Пашка сидел на полу и сосредоточенно думал. Потом, что-то сообразив, перевел взгляд на свою бабу.
– Груша! Ты что, сука, творишь?
– Знать не знаю и ведать не ведаю! – отрезала та. – Ничего не докажете.
Мойсеенко подскочил к марухе и схватил ее за волосы.
– Дрянь! Ты знаешь, что бывает за покушение на полицейского чиновника? Говори, покуда цела!
– Вы, господин Мойсеенко, не забывайтесь, – хладнокровно ответила Затейникова. – А то ведь я расскажу следователю, как вы ворам потакаете! Он, господин Лыков, с Паши процент берет. И дозволяет бомбить, сколь хошь!
Мойсеенко побледнел. Он наклонился к уху бесстрашной бабы и прошептал так тихо, что Лыков едва расслышал:
– Если ты еще раз… хоть во сне… ты меня знаешь!
– А что я?
– Знаешь, стерва! Я слов на ветер не бросаю. Тебя не убьют, нет. Подловят на улице и ножичком по морде погуляют. Так погуляют, что потом ни один мужчина к тебе не подойдет. Поняла?
Теперь побледнела баба. Вид у сыскного надзирателя действительно был страшный. Он вовсе не шутил.
– Что, задумалась? Ты ведь по мужским головам, как по лестнице, наверх лезешь. Стала марухой самого Бородина, денег куры не клюют. А тебе мало? Хочешь быть владычицей морскою?
– Не пойму я вас, Дмитрий Петрович, – совсем другим тоном заговорила баба. – Какой владычицей?
– С Безносым связалась. Наводчицей у него служишь. Слышь, Пашка! Она у тебя часто из дому по ночам уходит?
– Бывает… А что?
– А то! Баба твоя при шайке Безносого состоит. В клубах, где играют в карты на деньги, тот ловит дураков. И убивает. А Груша твоя – наводчица.
– Врешь!
Маз вскочил, подошел к своей сожительнице:
– Он правду сказал?
Та отвернулась к окну и молчала. Надзиратель дернул вора за рукав:
– Эй! Ты сам-то знаешь атамана?
– Что? А… Нет, токмо слыхал о нем.
– Где его искать?
– Вот те крест, Дмитрий Петрович! Знал бы – сказал. Чего мне его беречь? В глаза не видал и знакомых не имею, кого спросить!
– Ваше высокоблагородие, давайте обыск делать, – обратился надзиратель к Лыкову. – Арестуем обоих, может, там по-другому запоют.
– Приступайте, а я сейчас пошлю кого-нибудь за извозчиком.
Надворный советник изловил в соседней квартире какого-то оборванца, дал ему полтинник и велел доставить экипаж. Когда он вернулся, Мойсеенко складывал на стол добычу. Сверху лежала дорогая шуба из куницы.
– Знакомая вещь? – спросил сыщик.
– Украдено у баронессы Боде-Колычевой, – ответил надзиратель. – Ай да Пашка!
– А понятые где?
Мойсеенко только фыркнул.
– Понятые подпишут… в свое время. Нам, Алексей Николаевич, еще с Бородиным торговаться. Он вор знаменитый, если спросит в притонах про Безносого, ему ответят. Так, Пашка?
Маз скривился, но промолчал.
– Так! А если мы все это добро в протокол запишем, как торговаться будем? Нет, вы уж позвольте мне дело до конца довести. Так, как я умею.
И Лыков не стал спорить. Действительно, вор может быть очень полезен. Но, чтобы он захотел сотрудничать, нужно иметь, чем его прижать…
Маза и его маруху доставили в Малый Гнездниковский переулок и посадили в секретные камеры. Мойсеенко быстро разобрал конфискованные вещи и остался доволен.
– Алексей Николаевич, – обратился он к начальству. – Вы идите поспите, а я сяду у Пашки в засаде.
Лыков посмотрел на часы – половина первого ночи.
– Справитесь один? Может, кого к вам в помощь подослать?
– Тогда премию делить придется. Нет, я сам!
– Думаете, Безносый туда явится? Пашка сам его не знает, никогда не видел… Что атаману делать на его квартире?
– А вдруг? Иных зацепок у нас пока нет. Затейникова упряма, изворотлива. Откажется признаваться, и ничего с ней не сделаешь. Буду хвататься за все!
Алексей посмотрел на Мойсеенко. Тот был бодр и свеж, от него исходили волны энергии. За тысячу рублей этот человек готов был горы свернуть.
– Ну, осторожнее там… Утром я вас навещу.
Когда Лыков утром явился в сыскную полицию, его ждал курьер из Петербурга. Он привез формуляры на раненых, подобранные Таубе. Алексей вручил курьеру сотню для передачи барону и развязал папку. В ней лежали три офицерских формуляра и двадцать шесть – на нижних чинов. Из них сыщика интересовала только одна бумага. Вот она! Казак Второго Ейского полка Арсений Гулый. Ну-ка… Уроженец станицы Старолеушковской. Так и есть! Отчислен из лейб-гвардии Атаманского полка за дурное поведение. Награжден темно-бронзовой медалью за турецкую войну. Получил увечье в действующем отряде. Комиссован из Кубанского войска как неспособный нести строевую службу. Вручено единовременное пособие – тридцать рублей. Негусто…
Каких-то зацепок, где в Москве искать увечного воина, формуляр не содержал. Но теперь полиция хотя бы знала имя Безносого. Проживает он по чужим документам, однако город большой. У казака могут быть тут знакомые, сослуживцы, земляки. Кубанская община в Москве должна же существовать! Надворный советник подозвал Войлошникова, вручил ему формуляр и приказал шерстить казаков что есть мочи.
После этого следовало доложить начальнику отделения о вчерашнем аресте. Однако сначала Алексей хотел навестить «Сережкину крепость», где сидел в засаде Мойсеенко. Шансов почти нет, но вдруг… Надзиратель пошел один, чтобы не делиться ни с кем премией. Смелый поступок! Одному, без поддержки там опасно. Надо убедиться, что все в порядке.
Лыков не успел ничего сделать. С грохотом распахнулась дверь, и явился Мойсеенко собственной персоной. Под глазом у него был свежий синяк, ворот шинели висел на нитках. Надзиратель втолкнул в комнату связанного верзилу в грязном армяке:
– Принимайте гостей!
Пленник едва мог говорить – у него оказалась сломана челюсть. Мойсеенко выложил на стол трофеи: рыбацкий нож амурского фасона и свинчатку.
– Вот с чем ходим!
– Это не похоже на арсенал шнифера, – прокомментировал Лыков. – Неужели посланец от Безносого?
При этих словах верзила занервничал. Э-э, да такого увальня они быстро расколют! Надзиратель подтвердил догадку начальства:
– Так и есть, Алексей Николаевич! Шайку Бородина я всю поименно знаю. Там народ чистый, лощеный. Воровство – дело тонкое. Да и ножи таскать Пашка своим запретил. Это другой породы зверь!
– Кто он? Связной от атамана?
– Скорее посыльный. Агриппина не пришла, куда обещала. Мы ж ее ночью арестовали. Вот атаман и отправил человека выяснить. Любовь у них там, не иначе. Ну дает баба! Всех поработила!
Пленника пока заперли в одиночной камере. Никаких доказательств, что он из шайки Безносого, не было. Упрется, скажет, что явился слам[50] делить, и замучишься опровергать… Лыков с Мойсеенко пошли к начальнику сыскной полиции на доклад. Тот выслушал их и телефонировал обер-полицмейстеру. Через четверть часа три сыщика входили в высокий кабинет. Надзиратель чувствовал себя героем дня и красовался фингалом, как орденом.
Власовский, однако, в фанфары дуть не стал. После отчета он сухо констатировал:
– Ну и чего вы добились? Да ничего! Арестована баба. Возможно, она наводчица в шайке Безносого, а возможно, и нет. Схвачен парень с ножиком. Тоже неизвестно кто. И найдена шуба баронессы Боде-Колычевой. Вот ваш единственный бесспорный успех. Что дальше?
Все дружно посмотрели на Лыкова. Тот ответил:
– Успехов несколько больше, Александр Александрович. Теперь мы знаем настоящее имя Безносого и его приметы…
На этих словах он машинально тронул порезанный бок, и полковник рявкнул:
– Скотина! Средь бела дня напасть на полицейского! Да такого сроду у нас не было! Я хочу быстрее познакомиться с этим наглецом.
– Я тоже, – спокойно продолжил Лыков.
– Как собираетесь его искать?
– Есть несколько направлений. Прежде всего, нужно идентифицировать труп налетчика, которого зарезали свои же. Вдруг он имеется в картотеке? Далее, допросить, как вы выразились, парня с ножиком. Он не похож на Сенеку, наверняка расколется. Затем устроить опознание его и Затейниковой распорядителем ресторана в Сокольниках. Были они там в ночь убийства? Времени прошло мало, ресторатор должен помнить. Затем допросить Бородина и его бабу, порознь и вместе, с утра до ночи. Ловить на противоречиях, склонять к признанию – как обычно. Параллельно этому опрашивать всех кубанцев, что есть в Москве, особенно тех, кто воевал в Кобулетском отряде. И наконец, сориентировать осведомителей по приметам Арсения Гулыго.
Обер-полицмейстер задумался. Алексей покосился на Мойсеенко и дополнил:
– Самое важное – склонить к сотрудничеству Затейникову или Бородина. Лучше бабу, она напрямую знает атамана. Но ей сдавать убийц невыгодно, а по характеру Груша циничная и расчетливая. Крепкий орех. Поэтому и Пашка сойдет, если согласится. Он обижен и на нее, и на Безносого. На обиде можно сыграть… Предлагаю поручить это сыскному надзирателю Мойсеенко. Он больше других сделал для дознания в последние дни. Даже рисковал жизнью.
Власовский раздраженно сказал:
– Денег не дам! Только когда приведете мне Безносого. Поняли, Мойсеенко?
– Так точно.
– Все свободны.
Колесо сыска закрутилось с удвоенной скоростью. Ресторатор опознал Агриппину Затейникову. Да, вертелась вокруг карточных столов. Глазки строила… Ну, там она не одна такая! И что еще делать в заведении красивой бабе? Улика была косвенная, курам на смех. Но Лыков всегда собирал доказательства, как кирпичи в стене, – один к одному. И первый кирпич был положен.
Верзилу в армяке ресторатор никогда раньше не видел. Не было его и в картотеке МСП. Надворный советник приказал сфотографировать арестованного и послать его портрет в Петербургское сыскное. Вдруг там что-нибудь есть? Вместе с ним отправили и фото покойника, зарезанного перед Голофтеевским пассажем. Его в московской картотеке также не оказалось.
Власовский отметил геройское поведение сыскного надзирателя Мойсеенко премией в двенадцать рублей.