— Ну и что следует из вашего рассказа? Чего вы от меня хотите? — спросил я после минутного молчания.
— Ничего. Просто вы, брат, на веки вечные обречены на борьбу со злом и чёрными силами. Это ваш крест. Остаётся только ввести вас в Орден. Вас ждёт церемония прикосновения к Истине Вы согласны?
— Не знаю…
— Зато я знаю. И наш разговор, и ваше согласие — пустые формальности, — усмехнулся он — Вам некуда деваться. Отныне вы не принадлежите себе. Отныне лёгкая и простая жизнь, несерьёзные заботы — всё это в прошлом.
— Ну да, как же! — вдруг разозлился я. — Вы думаете, что я безропотно соглашусь на всё! Может, единственное, чего мне хочется, — это покоя. Я жажду счастья, а не борьбы, не погони за чем-то невидимым и ускользающим.
— Счастья? Любви? Я вовсе не против… Мне не нужно производить сложные вычисления, чтобы прийти к выводу, что вы с Лейлой предназначены друг для друга.
Я густо покраснел и сжал кулаки, а он, будто не замечая этого, негромко продолжал:
— И всё-таки я жду вашего последнего слова.
— Я… согласен. Вы же сами сказали, что деваться мне некуда. Возможно, я пожалею об этом, но что делать!
— Конечно. Пожалеете и не раз, но другой жизни для себя вы уже не сможете помыслить. Вот, возьмите.
Он протянул мне брошь с изображением луны из драгоценных камней — изделие тончайшей работы.
— Это и знак, и защита, и символ. Владейте. А пока до свидания, брат мой. Он направился к выходу.
— Как это «до свидания»… А что дальше?
Но он скрылся и не ответил на мой последний вопрос.
Я сел за стол и замер. Мой ум кипел, как вода в котле. Мир изменился для меня за последние несколько дней. И тут я ощутил прикосновение к моему плечу ласковых рук. Обернулся и посмотрел в женские глаза. В бездонные, чёрные глаза. Бог мой, а ведь она действительно нужна мне больше, чем все остальные женщины в мире!
На следующий день я узнал, что личным приказом Суворова за храбрость и мужество, проявленные при взятии Измаила, на моё имя выписан офицерский патент. Да, содействие братьев из Белого Ордена, кажется, начиналось. Что же ожидает меня в дальнейшем?
Не знаю. Но в ближайшем будущем — Москва, где я должен отчитаться перед моим начальством по инженерной части и принять новое назначение.
…Сколько же лет прошло после описанных мной событий? Около девяноста! И мне уже давно за сто. Как я прожил их? Ступал там, где редко ступала нога простого смертного, делал то, что мало кому по силам, освоил такие премудрости, кои и не снились самым её-, ликим философам и учёным. Я видел мир и войну, менял страны и личины, побывал на всех континентах и был представлен, наверное, всем владыкам этого мира. Я манипулировал и играл императорами и князьями, владельцами мануфактур и ростовщиками, да что там — целыми державами и империями. Я шёл через кровь, смерть, понимая, какой несмываемой печатью ложится всё зло на мою бессмертную душу, и вместе с тем осознавая, что иначе нельзя. Я раскрыл в себе неведомые способности и с гордостью смогу сказать, что стал тем, кем мне было суждено стать. Я достиг вершины. Я выполнил своё предназначение.
С грустью смотрел я на мир. Мне было приятно думать, что он не так плох, ведь вместе с жестокостью в нём существует и добродетель. И я знал, что всё было бы гораздо хуже, если бы в те дни у Измаила, на Острие Иглы, не оказались мы, слуги Света. Камень в высшей точке дуги Асмодея мы столкнули в нужную сторону
Но пришло время для другой дуги. Борьбу за неё мы проиграли. Стодвадцатилетняя большая дуга. Одна из самых смертельных в истории. От победы в этом бою зависело очень многое. Мы проиграли, и на пороге следующего, двадцатого века я со страхом смотрю в будущее, в страшное будущее, когда ненависть с небывалым размахом вырвется наружу и разольётся кровавым океаном по материкам планеты, когда Зло почти погубит мою родину, когда восстанет брат на брата и будут созданы невиданные смертоносные средства. И мир погрязнет во зле и безумии. Но это ещё не будет концом.
Жизнь моя заканчивается. Вскоре я допишу свою историю. Она займёт своё место здесь, в самом сокровенном святилище нашего Ордена. Рядом с воспоминаниями, описаниями пути многих и многих слуг Света, рядом с потемневшими свитками, в которых томится истинная, а не ложная история человечества, выдуманная людьми. Рядом с рукописью Эрлиха. Да, рядом с рукописью скромного летсаря фрица Эрлиха. Я столько раз перечитывал её, что, каюсь, выучил наизусть. Описание пути Эрлиха, который не так давно, в начале прошлого века, вступил в неравную схватку с Магистром Хаункасом — одним из самых коварных существ, служивших Чёрному Ордену. Если бы Хаункас одержал верх, то неизвестно, какими бы ещё кошмарами украсились дела Тьмы. Но Эрлих с его наставником победили!
Я уже дописываю свою историю. Когда поставлю точку в конце, то отдам последние распоряжения, а потом тихо уйду в вечность, провожаемый братьями в долгий путь. Но смерть не пугает меня. Ибо кому, как не мне, знать, что настоящей смерти не существует, что она — выдумка Вольтера. Смерти нет, а есть лишь переход. Переход, а потом возвращение. Возвращение и новая борьба.
И эта моя жизнь тоже возвращение. И я есть не кто иной, как Эрлих в прошлой жизни. Дромген-провидец не кто иной, как мой наставник, с которым мы одержали победу над Мудрыми ещё в 1703 году от Рождества Христова, а Массаус не кто иной, как Магистр Хаункас.
Я снова вернусь в этот мир. Я даже знаю, когда это произойдёт. Лик планеты изменится. Люди пройдут через огонь и страдания, о которых и не помышляли.
И тогда приду я, чтобы опять вступить в вечный бой. Я вернусь, ибо я не могу не вернуться. Ибо на моих плечах лежит груз вечной борьбы…
Теперь я находился не в тайном хранилище Ордена Светлого Лика. Я не дописывал свои воспоминания, они были дописаны уже много лет назад. И не в бездне, вход в которую закрывал «бульник». Я оказался в каком-то невероятном, вовсе не враждебном пространстве. Оно было мне знакомо. Надо только вспомнить… вспомнить…
— Здравствуй, низринутый в бездну Арканаим, — услышал я.
Я вспомнил. Вспомнил если не всё, то многое.
— Здравствуй, новый Наблюдатель, — произнёс я, не шевеля губами. Слова возникали внутри меня. — Не прошло и тысячи лет, как ты занял моё место…
Я купался в океане звуков, света, неясных образов, неописуемых ощущений. Всё это когда-то было хорошо мне знакомо. Я находился здесь не один. Какая-то часть меня общалась с невероятным, но хорошо знакомым мне существом. Глаз не мог определить его формы, она постоянно менялась. Это существо было чем-то гораздо большим и вместе с тем меньшим, чем человек. Диверлок… Когда-то и я был одним из них. Был? Или есть?
— Арканаим, ты сумел воспользоваться гризраком иглинов. До сих пор это не удавалось никому.
— Ну и что?
— Иглины властвовали над этой частью Галактики, их влияние простиралось на единую систему, носившую название Тысячи Миров. Их могущество можно сравнить с могуществом миллиона планет Большого Звёздного Круга.
— Ну и что?
— Возможно, ты не по слабости низвергся в этот мир. Возможно, на тебе знак предначертания. Возможно, тебе суждено исполнить что-то важное не только для Земли и Тысячи Миров, но и для Большого Звёздного Круга.
— Что это означает?
— Не знаю. И не знает никто. Возможно, нам угрожает опасность, и именно тебе суждено первым встретить её, лицом к лицу. Скоро ты всё узнаешь.
— Когда?
— Ты совсем стал человеком. Люди любят задавать вопросы, на которые пока ещё нет ответа. До свиданья, Арканаим.
— До свиданья.
— Мне не хотелось бы, чтобы настал день, когда я, подобно тебе, перешагну порог.
Это были последние его слова, прозвучавшие в моём сознании, падающем обратно в бездну…
Первое, что я увидел, — белый потолок. Я скосил глаза и ухватил взором капельницу надо мной, оранжевый шланг, иглу в вене. Кажется, живой.
Я медленно приходил в себя. Встал с постели через пять дней. История моей болезни пестрила такими словами, как «стресс», «психологическая травма» и прочее в том же духе. Тот самый детина, завреанимацией, сказал, что всё это полная чепуха. Если честно, он вообще не может поставить никакого диагноза, Ни видимых телесных повреждений, ни облучения, ни типичной симптоматики для нервного расстройства, реактивного состояния — ничего, что могло бы уложить человека на больничную койку.
Нашли меня утром мальчишки, игравшие в войну около «бульника». Я лежал, вцепившись пальцами в руку моего врага, в которой был зажат окровавленный нож. Мой противник был мёртв. У него остановилось сердце. Метрах в десяти от «бульника» лежал полностью разложившийся труп, в котором удалось опознать погибшего шофёра «икаруса». Зачем понадобилось похищать труп и тащить его к «бульнику» — никто не знал Вряд ли мне поверили бы, если бы я сказал, что водитель пришёл туда сам. Чуть дальше была обнаружена Аля, которая едва не стала жертвой. Она была доставлена в больницу примерно с тем же диагнозом, что и я.
На следующий день после описанных событий неожиданно открыл глаза и заговорил бродяга. Он клялся, что никого не убивал. Год назад он случайно стал свидетелем убийства девушки, неизвестно зачем подобрал слетевшие с её шеи ракушки и нож. Через некоторое время он встретил на улице убийцу и, узнав его, поднял шум. Когда его задержали, в милиции он ничего не сказал, опасаясь, что ему не поверят. Он стал следить за убийцей и оказался свидетелем расправы над иноком. Бродяга пытался спасти несчастного, но каким-то неизвестным способом убийца лишил его чувств и сунул в руку нож…
Звучал этот рассказ не слишком убедительно. В нём зияли многочисленные пробелы, и у следствия так и не было окончательной уверенности в том, что Вампиром является именно погибший доцент, а не бродяга. Но при обыске у Сотника нашли старинную малахитовую шкатулку, в которой лежал набор вещественных доказательств: пуговица от куртки первой убитой женщины, серьга из уха второй и кольцо, принадлежавшее третьей. Зачем-то, может, на память о жертвах (кто этих маньяков разберёт?), он брал от каждой какой-нибудь предмет. Кроме того, было проведено множество эксперт