— А запросто! — «Ковбой», сидевший рядом с Глебом, потянул из-под ног свой рюкзак, дернул завязку.
— Погоди, — остановил его Головеров. — Не дергайся, рано. Поглядим, чего они хотят.
— Мне интересно, где они зацепили? — наблюдая за трассой, проговорил Грязев. — До границы или после?
— Скорее всего, до. А потом передали, — подумав, решил Глеб. — Подставили нам… этого паренька на «Москвиче», нашпигованном аппаратурой. Больно уж грамотно ведут. И спокойно для РУОПа.
Владелец машины завертел головой — не понял, но догадался, что его подозревают. Саня снял напряжение:
— Вряд ли… Воняет от него здорово. На дезодорант не похоже…
— Пожалуй, да… Значит, это не РУОП, а наша контора.
— Это с антеннами-то на крышах? — усмехнулся Грязев. — Или я отстал от жизни за два года?
— Отстал. — Глеб тихо тронул машину, выводя ее на открытое место и тем самым облегчая задачу наружному наблюдению. — Наша контора в полном загоне, такое старье со складов тянут — прошлый век. А МВД на подъеме, вся современная техника там.
— Резонно. И жалко контору.
— Мать вашу, мужики? Вы охренели?! — возмутился «ковбой». — Нас рубить хотят! Чего мы сидим?
— Ладно, не суетись, — оборвал Головеров. — Мы же на своей родной земле, а дома и стены помогают.
— Н-н-ну, блин!.. Под вашу ответственность! — сверкнул глазами «ковбой».
В полукилометре от трассы простояли минут двадцать. Видимого интереса к одинокой машине в степи никто из проезжающих не проявлял.
И вертолет больше не появлялся в небе.
— Все, это определенно наши, — заключил Глеб. — Техника драная, но тактика знакомая. И порубят нас на этой дорожке, Саня.
У «ковбоя» сдавали нервы — бессмысленные, бездарные штурмы одного и того же города не прошли бесследно. Он резко обернулся к «таксисту», корявой, судорожной рукой схватил за грудки, притянул к себе, дыхнул в лицо:
— Ну, падла… если ты сдал — зарежу!
— Не сдавал я! — прохрипел владелец машины. — Выехал утром побомбить…
— Предлагаю вариант, — сказал Глеб. — Такси отпускаем. Ты, Саня, берешь обоих парней и уходишь в степь. Я останусь тут. Они же меня пасут… Оружие спрячете. А встретимся потом, допустим, на заправке у въезда в Невинномысск. Годится?
— Не годится, — сразу же возразил Грязев. — Так долго искал тебя, не хочу расставаться. Мы даже не поговорили…
— Расставаться — не расставаться, это все из области чувственности, — жестко заметил Головеров. — Поговорить мы успеем и в Москве, за бутылочкой хорошего коньяка.
— Коньяка я напился на всю жизнь. Даже «Двин» пробовал. А он — царь вин.
— Хорошо, «Смирновскую» возьмем. Или «Абсолюта».
— Обыкновенной водяры из коммерческой палатки. По четыре пятьсот.
— Отстал… Водяру в палатках уже не продают. И она уже по двадцатке.
— Во, цены растут! — удивился Саня. — Есть другой вариант, самый мирный. Поехали, спросим мужиков, чего им от нас надо? Кто послал?.. Если это не РУОП, то сдается мне, «жигуль» с антеннами специально нам выставили. Из того расчета, что начнем…
— Понял, — прервал Глеб. — Кажется, один такой котел мы проезжали.
— Проезжали, километров шесть отсюда. И вагончик. На асфальте же — три заплатки всего. Это на две бригады?
— То есть, мы между двух котлов.
— Да… И проселок этот как будто случайно подвернулся.
— Они нас просчитали? — подумал вслух Глеб.
— Расслабились мы, брат, — усмехнулся Грязев. — И дым Отечества нам сладок и приятен… Ты в Москве давно был?
— Кажется, последний раз в прошлом веке… Думаю вот, вернусь, а участковый мою квартиру занял. И прописался… Ты пустишь к себе пожить?
— Не пущу, нижних соседей затопишь… Между двух котлов это же не между двух огней?
— Знаешь, я ведь тебя с той зимы не видел, с девяносто третьего, — вспомнил Головеров. — Ты как поехал скитаться, так и… А между прочим, иногда полезно топить того, кто под тобой живет.
— Глеб, это не солидно!
— Еще как солидно! У меня были такие «мягкие игрушки»! Где они теперь?.. Я «кукле Барби» ключи оставил. Хорошо бы приехать, а она там. Только что из постели… Красный шелковый халат насквозь просвечивает. А я стою, как бык перед тореодором… Но знаю, все будет обязательно не так. Открывает мне этот ментяра, а за его спиной — обе моих «игрушки»… «Гражданин! Вы здесь больше не живете!..» Значит, так: мы с Анатолием Ивановичем прыгаем на ходу и пешочком выдвигаемся к котлу. А ты с остальными прокатись по проселку до заслона. Уверен, через пару километров в какой-нибудь балочке сидят мужики. И ждут, например, чеченских террористов, имея приказ живыми не брать. Ты им не давайся, ладно?
— Да уж постараюсь…
— Выезжай назад и сразу на трассу. И рули к вагончику. Я как тебя увижу, бригаду возле котла возьму. А там и спросим, кого ловят и кто послал.
— Это подходящий вариант, — одобрил Саня. — Только что без стрельбы…
— Нет, вот это как раз никуда не годится! — вдруг заявил Глеб. — Они для нас просчитали именно такой вариант, знают же, с кем имеют дело. Нас не трогают пока. Значит, не хотят шума. И вот это весьма странно.
— В девяносто третьем не стеснялись, шумели в центре Москвы. Скромные стали? Или я отстал от жизни?..
— Не отстал, Саня… Кто у нас еще может работать профессионально, чисто и со вкусом? Кроме спецназа из нашей конторы?
— Да вроде и некому, насколько помню.
— Тогда это не ГРУ, не ФСБ и не РУОП какой-нибудь, — сделал еще одно заключение Головеров. — По почерку — наши, по духу — нет.
— Мои воспитанники? Так они в Югославии остались…
— Ты же не один такой воспитатель.
— Да уж, спецназов развелось!.. И воспитателей.
— А какая у меня была казачка, Саш! Даже хотел с собой взять…
— Что же не взял?
— Есть такое дерево, которое не пересадишь. И птицы есть — в клетках не живут и в неволе не размножаются.
Анатолий Иванович, крепившийся до поры до времени, тут не выдержал:
— Извиняюсь, мужики… Что-то я не понимаю? Надо действовать, а вы хрен знает о чем!..
— О женщинах, брат, — улыбнулся Грязев и похлопал его по затылку.
— О строптивых женщинах, которые в неволе не размножаются.
— Торчим тут, как… — выматерился «ковбой», вдруг почувствовав поддержку Анатолия Ивановича. — С трассы из базуки — и факел! Бля… Ну, вы, тренированные, натасканные — чего? Про баб бакланят, когда действовать надо! Вы делайте, делайте что-нибудь! Или, на хрен, я сейчас пойду и всех в блин раскатаю!
— Ладно, что-нибудь сделаем, — пообещал Глеб и обернулся к снайперу. — Сходи в разведку. Глянь, кто возле котла толчется. Если только соглядатаи, выйди на трассу, подальше от них, и лови машину, грузовик. Скажи, сломались, дернуть надо, до Невинномысска. За деньги.
— Кто остановится? Золотом осыпь — пошлют, — проворчал Анатолий Иванович. — Тем более, я в таком виде.
— Это хорошо, что в таком. Остановится тот, кому надо.
— Хочешь сказать?..
— Ну да! Гони его сюда, тут разберемся. Снайпер минуту подумал, достал и спрятал под одеждой гранату Ф-1 с запалом без замедлителя, осторожно, в узкую щель двери выскользнул из машины: «Москвич» наверняка держали под неусыпным надзором. В траве растворился, как ящерица…
— Ну вы и слоны! — не унимался «ковбой». — Бля, я думал, вы крутые, а вы как заторможенные, как отморозки…
— Не оскорбляй лучших чувств, — заметил Саня и подмигнул Глебу. — Знаешь, у меня в Турции тоже была… казачка. Должен сын родиться.
— Что ты? И молчал, гад!
— Да я не понял, может, и наколка… Но ее рвало натурально.
— Турчанка, что ли?
— Но! Наша, москвичка, сочетался с ней законным браком. Конечно, липовым, но свидетельство видел сам. Чистая работа.
— «И за борт ее бросает, в набежавшую волну!» — спел Головеров.
— Слушай, а какая там хохлушка была у начальника центра! Обалдеть. В турецкой бане мыла. Намылит горячей пеной, а потом грудью массаж…
— Ты изверг, Грязев! Замолчи, извращенец!
— Какая расслабуха идет, — продолжал тот. — Никакая «химия» рядом не стояла.
— А я думаю, что ты там подзаторчал? Инструктор…
— Да я в Болгарии подзаторчал, — признался Саня. — От танцовщицы на углях едва ушел. Сердце трещало…
— Все-таки, как это — плясать на огне и не обжечься?.. Я танцы на крови видел. А на огне?
— На огне — танец очищения. Ступишь с ложью в душе — дым из-под подошв. Понимаешь, нужно дойти до такой степени правды, чтобы тело становилось нетленным. Но этого еще мало. Самое трудное — представить, что ты — сам огонь, сгусток пламени, пылающий уголь, но душа при этом — холодна и бесстрастна… Нет, это целый мир, иной мир, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — проговорил Глеб. — Кажется, так не бывает.
— Бывает. Тут главное — первый шаг, психологический барьер. Ну, как в первом бою: страшно, а идти надо. Душа трясется, а откуда-то — трезвое сознание и холодный рассудок.
— И так же страшно?
— Не просто страшно… Но посмотришь — девушка танцует! Ноги, бедра напоказ, чтобы платье не вспыхнуло… И так тебя заберет!
— Кажется, забрало, — подтвердил Глеб, рассматривая в бинокль трассу. — Буксир у нас есть.
— Представляю, какой буксир, — усмехнулся Саня. — Сейчас они нас зацепят…
— Поглядим…
— Ну вы, бля, чокнутые! — определил «ковбой» и схватился за рюкзак. — Фургон тормознул, без окон! А что в фургоне? Соображаете?!
Грузовик ГАЗ-53 с синим фургоном уже спустился С насыпи на проселок и теперь набирал скорость.
— А что? Фургон как фургон, — сказал Глеб. — Типа хлебовозки. Или нет. Вроде попроще, одна дверь, сзади. Слава Богу!
Грязев порылся и извлек из-под сиденья монтировку — таксист возил ее для самообороны, отщелкнул замок и замер у двери.
— Мать вашу… — неистовствовал «ковбой», выпутывая автомат из тряпья. — Думал, в самом деле вы… А вы!.. Потому и духам сдались! Супермены долбаные… Ну, падла, сейчас наделаю мяса!
Головеров дождался, когда он пристегнет спаренные магазины, втолкнет гранату в подствольник и отобрал оружие.