Вырезок оказалось три. Самая большая называлась «Убийство бревном?». Криминальная хроника популярной газеты «Вечерний город» сообщала, что некто Захаров М. И. 1958 года рождения, кладовщик «Русского минерала» и заместитель председателя профсоюза «Единым фронтом», погиб при довольно жутких обстоятельствах. Тело нашли между металлическими гаражами в десятке метров от дома убитого. Приехавший судебно-медицинский эксперт установил, что Захаров умер от единственного удара тупым предметом в висок слева. Сила удара и поверхность повреждения позволили предположить, что мужчину сбила машина. Однако следов волочения полицейские не обнаружили, собака след не взяла. Других повреждений на трупе не было, и, судя по всему, убийство произошло здесь же, между гаражами. «Видимо, грабитель ударил Захарова бревном или огромной трубой», – предполагал журналист.
Если автор из «Вечернего города» был потрясен способом убийства, то в газете «Прогород» больше интересовались мотивом. Статья называлась «Медвежье ограбленье». Эта газета сообщала, что Захарова убили ради наживы. Пропали личные вещи: деньги, банковские карты и телефон. Документы и выпотрошенный кошелек были вывалены на грудь убитого. Убийца даже не пытался замести следы. Все это напомнило журналисту нападение гигантского медведя.
Третья заметка была распечаткой с новостного сайта, на оперативный характер которого указывали заголовки: «Срочная новость: изверг с бревном»; «Убийца-силач угрожает жителям». На сайте сообщались детали: Захаров возвращался домой после рабочей смены и был нетрезв. Интернет-журналисты раздобыли также фотографию кладовщика и фотографию места убийства. Захаров выглядел вполне себе обыкновенно: немного одутловатое лицо с набрякшими веками, похожее на тысячи ему подобных лиц российских работяг за пятьдесят, стрижка ежиком, залысины, глаза без выражения. Место убийства выглядело строго утилитарно: два гаража, между ними проход около метра шириной.
– Что скажешь? – поинтересовалась Виктория.
– Ужас.
– А по делу?
Я перебирал вырезки и крутил новостную ленту. По делу у меня был вопрос: какое отношение убийство в гаражах вообще имеет к спору между профсоюзом и администрацией завода «Русский минерал»?
– Захаров был простой кладовщик на заводе. Это просто совпадение.
– А я как раз думаю, что это убийство совсем не случайное, – задумчиво проговорила Виктория. – Захаров – заместитель Жильцова.
Я вспомнил наш с Юлей откровенный разговор на банкете. Виктория была не в курсе главного – что все члены профсоюза являются заместителями председателя, чтобы никого из профсоюзников нельзя было уволить. В остальном Захаров самый простой человек, работяга, судя по всему, алкоголик. Точно не ключевая фигура.
Выслушав меня внимательно, Виктория молча поднялась. Лицо ее стало непроницаемо. Взгляд обратился внутрь. По-моему, известие ее не обрадовало. Я наблюдал за теткой. Вика взяла с журнального столика газеты, которые сегодня утром привезла нам Юля.
– Вот именно! – сказала она наконец почти шепотом.
– Что, именно? – переспросил я, забирая из ее рук стопку.
– Именно, что их там всего сто человек! Я этого не знала, но теперь все еще лучше сходится… Ты, например, знаешь, где находится Гуджарат?
Такое бывает, я знаю: перезанимаешься, и мозг в прямом смысле этого слова вскипает. Я снова присмотрелся к ней: явные проблемы со сном, невозможность переключиться, навязчивая идея доказать вину профсоюза. Гуджарат какой-то. Что это вообще такое? Расстройство логической основы мышления? Паралогический бред? Мне становилось все больше не по себе.
– Гуджарат – это штат в Индии, – продолжала Вика, не замечая моего замешательства. – В последнем номере «Рабочей силы» рассказывается, как рабочие подняли восстание на текстильной фабрике и избили менеджера, добиваясь восстановления своих прав. Избили – не убили! И вот про Гуджарат профсоюзники пишут, а про убийство одного из ста своих членов в последних номерах – ни слова! Даже крошечного некролога не написали. А? Как тебе?!
– Может быть, смерть в гаражах – это не то, что следует освещать в газете? – предположил я.
– Да это же улика! – воскликнула тетка и долго ковырялась в ящике стола, наконец торжественно извлекла ярко-красную скрепку и прикрепила статьи про убийство кладовщика к газете, где говорилось про Гуджарат. Выглядело это крайне странно, если не сказать ненормально.
– Убийство Захарова произошло две недели назад, – продолжала меж тем Вика. – Я ждала двух последних номеров профсоюзной «Рабочей силы», но, как видишь, там об убийстве молчок. Ничегошеньки – ноль на палочке, полное игнорирование. Про разные носки Карнавалова во время выступления на совете директоров есть, анализ фейсбука дочери сестры Селиверстова – есть, подбитый глаз менеджера в каком-то Гуджарате есть, а про убийство целого одного процента личного состава профсоюза – нет.
Удивительно, но в газете действительно писали про то, что директор Карнавалов проводил важное совещание в носках разного цвета. Статья ернически называлась «Новый модный тренд», и в ней проводилась параллель между разноцветными носками и неряшливым руководством заводом. Статья была как минимум забавной, а по форме запоминающейся. Про фейсбук – тоже было. И про Гуджарат. Все верно.
– Неужели они не заметили потери бойца? – продолжала Виктория. – Хороший повод написать о происках администрации… Что, мол, не исключена версия… Следствие не отрицает, что это, возможно, сведение счетов с профсоюзом… А где? А нетушки! Дилемма тут простая – либо они вообще не знают об этом происшествии, что вряд ли, так как о нем написали несколько местных газет, либо они знают об убийстве Захарова слишком много, чтобы о нем упоминать.
Стараясь не делать резких движений, я прошел к дивану и сел рядом с теткой. Не надо обладать медицинским образованием, чтобы знать, что такое паранойя. Я сразу заметил неладное, когда приехал в город, но теперь до меня окончательно дошло. Суть паранойи в том, что человек начинает видеть связи там, где их нет, и отбирать явления только в пользу одной своей параноидальной версии. Внутри самой паранойи все логично и выстроено – именно поэтому это расстройство бывает очень убедительным и обнаруживается не сразу. До определенного момента я даже соглашался с Викиными умозаключениями. Но как только параноик выходит за пределы своего воображаемого мира, начинаются нестыковки. Главная нестыковка заключалась в том, что следствие по убийству кладовщика Захарова продолжалось, факты проверялись, дело в руках профессионалов. Но Вика упорно искала связи с профсоюзом только в пространстве СМИ, отказываясь признавать существование любой другой реальности, кроме реальности текста. Самое ужасное – она находила эти связи. На секунду я почувствовал себя виноватым – я оставил ее одну… Хотя, стоп, взрослый дееспособный человек, наверное, может сам уложить себя спать и приготовить еды. Нет, ни в чем я не виноват! Наконец объяснились и красные глаза, и жуткий вид, и странная нервозность.
– Вик, – сказал я как можно мягче, – ложись спать и поспи хотя бы восемь часов. А утром мы поговорим. Идет? Это я тебе как ветеринар советую.
Она усмехнулась, но на предложение не среагировала. Вместо ответа схватилась за телефон:
– Кому звонишь? – спросил я, снова заметив нехороший сухой блеск в ее глазах.
– Селиверстову, – бросила она.
– Зачем?
– Ты думаешь, ему не следует знать о том, что его профсоюз убивает его же работников?
– И он что, пять мотоциклетов с пулеметами пришлет?
– Зачем? – удивилась тетка в свою очередь, разыскивая номер юриста.
– Как «зачем»? Консультанта ловить. То есть тебя, ты ж у нас консультант, – ответил я, прозрачно намекая на то, что нельзя звонить работодателю в двенадцать ночи, когда тот бухает на банкете, и предлагать ему сумасшедшие версии только потому, что кто-то чего-то где-то не написал. Однако Вика не слушала.
– Отдай! – Она вцепилась в телефон, который я попытался вытащить у нее из пальцев.
– Вика, проспись сначала, а потом решишь, надо звонить или нет! – почти кричал я. – Контракт потеряешь, на весь город ославишься! Надо тебе это? Да что вообще с тобой такое?
Виктория внимательно посмотрела на меня, и в этот раз глаза ее сверкнули настоящим гневом:
– А я-то думаю… Вот черт! Ты, оказывается, считаешь, что я чокнулась?! Вот дела. Дожили!
– Вика, я просто сказал, что надо отдыхать иногда. – Я пытался образумить ее, но тетка как с цепи сорвалась.
– А речь свою цензурить иногда не надо?
– Что делать?
– Цензурить. От слова «цензура»!
– Я ничего нецензурного не говорил, чтобы «цензурить». И вообще, нет такого слова «цензурить»!
– Из нас двоих кандидат филологических наук здесь я, поэтому, какие слова есть в русском языке, а каких нет, тоже решаю я, – уперлась Вика, после чего удалилась в ванную. Щелкнул замок.
Отлично, теперь она еще и слова новые придумывает!
– Такими темпами тебя скоро люди вообще перестанут понимать! – крикнул я в закрытую дверь. – Тебя и так понимают процента три твоего окружения. А скоро вообще будешь только ветряные мельницы словами разить!
– Знаешь что, я думала, что тебе это будет интересно. – Ее голова высунулась из ванной. – Но теперь понимаю… Тебе вообще ни хрена не интересно в этой жизни! Похоже, тебе и вправду лучше лечить зверушек и жениться на всяких Маргаритах.
Дверь хлопнула с еще большей силой: косяк содрогнулся, замок провернулся. Это было чудовищно. Законченный образ домашнего ада. Мысленно послав Викторию куда подальше, я вызвал такси и поехал к себе.
Глава 9. Вот тебе и два
Если хочешь писать о женщине, обмакни перо в радугу и стряхни пыль с крыльев бабочки.
В Старое Озерное я приехал рано утром. Я помнил про обещание, данное Валееву: «Старая озерная корова» все еще требовала возмездия, а вместе с ней требовала какой-то ясности и моя оценка по практике. Но, попав в тайфун по имени Виктория, скорректировать траекторию полета почти нереально. Про кислотного человека Вика выслушала без особого интереса. Впрочем, от дела она не отказалась и обещала взяться, как только определится со стратегией по «Русскому минералу». На том спасибо. Но сейчас я все еще был зол на тетку и решил действовать сам.