– Я буду краток, Алексей Николаевич, – сказал он. – Потеря Эффенбаха невосполнима, мы оба это понимаем.
Алексей молча кивнул.
– Господин Рыковский – лучший из тех, кого мы нашли, – продолжил обер-полицмейстер. – Все бы ничего, если бы не его католичество! Наверняка мы обидим Владислава Рудольфовича вашим появлением. Но это не моя идея, а… Сами понимаете, поручения великого князя мною не обсуждаются. Вам роль надсмотрщика, очевидно, тоже не по душе. Ведь так?
Лыков вгляделся в собеседника. Тонкое серое лицо, черные как смоль, волосы. Глаза усталые, но внимательные. И какая-то скрытая, зажатая нервность. Словно человек сдерживает себя, чтобы не закричать. Поняв, что его изучают, полковник сказал:
– Не обращайте внимания. Я сегодня спал три часа. Для меня этого вполне достаточно, однако многие думают, что я употребляю наркотику. Или пью с утра до вечера… А я ни то и ни другое. Просто ревностно несу службу.
– Александр Александрович, вы говорили обо мне с Рыковским?
– Да, как раз вчера, по приезде из Петербурга.
– И что он?
– Владислав Рудольфович сохраняет лицо. Что ему еще остается? Помня ваш характер по Варшаве, я уверил его, что вы не интриган. Будете ему помощником, а не соглядатаем. И что Лыков – это очень хороший выбор. Лучший в нынешней ситуации.
Алексей вздохнул и встал.
– У вас там полно народа…
– Так каждый день, не обращайте внимания. Завтра будет то же самое.
– Я пойду знакомиться. Обещаю вам честно сообщить свое мнение о вашем главном сыщике. Как только это мнение составится.
– Моя дверь всегда открыта для вас!
Власовский понравился Алексею в этой первой короткой беседе. Он понимал сложность ситуации и пытался разрешить ее к пользе дела. Интригой тут, кажется, не пахнет. Есть капризный «хозяин Москвы», и его приказы приходится выполнять. Рыковский тоже понимал, на что идет, когда подавал прошение! Пусть теперь немного потерпит.
Не надевая шинели, Лыков прошел в соседний подъезд. Городовой на входе молодцевато козырнул.
– Где кабинет начальника?
– На втором этаже направо, ваше высокоблагородие!
Звеня орденами, Алексей вошел в общую комнату отделения. Все присутствующие вскочили.
– Здравствуйте, господа. Я Лыков. Прошу провести меня к Владиславу Рудольфовичу.
Штат МСП был невелик: начальник, два чиновника, делопроизводитель с помощником и двенадцать сыскных надзирателей. Плюс служительская команда и писари. Первым Лыкову представился чиновник для поручений титулярный советник Добронравов. Он и повел гостя к начальнику.
Рыковский оказался типичным польским паном: тонкое лицо, холеные усы с подусниками, изящные золотые запонки. Коллежский советник в сорок два года! Хорошая карьера. Вид у главного московского сыщика был сконфуженный.
– Владислав Рудольфович, не вы же это затеяли! – с порога заявил гость. – Пусть иные конфузятся. А мы будем вместе служить. Нечего нам друг перед другом извиняться…
– Вас прислали потому, что я католик? – не удержался от заранее приготовленной фразы хозяин. Но не выдержал и первый усмехнулся:
– Впрочем, вы правы. Зачем сотрясать воздух. Дел полно! Чаем, не обессудьте, не угощу. Надо срочно ехать в Сокольники, там очередной труп.
– Ну вот, с корабля и на бал! – тоже усмехнулся Лыков. Два сыщика посмотрели друг на друга, и было видно, что оба остались довольны. С ходу, без политесов и длинных речей. Каждый решил про себя: начнем, а там увидим…
Через минуту сыскные уже садились в пролетку. Кроме Рыковского и Лыкова, на место преступления выехали полицейский врач и надзиратель. Коллежский советник сразу стал вводить своего помощника в курс дела.
– Очевидно, что убийство – дело рук шайки Безносого.
– Безносов – фамилия главаря? – не понял Алексей.
– Не фамилия, а кличка, – пояснил Рыковский. – И не Безносов, а Безносый.
– Понятно. То есть личность главаря известна?
– Увы, только кличка. Это что-то новое в нашем уголовном мире. Безносый появился здесь в декабре прошлого года. И тут же пошли убийства игроков.
– Игроков?
– Да. Все жертвы, а их с сегодняшней уже шесть, картежники. Любители понтировать. Громилы подкарауливают их на выходе из клубов, в которых разрешены азартные игры. Утром, когда клубы закрываются. Такого гуся сразу видно. Если он продулся, идет хмурый… Его не трогают. А если пьяный да веселый, то нападают. Один удар в шею, ножом. Всегда в шею, это уж такой стиль. Быстро обирают жертву и убегают.
– А свидетели?
– Три-четыре часа утра! Свидетели все спят. Швейцар из клуба видел кого-то издалека. Примет сообщить не смог. Только когда мы стали трясти агентуру, один налетчик из Марьиной слободы проболтался. Сказал осведу[41]: это Безносого дела, кровь-де льет, как воду! Так мы узнали кличку.
– Что еще известно?
– А больше ничего! – развел руками начальник отделения. – Обер-полицмейстер рвет и мечет, газеты склоняют меня на все лады. Так что, Алексей Николаевич, помощь мне действительно нужна. Хоть и горько в том признаваться. Я, знаете ли, бывший следователь по особо важным делам. Насмотрелся всякого. Но дознание… Однако учусь, учусь!
– Какие меры приняты?
– А это вам сейчас Войлошников доложит, – Рыковский указал на сыскного надзирателя. – Я завел временные группы, ведущие расследование однотипных преступлений. Специализация и все такое… Александр Иванович – старший по разбоям и убийствам. Поэтому и едет с нами.
Войлошникову на вид было чуть меньше тридцати. Серьезный, собранный… Он толково сообщил:
– «Безносый» расценено нами как особая примета. Ведутся поиски всех сифилитиков, проверяем по спискам поименно, кто лечился. И городские больницы, и частные. Проверено более восьмидесяти человек. Пока не нашли, но найдем! Сифилис – болезнь особая, требует учета. Вскроем мерзавца!
– Еще где ищете? – спросил Лыков.
– Другая версия, что у злодея фамилия содержит слово «нос». Носов, Безносов, как-то так.
– Успехи?
– Успехов пока никаких. Все люди с похожими фамилиями – простые обыватели. Подозрительных нет. Отыскался лишь один Безносюк, но он карманник, а не головорез.
– Понятно. Другие направления поисков?
Надзиратель удивился:
– Какие еще могут быть направления?
– То есть ваша версия ограничена сифилитиками и созвучными фамилиями?
Теперь удивился и Рыковский:
– Алексей Николаевич, вы, кажется, не поняли. Именно при сифилисе проваливается нос, очень даже часто.
– Я знаю.
– Так чего же вы хотите? Где еще искать нам безносого человека?
Лыков стал терпеливо объяснять:
– Во время войны с турками у нас в Кобулетском отряде было два случая. Там местность такая, что лугов нет, и сена, стало быть, тоже нет. Еще нет дорог, никаких. Лошадей приходилось кормить овсом. А доставка из-за бездорожья очень была затруднена. Лошади часто голодали. И у казаков однажды голодный конь сошел с ума и откусил хозяину нос.
– Впервые слышу! – поразился Рыковский. – От злости?
– Да, нервы сдали. У лошадей тоже ведь есть нервы.
– И что казак?
– Отослали в госпиталь. Больше я его не видел.
– Сильно откусил?
– Как ножом отрезал! Только две дыры и остались.
– Ну и ну… А второй случай?
– То уже в бою. Прилетел шрапнельный стакан… Знаете, что это такое?
– Слышал.
– Вот. Разорвался в цепи, которая лежала в поле. И подпоручику из нашего батальона отбил нос. Сам стакан – это такая тяжелая стальная чушка. Ударил сбоку, и готово!
– А шрапнели?
– Осыпало, но не задело. А стакан задел.
– И что с подпоручиком?
– Тоже в лазарет.
– Хм… Войлошников! Что вы на это скажете?
– Господин надворный советник прав. А мы не подумали! Надо расширить круг поисков. Военная травма… да и вообще любая. Мало ли что в жизни случается? Пьяная драка или на заводе в механизм угодил…
– Выполняйте! А вам, Алексей Николаевич, спасибо за первую подсказку.
Так за разговорами они прибыли в Сокольники. Перед проездом Камер-Коллежского вала толпились зеваки. Городовые не пускали их в рощу. В воротах возвышался рослый красивый офицер с выразительным лицом.
– Это пристав Четвертого участка Мещанской части поручик Лебедев, – пояснил Владислав Рудольфович. – Присмотритесь к нему. Способный!
Завидев сыскных, пристав махнул рукой. Зевак оттеснили, и пролетка въехала в парк. Лебедев ловко вскочил на подножку и приказал кучеру:
– Давай в круг!
– Где убитый? – близоруко сощурился коллежский советник.
– Прямо в круге лежит, за летней верандой.
– Наш?
– Ваш, Владислав Рудольфович. Удар в шею, как всегда.
Сокольнический круг – знаменитое место. Это пространство диаметром в двести саженей обнесено забором испокон века. Внутри – фонтан и летнее кафе. В пространство рощи от круга расходятся семь дорожек-лучей. Тут всегда людно, даже зимой. А уж в начале мая… Как в таком шумном месте совершили убийство? Наверняка имеются свидетели!
Они подъехали к веранде, сошли, и Алексей увидел тело. Тщедушный мужчина в подбитом сюртуке и слишком ярком жилете лежал на спине. Глаза смотрели в небо с театральным удивлением. Мертвый словно вопрошал: эх-ма, чего это? Голова повернута набок, в шее короткий разрез. И большая лужа крови вокруг.
– Документы при нем? – спросил Рыковский у пристава. – Личность установили?
– Никак нет, Владислав Рудольфович, – ответил Лебедев. – Карманы я обшарил, но осторожно. Чтобы не менять положение тела… Пусто во всех карманах.
– Обчистили, кто резал. А по виду, Василий Иванович? Что скажете? Кажется, похож на бразильянца?
– Думаю, он и есть. Приехал погулять, и не повезло.
Рыковский поймал недоуменный взгляд Алексея и спохватился:
– Ах да! Вы же не владеете здешним жаргоном. Бразильянцами у нас в Москве называют провинциальных жуиров. Их много наведывается сюда. Повеселиться, приударить… Это целый тип: при деньгах, неразборчивые, жадные до развлечений.