Разговор оборвался словно сам собой, хотя у Романа еще оставалась масса вопросов — ответы на которые, как он подозревал, опять не прояснили бы ничего. Словно Андрей… хотя нет, почему словно. Он и прибыл из другого мира, а если верить в инопланетное происхождение — то буквально из другого. Того мира, в который Роман мечтал пробиться своими заслугами.
Он побродил по самолету, нигде не находя себе места и всюду ощущая себя чужим. Бравые десантники вот ничего такого не ощущали, летели выполнять приказ, бить заговорщиков, посягнувших на устои Федерации. Роман вспомнил слова майора, как-то неожиданно понял и увязал их, про обман, приказы и то, как нелегко убивать других людей. Эти парни верили, что будут убивать тех, кто посягнул на человечество и Федерацию, черпали в этом силы.
Обе стороны собирались и убивали людей, под возгласы «заговорщики и твари!»
Сер… сержант-майор вот твердо верил в свою сторону, что она права. Заговорщики тоже верили в свою правоту. Заговорщики, занимавшие высшие посты в Совете и армии — они же, по сути, были законной властью. Могли они приказывать Льву? Возможно. А Лев не подчинился и формально тоже стал заговорщиком, мятежником, не так ли?
Роман потер лицо, думая о том, что он слишком много думает. Попытки все понять только делали хуже, разум кипел, опять хотелось просто взять и убить всех вокруг. Но что он мог? Стрелять? Это Андрей умел лучше сто, нет, тысячекратно. Командовать? У него не было подчиненных. Предлагать то, чему его научили в училище? Глупо, бессмысленно и бесполезно.
Роман не помнил, сколько прошло времени, но в какой-то момент он словно очнулся, собрался с мыслями. Перерыв, когда не требовалось никуда бежать, ехать, стрелять, убегать или догонять, помог. В сущности, он мог бы точно до такого же додуматься и дойти еще там, внизу, но что поделать — опыта не хватило!
Мысль была проста, как автомат и так же надежна.
Что составляло основу жизни Романа? Вера в Льва! Желание быть таким, как Лев! Поверить, что Лев, после всех своих подвигов и дважды спасения Федерации вдруг решил начать вредить людям?! Немыслимо! Невозможно! Поэтому следовало и дальше держать сторону Льва, сражаться за людей, верить в них, не дать заговорщикам и тварям губить людей. Ведь не твари расстреляли подчиненных Романа, а также Хадишу и Бахрама, ох не твари. Люди. Люди, выполнявшие приказ генерала Толлини, а Роман поддался на его уловки, забыл о том.
Вот так, подумал Роман, держаться стороны Льва и все тут. Но если все же окажется, что Лев предал, вот тогда… Роман еще сам не знал, что тогда, но ощущал некую мрачную решимость внутри. Пробиться выше, добраться и застрелить Льва? Немыслимо. да. Как немыслим был и Лев, предающий людей, ради каких-то эфемерных вещей вроде еще кусочка власти или роскоши.
Из размышлений и прилива решимости Романа вырвал выкрик знакомого голоса:
— Берегись!
Не успел Роман подумать «опять началось», как самолет словно разорвало пополам, а его самого подхватило мощнейшим потоком воздуха, швырнуло наружу, словно пушинку.
Глава 2
У Романа опять потемнело в глазах, стало трудно дышать и он, кажется, даже на мгновение потерял сознание. Пришел в себя, все крутилось и вертелось перед глазами, вокруг точно так же крутились и вертелись другие люди, орали страшно. Холод и ветер, раздирающий лицо, посвист в ушах, отчасти заглушающий крики и верчение земли перед глазами.
Голова кружилась, Романа начало тошнить, но он внезапно узнал этот город. Рим!
Пах, пах, пах, пах, доносились негромкие хлопки. Роман даже не понял вначале, что происходит, затем его пробило ужасом осознания и ознобом от холода. Система противовоздушной обороны Рима стреляла и расстреливала корабли десанта. Из некоторых уже прыгали люди, мчались вниз и раскрывали парашюты, даже пытались стрелять, хотя с такой высоты все это было бесполезно.
— Держись!
Роман услышал этот возглас и одновременно с этим что-то мелькнуло рядом, промчалось мимо стремительным снарядом. В следующее мгновение что-то свистнуло, захлестнуло ноги Романа, стягивая их вместе путами. Его дернуло вниз, едва не оторвав ноги, Роман машинально попробовал нагнуться, рвануть, взрезать путы и увидел. Сержант, сложив руки вдоль тела, мчался вниз целеустремленно и от него к Роману тянулся тонкий стальной тросик, чуть ранее захлестнувший ноги младшего лейтенанта.
— Мы разобьемся!!! — все же заорал Роман.
Пах, пах, пах, пах, пах. Снаряды рвались, кромсали тела, над головами что-то рвалось и грохало. Мимо промчалось несколько бронетранспортеров, вывалившихся из трюма. Техника должна была снабжаться своими парашютами, но те не выскочили, а может их просто порвало выстрелами. Сержант мчался, не оборачиваясь, похоже, спеша успеть к земле.
А земля — такой знакомый Рим, пусть Роман и не видел его толком сверху ни разу — приближался, мчался навстречу. Намного быстрее, чем самому Роману того хотелось бы, по правде говоря. Также Роман видел, что в городе идет сражение, а их несет в самую его середину. Что-то было неправильное в этой картине, и он даже не сразу понял, что. Завертел головой, борясь с позывами тошноты и вдруг увидел.
Стометровая статуя Льва отсутствовала.
— Ах вы твари! — заорал Роман просто потому, что орать было легче, чем сдерживаться.
Он уже видел, что статую уронили, проломив попутно часть стены здания совета, восьмиугольника, с загадочной пятой башней, где находился сам Лев.
— Держись! — снова крикнул сержант.
Он изогнулся, сменил положение тела и вдруг оказался рядом с Романом, ухватил его рукой за плечо. Стальная хватка, словно Романа ухватил крюк крана, казалось, кости в плече сейчас сломаются. Только сейчас Роман увидел, что сержант неведомым образом успел нацепить на себя парашют и сейчас дергал за выпускное кольцо.
— Но как?!
Их рвануло, дернуло, слегка закрутило, земля все еще приближалась и все еще слишком быстро.
— Это же десант! — заорал в ответ сержант. — Они прыгают с парашютами!
А я, подумал Роман и с трудом подавил желание ударить себя по голове. Опять все подготовились, а он нет!
— Сам не ожидал такого! — еще крикнул сержант. — Где-то прокололись!
А Романа он не трогал, давая тому собраться с мыслями. Самое смешное, что Роман даже успел с ними собраться, только вот все остальное пропустил. Длинный, бесконечно длинный день уже близился к концу, скоро должен был наступить вечер, но это вот сражение внизу ясно говорило, что до спокойствия и отдыха еще далеко.
— Выбора нет — прорываемся к зданию Совета! — новый выкрик.
Вид при этом у сержанта был такой, словно он готовился швырнуть Романа вниз, чтобы тот выступил в роли гирьки, ускоряющей падение. Роман вспомнил, что у него нет парашюта и все, что удерживает его от падения, так это захват руки сержанта, да немного стального тросика. Резко вспыхнуло желание вцепиться в Андрея руками и ногами, а зубами еще ухватиться за стропы парашюта. но Роман его подавил.
— А вот это вы зря, — пробормотал сержант.
Левой рукой он держал Романа, в правой уже дергался автомат, стреляя одиночными. Земля стремительно приближалась, Роман уже ясно видел дома и тех, кто высовывался из-за них, стрелял снизу вверх в выпрыгнувших десантников. Высунувшийся вскидывал оружие и падал, автомат в руках сержанта кашлял одиночными выстрелами, местность вокруг стремительно усеивали все новые и новые трупы.
— Ноги вместе, колени согнуть! — рявкнул сержант в ухо Роману.
Тот послушался машинально, в следующее мгновение земля ударила его в пятки, швырнула колени Романа навстречу его зубам, словно собиралась выбить. Сержант придержал, не дал Роману покалечить самого себя, и тут же отпустил, рванул куда-то вбок. Романа потащило, накрыло упавшим парашютом, он задергался, пытаясь выбраться, освободиться от тросика и выхватить оружие.
— Отставить панику! — скомандовал он сам себе.
Перекатился, слыша выстрелы вокруг, всмотрелся и дернул, захват на тросике, захлестнувший, казалось, намертво его ноги, легко отошел, размотался. Роман освободился, выдернул пистолет и тут же понял, что зря это сделал, все равно вокруг ничего не было видно, а ползти с пистолетом в руке было крайне неудобно.
— Спокойно, быстро и умело, — прошептал Роман.
Он пополз, путаясь в стропах, затем сообразил, зажал ткань ногой и рукой, вспорол ее ножом и все же выбрался наружу. Над головой тут же засвистели пули и он упал, снова пополз, но теперь уже поверх парашюта. Вопрос, когда сержант успел его сбросить и так ловко избавиться, даже не стоял — после всех чудес, продемонстрированных Андреем сегодня, скоростное избавление от парашюта не входило даже в первую десятку.
БАБАХ! БАБАХ! БАБАХ!!
— Вот уроды! — заорал сержант, появляясь со спины. — Уходим, быстро, пока артиллерией не накрыло!
Он швырнул автомат Роману и тот поймал машинально, ощутив под пальцами кровь. Они находились на какой-то мини-площадке и вокруг, впереди, с боков, повсюду бабахало и ухало, рвались снаряды. Дома взлетали на воздух, орали люди, стреляли люди, вокруг были люди и часть этих людей хотела убивать других людей. Сержант рванул вперед, Роман следом, не слишком понимая, как они собираются убегать от обстрела.
— Нужно залечь! — крикнул он.
— Времени опять нет! — заорал сержант в ответ.
Чуть замедлился, швырнул Роману еще подсумок с магазинами, тоже заляпанный чей-то кровью, если не кишками, и тут же махнул рукой вправо. Повернули, рванули вперед и за их спинами тут же рвануло во всю мощь. Роман бежал, прыгал, обмирая внутри — обгонять артобстрел на основе внутреннего чувства опасности?! Самоубийство!
— К-хак!
Выбежавший откуда-то мужчина столкнулся с Романом, они оба упали, покатились, горожанин схватился за его автомат, начал вырывать из рук. Глаза его были ошалелые, лицо, словно усыпанное мукой, и Роман понял, что взывать здесь к разуму просто бесполезно.
— Н-на! — он чуть приотпустил автомат, пнул мужчину в живот.