Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг. — страница 83 из 115

В Западном Особом военном округе (4 общевойсковые армии, 44 дивизии, один воздушно-десантный корпус, 21 авиаполк) накануне войны, несмотря на его ранг перворазрядного, тем не менее не хватало производственных мощностей и материалов. Усиленными темпами шло строительство новых укрепленных районов в приграничной полосе, аэродромов, железных и шоссейных дорог, закладка складов и баз для всех видов снабжения, прежде всего на территории Западной Белоруссии, вошедшей в 1939 году в состав СССР. На помощь строительным и саперным батальонам нередко приходилось привлекать стрелковые подразделения округа, что негативно сказывалось на качестве их боевой учебы. Полностью же намеченную программу выполнить так и не удалось. Например, границу в округе удалось прикрыть долговременными оборонительными рубежами только на 17%, хотя Павлов о необходимости ускорения этих работ постоянно напоминал руководству Наркомата обороны и правительству.

Вот один из примеров. 18 февраля 1941 года он направил донесение на имя Сталина, Молотова и Тимошенко, в котором просил выделить значительные средства на приведение западного театра военных действий «в действительно оборонительное состояние путем создания ряда оборонительных полос на глубину 200—300 километров, построив противотанковые рвы, надолбы, плотины для заболачивания, эскарпы, полевые оборонительные сооружения...»

Павлов решительно возражал против привлечения для таких работ войск округа, мотивируя это опасностью срыва хода боевой учебы. Учитывая, что в обороне страны должны не на словах, а на деле принимать участие все ее граждане, он предложил учащихся десятых классов средней школы и всех студентов высших учебных заведений вместо отпуска на каникулы привлекать на оборонительное и дорожное строительство, создавая из них на это время взводы, роты и батальоны под началом командиров из воинских частей. Перевозку и питание учащихся и студентов предлагалось организовать за счет государства17.

Правительство не пошло на такие крайние меры, руководствуясь заверениями Сталина о верности Германии пакту о ненападении, подписанному в 1939 году. Жизнь показала, насколько разумными были предложения Д.Г. Павлова, к которым вовремя не прислушались в Кремле и наркомате обороны.

Немцы же, наоборот, хорошо подготовились к началу войны, у них была весьма неплохо налажена разведка. Их диверсионно-разведывательные группы много поработали накануне и в день начала войны. Достаточно сказать, что проводная связь штаба фронта со штабами армий была надолго прервана. Восстановить ее удалось не скоро, а с 3-й армией генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова вообще оказалось не под силу.

Некоторые командиры частей Западного фронта, дезинформированные сообщением ТАСС от 14 июня, проявили в первые часы войны вопиющую беспечность. Так, командиры частей одного из соединений, собранные для проведения учений, артподготовку немцев утром 22 июня восприняли как начало этих учений с боевой стрельбой. Немцы, убедившись, что внезапность их удара достигнута, стремились по максимуму использовать сей фактор. И это им удалось. В результате налетов немецкой авиации 22 июня было выведено из строя большинство пунктов управления, аэродромов, складов, а ВВС Западного фронта понесли огромные потери — 738 самолетов было сбито и уничтожено, в том числе 528 — на аэродромах. Недаром же командующий ВВС генерал-майор И.И. Копец, не выдержав подобного потрясения и позора, покончил жизнь самоубийством. Куда уж хуже: например, в 10-й смешанной авиадивизии через несколько дней после начала войны осталось всего несколько самолетов.

Управление войсками со стороны фронта было парализовано, командование во главе с Павловым, имея отрывочную, скудную информацию о положении дел, не владело обстановкой. Его приказы, направляемые в войска, нередко противоречили друг другу. Не смогли изменить положение дел на фронте и прибывшие туда во второй половине дня 22 июня специальные представители Сталина — заместители наркома обороны Маршалы Советского Союза Г.И. Кулик и Б.М. Шапошников. К тому же Кулик, убывший в 3-ю армию, надолго пропал, вызвав недоуменные вопросы Москвы. Для его поиска несколько раз направлялись разведывательные самолеты и штабные офицеры на бронемашинах.

Обстановка не прояснилась и через неделю, о чем свидетельствуют переговоры по «Бодо» Павлова с начальником Генштаба Г.К. Жуковым утром 30 июня:

«Жуков: Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту, не зная, что происходит в районах Минска, Бобруйска, Слуцка.

Павлов: В районе Минска 44-й стрелковый корпус отходит южнее Могилевского шоссе...

Жуков: Немцы передают по радио, что ими восточнее Белостока окружены две армии. Видимо, какая-то доля правды в этом есть. Почему ваш штаб не организует высылку делегатов связи, чтобы найти войска? Где Кулик, Болдин (заместитель Павлова. — Н.Ч.), Кузнецов? Где кавкорпус? Не может быть, чтобы авиация не видела конницу.

Павлов: Да, большая доля правды. Нам известно, что 25 и

26 июня части были на реке Шаре, вели бой за переправы с противником... Послана группа с радиостанцией с задачей разыскать, где Кулик и где находятся наши части...»18 Таким образом, в конце.июня Павлов так же слабо владел обстановкой, как и в первые дни после начала войны.

Пытаясь взять ситуацию в руки и восстановить управление войсками, Павлов направляет в армии одну за другой группы офицеров связи — на самолетах, бронемашинах, мотоциклах. Их также сбрасывали на парашютах в районы предполагаемого нахождения штабов армий. Судьба этих офицеров в основной своей массе трагична. По свидетельству заместителя начальника оперативного отдела штаба Западного фронта генерал-майора Б.А. Фомина, в один из дней (26 июня) для передачи армиям фронта боевого приказа об отходе их на рубеж реки Шара и далее через Налибокскую Пущу' было направлено в каждую армию по одному самолету У-2 с приказанием сесть около КП и вручить приказ; по одному самолету СБ с приказанием сбросить около КП парашютиста с шифрованным приказом для вручения адресату и по одной бронемашине с офицером с тем же шифрованным приказом.

«Результаты: все У-2 сбиты, все бронемашины сожжены и только на КП 10-й армии (урочище Замковый Ляс у Волковыска) были с СБ сброшены два парашютиста с приказами»19.

Нельзя без содрогания и боли читать рассказ генерал-майора П.И. Ляпина, начальника штаба 10-й армии, о продолжении этой истории и дальнейшей судьбе двух офицеров-парашютистов. Заподозрив в них переодетых немецких шпионов, их под конвоем привели в штаб армии, несмотря на заверения задержанных о том, что их послал сам Павлов. Все попытки расшифровать привезенный приказ не имели никакого успеха, ибо, как пишет Ляпин, «наш шифроотдел и в предыдущие дни не мог расшифровать ни одной шифровки штаба фронта... Было решено послать работника шифроотдела в штаб 3-й армии и попытаться расшифровать привезенный документ при помощи шифрооргана этой армии. Мы считали, что наконец этот документ даст нам возможность ориентироваться в

обстановке и установить цель дальнейших действий армии, что в создавшихся условиях было крайне необходимо...»20

В штабе 3-й армии доставленный приказ также не смогли расшифровать, так как имеющиеся шифры оказались устаревшими, а новые отсутствовали. Однако это не помешало особому отделу армии арестовать и допросить «с пристрастием» прибывших офицеров, которые пытались объяснить причину своего появления в районе КП 10-й армии. Ничего не помогло — оба были расстреляны без суда и следствия там же, на КП 3-й армии. Описанный эпизод лишний раз подтверждает, насколько велики были неразбериха, растерянность и неорганизованность в войсках и штабах Западного фронта, какой величины достигала неготовность органов управления к работе в чрезвычайных условиях войны, особенно в ее начальном периоде.

Возвратимся к вопросу: в чем причина неудач Красной Армии летом 1941 года? И опять однозначно все упирается в кадры, их зрелость, мастерство, умение руководить войсками. А что же имела Красная Армия накануне войны, с каким потенциалом вступила она в смертельную схватку с кровавым чудовищем — вооруженными силами фашистской Германии? Аргументированный ответ на сей вопрос находим у Мерецкова:

«Современный читатель может задать вопрос: чем объяснить, что в деятельности командного состава Красной Армии было много недостатков?

Во-первых, к концу 1940 года наши командные кадры в большинстве своем были очень молодыми. Некоторые командиры в течение предыдущих двух-трех лет прошли несколько служебных инстанций и командовали округами, соединениями, руководили штабами по несколько месяцев. Они заменили военачальников, выбывших из строя в 1937—1938 годах. Вновь назначенные командующие, командиры и начальники штабов в своем абсолютном большинстве обладали высокими качествами; многие из них приобрели опыт в боевых действиях в Испании, на Халхин-Голе и в финской кампании. Однако они только осваивали свои новые обязанности, что, естественно, порою приводило к упущениям...»21

В Москве были крайне недовольны действиями Павлова. И было отчего — танковые и механизированные части противника ежедневно продвигались вглубь советской территории, захватывая все новые и новые населенные пункты, железнодорожные узлы, пункты связи, склады и коммуникации. Павлов знал все это, как знал и то, что непременно последуют суровые меры. Однако надеялся, что ему все же дадут возможность выправить положение и таким образом реабилитировать себя. Он очень надеялся на такое развитие событий. Но случилось другое, худшее из того, что можно было ожидать. 30 июня Сталин приказал вызвать Павлова в Москву. В тот же день состоялось заседание Государственного Комитета Обороны (ГКО), на котором принято решение об отстранении Павлова от руководства войсками фронта. В эти же дни Сталин принял решение направить своего «протеже» — начальника Политического Управления РККА армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса, большого «специалиста» по выявлению врагов народа (шпионов и вредителей), на должность члена Военного совета Западного фронта. Принять командование фронтом было приказано наркому обороны С.К. Тимошенко.