Дело в том, что Примадонна была руководителем не только помощницы Селиверстова, но и Виктории. Однако тех пор, как Витория защитила диссертацию и занялась собственной практикой, между ней и ее бывшим научным руководителем общение происходило довольно удивительным образом. Они следили за научной деятельностью друг друга, но при этом старались лично не пересекаться. Миллер продолжала считать, что яйца курицу не учат, а Вика в свою очередь полагала, что курица – не птица.
Думаю, на сей раз Миллер собиралась растоптать Викторию при свидетелях. Эта хитрая дама ни за что не вышла бы на ринг, не будучи уверенной в победе. Миллер владеет словом ничуть не хуже Вики, а дело «Русского минерала» можно выиграть без всякого анализа текстов и вообще без какой бы то ни было лингвистики – только на одном общественном мнении. Может быть, формально Селиверстов и Виктория правы, но моральный закон на стороне профсоюза и рабочих. И тут я был совершенно согласен с Примадонной.
Какие аргументы могли бы вправить Виктории мозги, я не представлял. До прихода Селиверстова у меня оставалась пара часов, и я решил, коль уж с Викой вышел облом, попытаться вправить мозги другой, не менее упрямой особе. Ну или себе, поскольку в таких делах, как известно, выход готовой продукции может быть самым неожиданным.
Время было подходящим – конец рабочего дня. Битый час я потерял, стоя перед салоном «Мармелад» и дергаясь, как от пощечины, всякий раз, когда открывалась дверь. На улице было холодно, шерстяное двубортное пальто по середину бедра, может быть, и смотрится солидно и модно по сравнению с курткой, но все-таки это не лучший выбор для русской зимы. Самым оптимальным вариантом стало бы зайти в кафе напротив, сесть у окна, согреться чаем или кофе… Но я боялся, что пропущу ее. С некоторых пор Марго как будто научилась ускользать, растворяться в воздухе.
В руке я держал диск и сам себя спрашивал: «Что за… романтическая выходка?»
Пару дней назад я задал вопрос в нашем с друзьями приватном блоге, мол, так и так, друг просил узнать: девушка отшивает без объяснения причин… Они все поняли, конечно, но даже Альберт, самый тонко воспитанный из нас, я бы даже сказал мажорно-светский, посоветовал лишь цветы и ресторан. Остальные советы были еще более стереотипными.
Сейчас я, как полный идиот, сжимал в замерзшей руке диск с фильмом «Завтрак у Тиффани». Еще раз внимательно рассмотрев на обложке легкомысленную Одри Хепберн с мундштуком в руке, я вдруг почувствовал себя ржавым топором, воткнувшимся в затылок дирижера симфонического оркестра во время спора об исполнении Баха. Аргумент вроде бы прозвучал, но вряд ли будет засчитан. Какая самонадеянность! Неужели я правда хотел, чтобы Марго примерила этот фильм на себя, на нас с нею? Идиот. Тлетворное влияние филфака. Я спрятал диск за пазуху и решил, что лучше вообще без всего.
Когда я уже вконец задубел, дверь открылась и Марго пошла. Марго пошла, а улица, наоборот, остановилась. Я мысленно поблагодарил себя за то, что не ждал в кафе: сердце и без всякого кофе пустилось вскачь как бешеное, я едва догнал ее, несильно придержав за рукав. Она обернулась, и глаза ее сверкнули страхом и, кажется, жалостью или даже неприязнью.
– Стой, Марго, – повторил я, теряя волю под этим взглядом. Она обвела меня с ног до головы: новые джинсы, пальто… Шляпу с маленькими полями я купить не успел и потому решил вообще не надевать ничего на голову. Улыбка пробежала по ее лицу, но этой улыбке невозможно было дать определения, кроме того, что это было чертовски обидно.
– Маргарита, нам надо поговорить.
Она вздохнула и тихо спросила:
– О чем?
– Нет, не поговорить, – соображал я лихорадочно. – Ты ушла, я знаю, ты не выдержала. Со мною сложно… Подожди, не говори ничего… Подожди.
Я силился вспомнить цитату про то, что самым большим преступлением в любви является хранить мертвое и рвать живое. Но это перед компьютером все вспоминается легко и пишется красиво, а на улице, под взглядом Марго, не вспомнилась даже эта банальность.
– Вот, – неожиданно для самого себя громко крикнул я и рванул из внутреннего кармана «Завтрак у Тиффани».
Марго дернулась в сторону, испугавшись, но увидела диск и поняла, что угрозы нет. Как такая мысль вообще могла прийти в эту красивую голову? Она снова подошла.
– Одри? – проговорила Маргарита, и я мучительно покраснел. Вот я осел! Одри Хепберн – икона стиля. Наверняка Марго пересмотрела все фильмы с ней и уж точно этот – про девушку, бегущую от себя и от любви.
«Я не настаиваю, что у нас так же, но, может быть, ты найдешь что-то для себя и захочешь поговорить?» Этого произнести я тоже не смог, но, протягивая диск, посмотрел на нее так выразительно, как только мог себе вообразить.
– Не надо, – глядя с жалостью, сказала она. – Не хочу выяснять отношения.
– Марго, это была практика от института. Всего два месяца, даже меньше. Все закончилось. Возвращайся! Я понимаю, меня долго не было, и в этой квартире есть минусы: далеко до работы, у нас не было некоторых вещей… Но можно найти другую квартиру… Хочешь? У нас с Викой сейчас новое дело… Микроволновка, стиральная машина…
– Вот ты снова не слышишь, – вздохнула она и торжествующе улыбнулась.
– Что? – пробормотал я, понимая, что все мои аргументы биты и опять не ясно чем.
Марго отвела мою руку с диском и вдруг сказала то, что я даже физически не мог принять. Слова как будто ударялись о мою голову и отскакивали во все стороны.
– Не ходи за мной. Поздно уже. Два месяца назад все это надо было говорить. А теперь у меня другой, понимаешь ты, нет? – сказала она и резко развернулась так, что ее светлые волосы с тяжелыми завитыми концами ударили ее по спине. Она шла к остановке, не оглядываясь.
– Другой? – Я не мог проникнуть под звуковую оболочку этого слова. – Другой? Просто из-за отсутствующих полочек в ванной? Любовь не пережила полочек в ванной?
Вдруг она остановилась, повернулась и посмотрела на меня – как будто ударила в солнечное сплетение. Я никогда раньше не видел такого разочарования в глазах и не хотел бы видеть этого снова.
– Любовь не пережила того, что ты такой дебил, – сказала Марго и прыгнула в подъехавший автобус, который тут же показал мне свою тупую белую задницу.
Если во всех случайностях видеть проявления судьбы, то нельзя будет и шагу ступить.
К Виктории я завалился в новом образе и в полной прострации. Дверь открыл своим ключом. Она даже не подняла глаз от газет, когда я поинтересовался, можно ли переночевать. Вернуться в ту квартиру, где мы жили с Марго, казалось невыносимым.
Тетка лежала на диване, на животе, опиралась щеками на подбородок. Заварив на кухне чай, я обнаружил ее в том же положении.
– М-м-м, что? – Она откинулась на спину.
– Ты спала?
– Да. Вроде бы да. Хотя не знаю, но идея хорошая. Разбуди меня, когда придет Селиверстов.
– Я останусь сегодня у тебя? – снова спросил я.
– Ночью я буду работать. Но вообще, конечно… – Вика кивнула в сторону гипсокартоновой стены, показывая, что кровать в моем распоряжении, отвернулась и моментально уснула снова. Даже ее паранойя не выдерживала этого чудовищного темпа работы.
В моей же собственной пирамиде потребностей сон сейчас занимал далеко не первое место. В основании пирамиды залегло острое желание разобраться или хотя бы просто набить рожу… Я пока не знал, кто этот другой, но ненавидел его самой настоящей эволюционной ненавистью. Другой казался мне улыбающимся адским клоуном, торжествовавшим победу. Клоун в желтых штанишках, чучело в драном пальто. Подлый наглый вор.
Несмотря на острое желание пойти караулить у ее дома или бросить все и поехать путешествовать автостопом, я все же нашел в себе гордости и разума остаться дома, открыл ноутбук и вошел в группу «Философия эротики», откуда недавно получил «оригинальные» советы насчет цветов и ресторана. В этой группе зависали четверо моих бывших одноклассников и я. Мы давно разлетелись кто куда, но старая дворовая дружба все еще жила благодаря интернету. Эротичными в нашей группе признавались почти любые новинки техники, машиностроения, последние достижения в сфере IT и, конечно, женщины.
Вечером все участники были онлайн. Мое появление в сети после практики в деревне вызвало дружные лайки и приветствия. Наконец-то можно было оторваться за все те недокачанные мегабайты, которые зажали провайдеры.
Скинув реплику о том, что по старой памяти пишу за деньги курсач одному нерадивому поцу с филфака и тема курсача «Измена в литературе», я сразу же узнал кое-что новое о войне полов и разнице между мужчинами и женщинами от моих бывалых, как они себя, безусловно, представляли, друзей. Существуют ли загадочные роковые женщины в наше время? Только что вернувшийся из армии Паша выразился по существу вопроса предельно ясно:
«Времена рыцарей, которые крушат все мельницы в округе ради взгляда прекрасной дамы, давно прошли. Роковых женщин сейчас точно не существует. Баб много. Не нравится что-то, идет лесом. Одной бабе другая баба всегда на замену встанет».
«Так просто?» – набрал я.
Паша ответил, как отрезал:
«Да, с тех пор как изобрели мушкет».
Глубокое умозаключение про мушкет, видимо, проистекало из исторических данных о конце эпохи рыцарства в прямом смысле этого слова. Нельзя было не согласиться: мушкет действительно сводил все ухищрения латников и кузнецов к абсолютному нулю. С изобретением мушкета рыцари действительно исчезли, но ведь им на смену пришли джентльмены. В общем, мысль Паши казалась недодуманной.
Конечно, заход с курсачом мало кого обманул. Посыпались вопросы, и я уже пожалел, что спросил. Вообще человечество – ужасный собеседник. Люди мало понимают, но каждый при этом хочет сказать. На самом же деле личный опыт ничтожен по сравнению с тем, что мы прочитали или посмотрели. Мы все люди культуры, как бы ни развивались мировые события. А что такое культура? Это куча разрозненных подробных и при этом противоречащих друг другу инструкций, как поступать или не поступать в каждый конкретный момент жизни. Началось все, конечно, с Библии, а дальше эстафету божественного огня переняли так называемые светочи нации, то есть писатели. У кого как, а у пишущих на русском языке получились сплошные вредные советы.