Удар!
Лешка, как учили, подставил копье, так, чтобы вражеский выпад пришелся по наконечнику.
Звон! Искры! Горящие глаза врага!
Теперь отскочить назад. Так… Копье куда длиннее сабли, единственный выход — держать противника на расстоянии. Ага… Еще удар! Маши, маши своей сабелькой, все равно не достанешь! Тебе ведь надо подобраться поближе, а как? Только хитростью, каким-нибудь обманным маневром, а не напрямик, как ты сейчас делаешь, глупо вращая глазами. Ага, да ты тоже не так уж и опытен! Молод, горяч… Сделать тебя еще погорячее? Разозлить? Запросто! Как там учил Фирс?
— Эй, скушай свининку, падаль! — внимательно следя за противником, по-тюркски выкрикнул Лешка и, набрав в рот побольше слюны, с силой плюнул, целя сопернику в морду. Конечно же, не попал, не было опыта, как ни крути, а плеваться его не тренировали… Однако… Ага! Янычар зарычал, заорал что-то гнусное, завращал своей саблей, так, что клинок просто-напросто превратился в сияющий серебряный круг.
Юноша чуть-чуть отодвинул копье… Ну, давай! Давай же!
Опа!
Заорав — Алла-а-а! — турок ринулся в атаку…
Давай! Ты, кажется, в кольчуге? Думаешь, сильно она тебя защитит? От сабли, может быть, да…
— Ну, давай быстрее, свинья!
— Ал-ала-и-и-и!
Отлично! Оп!
Сделав резкий выпад, Лешка выставил острие копья вперед и, проткнув кольчугу, насадил на него турка, как на булавку жука.
Глаза неприятеля удивленно выпучились, рот приоткрылся, и с последним вздохом из него хлынула вязкая черная кровь.
Поспешно бросив копье с наколотым на него турком, юноша упал на колени и отполз в кусты — его неудержимо мутило, рвало, — а перед глазами все стояли выпученные глаза янычара…
А затем кто-то что-то громко скомандовал.
Турки как-то быстро собрались и свалили, так быстро, что блюющий в кустах Лешка ничего толком не понял и только уже потом, услыхав громкий клич ромейской тяжелой конницы, сообразил, что к чему! Наши! Господи, неужели все?! И тут же вновь со всем омерзением ощутил снова нахлынувший спазм, увидев рядом с собой отрубленную голову Фирса! Турки, видать, не успели прихватить ее с собой в качестве трофея, а может быть, просто не нашли — слишком уж далеко она отлетела, слишком силен был удар.
Между тем конники подъехали ближе:
— Эй, есть кто живой?
Лешка вдруг устыдился показываться своим в таком виде — весь в блевотине и крови. Наоборот, пополз к оврагу, к ручью — умыться, прийти в себя, а уж потом… А то потом не отмоешься от насмешек.
— Здорово их накрыли, — негромко — но юноше было хорошо слышно — произнес командир.
— Знали! — отозвался другой голос, уверенный, насмешливый, наглый. — Все знали — и про вылазку, и про засаду.
— Ты хочешь сказать, Кириак, что…
— Что в гарнизоне предатель, мой командир! И я тебе уже говорил — кто!
— Лекса? Не слишком ли он юн для предательства?
Что? Лешка затаил дыхание! Так значит… Так значит они…
— Он никакой не Лекса, а Али, — заявил наглый. — Турок! Янычар! Посмотри, командир, ведь здесь, среди убитых и раненых его что-то не видно. Сделал свое черное дело — и ушел к своим.
— Подлый пес! Жаль, я не верил тебе, Кириак…
— Клянусь, я лично выслежу и убью предателя… если он еще жив.
— Да жив. Здесь-то его нет! Бежал, тварь такая!
Лешка затаился на дне оврага, среди колючих кустов. Сердце его ныло от недоумения и обиды. За что они его так? За что?
Воины уехали, и кони ржали вдалеке, а Лешка сидел у ручья, низко повесив голову. Куда теперь идти? Что делать? Ясно, что в крепость возвращаться нельзя — командир крут на расправу. Сначала отрубят голову, а уж потом будут выяснять — виноват ли? Если вообще будут. Жаль, жаль, что погиб Фирс, он бы заступился, он бы…
Если нельзя к своим, то куда тогда? К туркам? Еще хуже — это и впрямь будет предательством. Значит, нужно искать другой выход, другой… Как в случае с точками-кружками — выйти за пределы рисунка. Не к своим, и не к туркам… а на побережье! В селение, к рыбакам!
А примут его рыбаки? Рыбаки-то не примут, а вот местные башибузуки, сиречь — бандюки… Надо только их побыстрее найти… Хотя, а чего их искать? Зайти в любую деревню. Башибузуки — только по ночам бандюки, днем они очень даже мирные граждане — крестьяне, рыбаки, ремесленники.
Убедившись, что поблизости нет ни своих, ни чужих, Лешка выбрался из оврага и быстро зашагал в сторону моря. Куда идти — знал, ездил пару раз с Фирсом за местным вином. Дорога была свободной, турки дислоцировались совсем в другой стороне, но тем не менее юноша пару раз прятался в колючих кустах, завидев вдалеке всадников… Слава богу, обошлось — до деревни парень добрался безо всяких приключений и сразу же заглянул в местную корчму — Фирс как-то вскользь говорил, что кабатчик — явный бандит.
Он и в самом деле походил на бандита — здоровенный бугай с покатыми, словно коромысло, плечами и буйной рыжей бородищей. Увидев Лешку, ухмыльнулся в усы:
— Вина, молодой господин?
— Вино будем после пить, — негромко возразил парень. — Есть одно дело.
— Что за дело?
— Не нужно ли вам оружие? Сабли, мечи, кольчуги?
— Ты можешь продать? — оглянувшись, заинтересовался кабатчик.
— Я могу показать, где взять. Только пусть твои люди собираются побыстрее — иначе оружие подберут другие.
— А с чего ты взял, что я…
— Как хочешь, — Лешка пожал плечами и направился к выходу. — Я предложил — ты отказался. Пойду, поищу других.
— Мы не башибузуки!
— Так я же говорю, поищу…
Лешка подошел уже к самой двери, чуть замедлил шаг… Неужели — зря?
— Эй, парень!
Не зря!
— Постой!
Лешка вовсе не собирался прибиваться к башибузукам просто так, от нечего делать. Выйти «за границы рисунка» он надеялся как можно дальше, так далеко, что, пожалуй, можно было б дотянуться и до русских земель. Да-да, вот именно! И ведь дотянулся-таки!
Естественно, поначалу башибузуки ему не доверяли, присматривали, никуда одного не отпускали, а не убивали лишь потому, что у них был на счету каждый боец. Юноша приспосабливался, рисковал, ходил — а куда деваться? — в набеги. В основном на турецкие обозы, конечно, но люди старины Харчаллы — так звали кабатчика — не брезговали и крестьянскими возами, под вечер возвращавшимися с рынка. Правда, своих, христиан, старались не убивать, и Лешка был этому крайне рад. Все ж не хотелось превращаться в совсем уж отмороженного беспредельщика. К тому ж объявилась одна девчонка — племянница Харчаллы Алия. Юная, довольно смазливенькая, но не в Лешкином вкусе — слишком уж тощая — совсем не красавица по местным меркам. Юноша, конечно, поначалу терзался совестью, но потом для себя решил, что для возвращения домой все средства хороши. Тем более, завести шашни с девчонкой — это ведь не кого-нибудь убить! Совсем другое дело, очень даже приятное с обеих сторон!
Да, несомненно, Алие было приятно встречаться с не по-здешнему красивым парнем. Первый раз Лешка подловил ее у колодца — наплевав на возможные насмешки, помог дотащить тяжелые кадки с водой. Потом — слово за слово — познакомились, девчонка бойко говорила по-гречески — и стали встречаться, сначала украдкой, а потом и почти что открыто. Но пока все шло целомудренно, даже до поцелуев еще не доходило — просто сидели, да трепали языками, — и Лешка решил форсировать события, уж слишком мало времен оставалось до осени, каких-то два месяца. Ну, сентябрь-октябрь еще ладно — а дальше? Как зимой проберешься на Русь? Холодно. И коням нечего есть. Так что побыстрее надо было с Алией… вернее, с ее дядькой.
Шла уже середина июля, когда Харчалла послал девушку на луга, за свежим сеном — погода стояла солнечная, и копны как раз должны были успеть высохнуть. Лешка — а жил он при корчме в небольшой хижине — понаблюдал, как девушка запрягает лошадь, выбрался за ворота первым… И неожиданно выскочил на пути из кустов:
— Ага! Не ждала?!
— Ждала! — расхохоталась Алия. — Видела, как ты за мною подсматривал. Не стыдно?
Усевшись на телегу, Лешка посмотрел девчонке в глаза:
— Очень бы хотелось, чтоб было стыдно… А тебе?
— Да ну тебя, Али…
— Ты знаешь, как это здорово — целоваться?
— Нет, нет… что ты… ну, пожалуйста…
Губы девушки говорили одно, а глаза — совсем другое.
Крепко обняв Алию, юноша принялся со всей — ничуть не наигранной — страстью целовать ее в губы и шею…
— Перестань, перестань… Увидят!
— Тогда поехали побыстрее на луг! Гони же лошадь, гони!
— Гоню… Но имей в виду — только один поцелуй! Хорошо — два.
А телега уже тряслась по кочкам луга. Вот и жнивье… Лешка живо покидал в телегу копны, упарился — тяжело и жарко — стащил через голову рубаху и лукаво взглянул на девчонку:
— Кто-то обещал поцелуй!
— Н-ну… — Алия тревожно огляделась по сторонам. — Ладно. Только один.
— Ты же говорила — два.
Губы молодых слились в поцелуе, Лешкины руки выпростали из-под широкой юбки Алии белую льняную рубашку.
— Что… — шептала девушка. — Что ты делаешь?
— Я хочу перецеловать все твое тело… Пупок… — Лешка задрал рубаху повыше. — Грудь…
— Ой…
— Тебе неприятно?
— Мой дядя…
— Потом погорим о дяде, ладно?
Полетели в траву и стащенная наконец рубаха, и юбка… Голая Алия потянулась к юноше всем своим телом…
И, конечно, об этом узнал Харчалла, а Лешка и не старался, чтоб не узнал, наоборот. Позвав парня к себе, кабатчик вперился в него тяжелым взглядом. Лешка опередил готовые сорваться с его губ слова:
— О, уважаемый Харчалла! Осмелюсь ли я попросить руки твоей милой племянницы?
— Алии? — уточнил кабатчик.
— Ну, у тебя же одна племянница! Мы любим друг друга.
— Одной любви мало! — Харчалла задумчиво посмотрел на Лешку. — Спору нет, ты неплохой парень и смелый боец… Но вот, честно тебе скажу — слишком уж беден! Кто я — и кто ты?
— Я тоже об этом подумал! — улыбнулся юноша. — И решил пойти в набег с отрядом Косого Абдуллы!