ообще ни при чем. Итак, завтра же опросить корабельного кузнеца — мало ли, кто что заказывал? «Ах, я такой рассеянный, такой рассеянный, вот, только что уронил за борт ключ от дорожного сундучка. Вот, сделал слепок с замка». Примерно так…
Удар корабельного колокола разбудил пассажиров на утреннюю молитву. Рыжебородый священник забасил, замахал кадилом. Спокойная лазурь неба висела над мачтами, а за кормою вставало солнце. Быстро теплело, но все равно, многие поеживались, не в силах отойти от ночной прохлады.
— Господи, иже еси…
Крестясь вместе со всеми, Лешка обдумывал план действий. Во-первых, отправить Владоса к шкиперу — пусть разрешит опросить кузнеца, во-вторых — тщательно пересмотреть судовую книгу, обращая самое пристальное внимание на повторяющиеся фамилии — тех, кто плыл и туда, и обратно. Вообще же, это лучше поручить Георгию, ему все равно нечем заняться…
Юноша крестился неумело, но старательно. Как и большинство россиян, он вполне искренне считал себя православным, по наивности полагая, что для этого достаточно просто зайти в церковь на какой-нибудь большой праздник. Постов можно не соблюдать, молитв не знать, символа веры — тем более, самое главное — носить на шее крестик, красить на Пасху яйца, а на Троицу ездить на кладбище. Вот, в общем-то, и все россиянское православие. Как с презрением говорил старший воспитатель Василий Филиппович — «Стыдно!»
После утренней молитвы матросы принялись за приборку. Абдул Сиен поддерживал на своем судне образцовый порядок, и команда каждое утро вылизывала буквально каждую щель. И не дай бог кто-то что-то пропустит. В руках у боцмана покачивалась увесистая плетка.
Согнанные со своих мест пассажиры уже не роптали — привыкли.
— Вы — на корму! — контролируя центровку судна, деловито распоряжался боцман. — А вы — на бак!
— Куда?
— На нос, сопли сухопутные!
Владос побежал на корму, к шкиперу, а Лешка — торопливо, как и все — зашагал к бушприту, пользуясь моментом, чтобы навестить узника. Юноша уже обогнул фок-мачту и подошел к трапу, как вдруг…
Как вдруг нос к носу столкнулся с тем самым молодым монашком, которого искал весь прошедший день, а с ночи — забыл и думать. Он! Он! Смуглое худое лицо, длинные темно-русые волосы, серо-голубые глаза, ряса…
Монашек, как видно, тоже узнал Лешку… и широко улыбнулся:
— Здравствуйте, рад вас видеть. Как спалось?
— Спасибо, неплохо, — Лешка не знал, что и делать.
— Сочувствую, — скорбно поджав губы, кивнул монашек. — Я видел, как арестовали вашего друга. Думаю, капитан возвел на него напраслину — мало ли кто мог подкинуть под циновку похищенный портолан?
— Да уж, — юноша махнул рукой.
А монашек неожиданно предложил прогуляться по палубе — матросы как раз закончили уборку:
— Если у вас, конечно, найдется время.
— Да найдется.
Чуть ли не под руки, они сошли с бака и неторопливо зашагали к корме.
— Приятная погода, не правда ли? — улыбнулся монах и вдруг хлопнул себя по лбу. — О, Святая Дева, я же совсем забыл представиться! Массимо Дженовезе, брат ордена святого Франциска Ассизского. Можно просто — Массимо.
— Алексей, — кивнул Лешка. Монашек вдруг показался ему довольно симпатичным — и с чего было принимать его за шпиона? — И можно по-простому, на «ты».
— О, конечно, конечно, — Массимо улыбнулся. — Я тоже думаю, что ни к чему разводить церемонии. Очень приятно познакомиться, уважаемый Алексей. И — разреши еще раз поблагодарить тебя за вчерашнее вино. Признаться, так хотелось пить, что… — он виновато развел руками. — Согрешил, каюсь! Нарушил пост.
— Да, да, — шутливо улыбнулся Лешка. — Как же это вы… ты… так?
— О, мы, францисканцы, больше обращаем внимание на помощь нуждающимся, нежели на соблюдение формальностей.
— Это, по-моему, правильно.
Монах рассмеялся:
— По-моему — тоже.
«А он вполне приятный парень, — подумал Лешка. — Наверное, зря мы его подозревали… ну, просто тогда некого больше было…»
— Алексей, а я ведь искал с тобой встречи, — оглянувшись по сторонам, Массимо понизил голос.
Лешка вдруг почувствовал, что от нового знакомого чем-то пахнет. Чем-то таким родным, приятным, новогодним… Апельсины! Ну, точно — апельсины!
— Слава Святой Деве, хоть тебя не упрятали под арест, а ведь могли бы, могли… И вот, о твоем друге… Я видел, своими глазами видел, как около его циновки ошивался какой-то парень… Думал еще — наверное, он что-то хочет украсть. И — увидел, как он что-то вытащил из-за пазухи.
— Видел?! А что за парень? — быстро спросил Лешка.
— Такой забавный пухлощекий толстяк в короткой зеленой куртке с зубчатым башлыком, тоже зеленым. Кажется, его зовут Илларион. Я слыхал, как окликивали… Он ночует по левому борту, ближе к корме, в компании какого-то жуткого крючконосого типа, очень похожего на разбойника.
— Господи, Массимо! — Лешка расслабленно прислонился к борту. — Так ты все видел… Свидетель… Вот что — срочно идем к шкиперу!
— О, нет! — непреклонно заявил монах. — Правила нашего братства строго-настрого запрещают нам мешаться в мирские дела. Да и насчет толстяка я не вполне уверен. Видел, как он что-то вытаскивал, но вот — что? Хорошо бы просто незаметно за ним проследить. Мне это просто сделать — мое место по соседству… Слушай! — Массимо вдруг улыбнулся. — А давай последим вместе! Я просто представлю тебя соседям, как старого своего знакомого… Вдвоем-то мы толстяка не упустим! Знаешь, что? Я слышал, после обеда матросы собираются устроить купание… Удобный случай обыскать его вещи!
Лешка радостно улыбнулся:
— Пожалуй, так и следует поступить! У меня здесь есть еще один друг…
— Знаю, — кивнул Массимо. — Грек с огненной шевелюрой.
— Угу — Владос. Подключим его?
— Конечно! Будь уверен, втроем мы быстро выведем толстяка на чистую воду.
Лешка рассуждал так же.
За кормой корабля в воду опустили парус, так что любой желающий — естественно, кроме женщин — мог за сравнительно небольшую плату освежиться в прохладной морской воде, без боязни утонуть либо отстать от судна. Помощник шкипера и боцман тщательно следили за все увеличивающимся числом пассажиров, не без основания опасаясь перегрузить корму. Не то чтобы все, плывущие на «Дойной корове» люди, вдруг в один миг оказались заядлыми купальщиками, нет, просто на судне было так мало развлечений, что многие просто пришли поглазеть, повеселиться, а некоторые — и заключить пари.
— Ставлю во-он на того худющего! Нырнет красиво.
Лешка искал в толпе пухлогубого толстяка в зеленой куртке, которого наконец и увидел, сразу же обернувшись к монаху:
— Он?
— Да, — коротко отозвался тот. — Этот.
— Что, нашли? — быстро поинтересовался Владос. — Ага, вижу… Этот толстяк в зеленой куртке и есть ваш Илларион?
— Не «ваш», а «наш», — Лешка усмехнулся. — Дождемся, когда он полезет в воду, да пошарим в одежке!
— А вдруг он спрятал похищенное в вещах? — резонно возразил грек.
— В каких? — Массимо вскинул глаза. — По-моему, все вещи у толстяка за спиной. В мешке.
— Хитер, — негромко заметил Лешка. — На палубе мешок не оставил, видать, побаивается, что сопрут.
— Что-то он долго стоит, — с сомнением произнес грек. — Захочет ли искупаться?
— Захочет, — монашек уверенно кивнул. — Я вчера сам слышал, как он мечтал о купании. Так что наберитесь немного терпения, друзья!
Над головами яростно сияло солнце. Весна весною, но пекло оно уже почти по-летнему, и над палубой даже натянули тент, чтобы обезопасить пассажиров от солнечного удара и несколько смягчить полуденный зной.
Лешка вытер выступивший на лбу пот и признался, что с удовольствием выкупался бы и сам.
— А мы с тобой как раз и пойдем плавать, — улыбнулся Массимо. — Извини, Владос, но ты уж больно приметный, мало ли, он тебя запомнил. Пока мы придержим вора в купальне, а ты тем временем осмотришь его мешок.
— Хорошо, — коротко кивнул грек, увидев, как толстяк, раздеваясь, сдает вещи под охрану вахтенного матроса, старого знакомца — Саида.
— Махни рукою, как справишься, — напутствовал приятеля Лешка и, обернувшись к монаху, предупредил. — Смотри, Массимо, я плаваю плохо.
Тот засмеялся, показав белые зубы:
— Не бойся, не утонешь, там же парус.
Быстро раздевшись, парни вслед за толстяком подбежали к балюстраде и скользнули в воду по специально спущенному с кормы веревочному трапу.
— Уфф!!! — вынырнув, принялся отплевываться Лешка. — Ну и водичка! Массимо, ты как?
— Славно! — монашек покрутил головой. — А где наш клиент? Ага, во-он он. Поплыли?
— Давай!
Вода, вначале изумившая ледяным холодом, постепенно становилась все теплее — то ли солнце так грело, то ли организм привыкал, а, скорее — и то, и другое вместе. Толстяк, отдуваясь, словно тюлень, плескался у края паруса, подозрительно поглядывая на кружившую в море неподалеку черноморскую акулу — катрана. Акула была небольшая — с кошку, но, похоже, до чрезвычайности любопытная. Плыла, не отставала. Видать, интересно было — кто это тут бултыхается?
Оба тощие — Лешка с Массимо быстро замерзли, и все чаще с вожделением поглядывали на теплую палубу. А вот толстяк, похоже, чувствовал себя прекрасно и вовсе не собирался рано вылезать. Чтобы согреться, парни несколько раз проплыли мимо него — туда-сюда. Лешка плавал так себе, совсем по-детски шумно поднимая брызги.
— Не представляю, Алексей, — покосился на него новый приятель. — Как ты не смог научиться хорошо плавать? Ведь Константинополь у самого моря!
— Я жил в горах, — отмахнулся Лешка и, посмотрев на толстяка, сжал монаху плечо. — Глянь-ка! Похоже, наш черт собирается-таки вылезать!
И в самом деле, толстяк Илларион уже подплыл к лестнице и ухватился за выбленку.
— Рано… — с досадой произнес Массимо. — Твой приятель еще не подал знак.
Ничего больше не сказав, он резко погрузился в воду и, вынырнув у трапа, схватил толстяка за ногу. Илларион, недоумевая, мешком булькнулся вниз под злорадный смех всех остальных купальщиков.