Да, да, этим самым ножом, который я держал сейчас в руках.