В.М. Ленина, члена РСДРП с 1901 года.
Здесь уместно, видимо, напомнить один из фактов биографии М.С. Кедрова— в годы Гражданской войны он некоторое время возглавлял Особый отдел ВЧК и, выходит, стоял у истоков «красного террора», под безжалостный топор которого два десятилетия спустя попал и сам вместе с младшим сыном Игорем, работавшим в органах госбезопасности. И в этом не следует искать никакого парадокса — все складывалось вполне закономерно, ведь иначе и не могло быть.
Следует также отметить и тот факт, что «возня» вокруг дела Локтионова продолжалась и после его расстрела. Так, 6 ноября
1941 года, то есть через девять суток после его смерти, от одного из арестованных, используемого следствием в качестве камерного агента, было получено и соответствующим образом оформлено донесение о якобы допущенных Локтионовым антисоветских высказываниях по целому ряду политических и военных вопросов. Характерно и другое — уже после его расстрела, в 1942 году, задним числом, следователи НКГБ сфальсифицировали заключение об этом расстреле, ложно указав, что предъявленное Локтионову обвинение доказано показаниями арестованных А.А. Левина, П.А. Алексеева, И.Ф. Сакриера, Г.М. Шевченко, И.Я. Самойлова, А.Ю. Киверцева, Н.Я. Котова, С.А. Чернобровкина, О.Е. Грибова и других.
Если Локтионова с определенной поправкой можно назвать баловнем судьбы, то таковым в конце 30-х годов, несомненно, являлся Дмитрий Григорьевич Павлов. Убедимся в этом, обратившись к его послужному списку. Крестьянский парень из деревни Вонюх Костромской губернии, он родился в 1897 году. В Первую мировую войну дослужился до старшего унтер-офицера. «Карьера» Павлова в царской армии окончилась в 1916 году, когда он раненным попал в плен, где и провел почти три года. Вступив в Красную Армию в 1919 году, Павлов, окончив в 1920 году Костромские пехотные курсы, служил затем на командных должностях в дивизии червонного казачества. Потом следует учеба в Омской военной школе, командование 10-м кавполком. Вместе с полком он участвовал в боях в Горном Алтае против атаманов Сальникова и Кайгородова. В 1923 году в составе 6-й Алтайской кавалерийской бригады был переброшен в Туркестан, где воевал с басмачами. Потом три года учебы в Москве (в Военной академии имени М.В. Фрунзе) командование 75-м кавполком в Даурии. Кстати, бригадой, куда входил 75-й кавполк, командовал в то время К.К. Рокоссовский. В 1929 году полк успешно участвовал в боях на КВЖД, за что Павлов удостоен ордена Красного Знамени. В 1931 году «профориентация» Павлова резко меняется — он направляется снова на учебу, но теперь уже в Ленинград, на курсы технического усовершенствования. По их окончании Павлов командует в БВО 6-м мехполком и 4-й мехбригадой.
С последней должности Павлов в октябре 1936 года уезжает добровольцем в республиканскую Испанию, где работает в качестве главного советника танковых войск, одновременно командуя танковой бригадой и группой из нескольких бригад. Ему было присвоено звание генерала республиканской армии. После десятимесячного отсутствия на Родине он в июле 1937 года в зените своей славы возвращается домой. Именно в этот период на него обрушивается дождь наград, званий и назначений. Судите сама: находясь еще в Испании, Павлов удостаивается звания Героя Советского Союза, награждается орденами Ленина и Красного Знамени. Через несколько дней после возвращения он получает внеочередное воинское звание «комкор» и назначается заместителем начальника Автобронетанкового управления РККА. Спустя три месяца Павлов становится начальником этого управления. В данной должности он участвует в советско-финской кампании, а после нее назначается командующим войсками Белорусского (с 11 июля 1940 года — Западного Особого) военного округа. Как отмечалось, звание генерал-полковника танковых войск Павлову было присвоено в мае
1940 года, а в начале 1941 года, получив пятую звездочку на петлицы, он становится генералом армии. К июню 1941 года Павлов имел награды: три ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, медали «Золотая Звезда» и «XX лет РККА».
Оценки Павлова и его деятельности в предвоенный период самые различные — от блестящих и хвалебных до негативных и даже резко отрицательных. К числу последних относится высказывание Н.С. Хрущева, перед войной первого секретаря ЦК Компартии Украины и члена Политбюро ЦК ВКП(б), т.е. человека из ближайшего окружения Сталина.
Из воспоминаний Н.С. Хрущева: «...Хочу сказать несколько слов о своей беседе со Сталиным о танковых войсках. Это, по-моему, было в 1940 году, когда я приехал в Харьков посмотреть на испытания танка Т-34.
Этот танк испытывал сам командующий бронетанковыми войсками Красной Армии Павлов. Это человек прославленный, герой испанской войны. Там он выделился как боевой танкист, бесстрашный человек, умеющий владеть танком. В результате этого Сталин назначил его командующим бронетанковыми войсками.
Я любовался, как он на этом танке буквально летал по болотам и пескам в районе... восточнее Харькова. Затем он вышел из танка, подошел к нам — мы стояли на горочке, наблюдали — я с ним беседовал, и он беседовал с конструкторами, хвалил этот танк. В этом разговоре он на меня произвел удручающее впечатление, он мне показался малоразвитым человеком.
Я просто боялся, как человек с таким кругозором и с такой слабой подготовкой может отвечать за состояние бронетанковых войск Советского Союза, сумеет ли он охватить, охватывает ли он все, может ли он поставить все задачи, которые необходимы, чтобы сделать этот вид вооружения действительно основой мощи Красной Армии.
Меня все это очень беспокоило. Вскорости после испытаний я приехал в Москву и, естественно, рассказывал Сталину, как испытывался танк, о его достоинствах... Я все-таки решил высказать Сталину свои сомнения относительно способностей командующего бронетанковыми войсками Красной Армии Павлова. Я должен их высказать с большой осторожностью, потому что мои встречи с ним были кратковременны и не давали мне права настойчиво доказывать Сталину, что он не годится для своей должности. Я только хотел высказать свои сомнения, я хотел этими высказываниями насторожить Сталина, чтобы Сталин лучше к нему присмотрелся и принял бы соответствующие меры.
Поэтому и сказал:
— Товарищ Сталин, знаете ли вы хорошо Павлова?
— Да, хорошо знаю.
— На меня он произвел отрицательное впечатление, — и я рассказал, что мне он кажется довольно ограниченным, что это человек, который хорошо владеет танком, но хватит ли у него ума, чтобы создать бронетанковые войска, правильно их вооружить и использовать.
Сталин очень нервно реагировал на мое замечание:
— Вы его не знаете.
— Я и раньше вам говорил, что я его мало знаю.
— А я его знаю. Знаете, как он себя показал в Испании, как он воевал там? Это человек знающий. Он знает, что такое танк, он сам воевал на танке.
Я говорю:
— Я просто хотел вам сказать, что у меня сложилось впечатление не в его пользу...
...К сожалению, мои сомнения были подтверждены жизнью. Этот Павлов, командующий бронетанковыми войсками Советского Союза, был освобожден от своей должности, но не потому, что непригоден, а ему дали более ответственный военный пост. Его назначили командующим войсками Белорусского военного округа, то есть главного, центрального направления на Москву со стороны Запада....
Павлов, командующий Белорусским округом, в первые дни войны потерял управление войсками. Он совершенно не подготовил свои войска к вторжению Гитлера, потерял сразу технические средства: авиация была уничтожена на аэродромах...
Такие люди появились у руля, потому что были уничтожены кадры, кадры, которые были отобраны, закалены и воспитаны в гражданской войне, а потом получили образование и накопили опыт. Они были уничтожены от Тухачевского сверху до командира роты снизу, а может быть, даже несколько составов было уничтожено...»12
Здесь понятно все, кроме одного: на каком основании Хрущев делает такой уничтожающий вывод о Павлове? Только исходя из нескольких кратковременных встреч с ним? Но ведь любому здравомыслящему совершенно ясно, что дать оценку человеку, тем более военному деятелю, о степени его профессиональной пригодности может только специалист. В данном случае специалист военного дела, в число каковых Хрущев, как известно, никогда не входил, о чем он и сам, не скрывая, признается в своих мемуарах.
Так почему же, только что восхищаясь умением Павлова владеть грозной бронемашиной, зная о высокой оценке его участия в республиканской Испании в качестве главного танкового советника, Хрущев, ничтоже сумняшеся, делает в итоге совершенно нелогичный вывод о непригодности Павлова к исполнению обязанностей начальника бронетанковых войск? Не мог Хрущев, будь даже он семи пядей во лбу, за несколько минут разговора определить широту кругозора Павлова. А на каком основании он оценил его подготовку как слабую?
Вывод напрашивается только один: Хрущев, переняв во многом стиль работы Сталина, продолжал и в 60-х годах бросать камни в «огород» Павлова, считая его справедливо осужденным в
1941 году, а неудачи Западного фронта объясняя исключительно личными просчетами командующего. Будучи, как и Сталин, причастен к организации репрессий, Хрущев прекрасно понимал, к каким последствиям может привести его отрицательный отзыв о под-
готовке Павлова, о его неумении, неспособности руководить бронетанковыми войсками. В лучшем случае это означало снятие с должности, в худшем — арест, тюрьму и смерть.
Знал ли Хрущев в момент работы над своими мемуарами о том, что Павлов еще в 1957 году был полностью реабилитирован? Думается, что таких деталей он мог и не знать, тем более что будучи в опале, имел ограниченный доступ к архивным документам. Однако Хрущев не мог не знать того, что уже несколько лет широко идет реабилитация жертв культа личности Сталина, начатая, кстати, по его инициативе после XX съезда КПСС. А что Павлов и его товарищи по Западному фронту являются жертвами таких репрессий, Хрущеву, безусловно, было все-таки понятно.