Вдруг голос Такера изменился:
– Вилли! Черт тебя дери! Что с фунтами?
– Не знаю. Что-то не так?
– Это же фальшивки!
Дальше я плохо помню. Такер швырнул деньги мне в лицо. Я задрожал, понимая, что сейчас он убьет меня.
– Сэр, это только первая попытка, – тараторил я, собирая бумажки. – Вы говорили, что собирались уезжать на два дня по делам. Я не буду ни спать, ни есть. Я попробую написать по-другому.
– Попробуешь, щенок? – Такер схватил меня за грудки.
– Я сделаю всё, что смогу. Правда.
– Всё? А что же ты сразу «всё» не сделал?
– Не знаю. Я старался, и рано или поздно я пойму, что за сила мной управляет.
– Рано – это хорошо, но поздно… Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь?
Лицо Такера перекосилось от злости. Он наотмашь ударил меня по лицу. Я словно щепка отлетел к противоположной стене. Из носа пошла кровь. Я чувствовал ее солоноватый вкус и запах мокрых железных стружек. Мне оставалось только размазать кровь рукавом и молить Бога, чтобы Такер ушёл, и мои мучения закончились. Но Такер снова набросился на меня с кулаками, и я потерял сознание.
Придя в себя, нашёл на столе записку: "Вернусь через два дня. Не будет денег – убью!"
Я смотрел на покрытые синяками руки и, прислушиваясь к боли во всем теле, думал: "Такер точно убьет меня. Он взял деньги в долг, а я их, можно сказать, истратил".
Словно во сне, я подошел к углу, где сложил холсты, взял тот, что поменьше, и начал писать. На этот раз мелодия не заставила себя ждать. Та самая! Моя! Только рисовал я вовсе не деньги. Сам того не желая, написал мамино любимое кольцо. Не задумывался, зачем мне оно понадобилось. Через два часа работы я свалился без сил и проспал до утра.
Глава 19
Я сжимал кольцо в кулаке и вспоминал его на безымянном пальце маминой бледной руки. Что же теперь делать? Кольцо появилось удивительно легко, и мне казалось, что оно скоро сыграет решающую роль.
Довольно скромное, но украшенное рубинами. Центральный камень – очень яркий, сияющий. В нём будто полыхает огонь камина, только малинового и немного сиреневого оттенка. Мелкие камни, тоже рубины, намного темнее, но эти маленькие красные пятнышки эффектно смотрятся на объёмных линиях, которыми разлиновано кольцо. Они похожи на царапины, но мы, художники, называем их фактурными. Помню, мальчишкой я смотрел на кольцо и пытался сосчитать камни:
– Ма-ам! Три плюс три будет шесть?
– Да, сынок, правильно. А теперь прибавь большой камень. Сколько всего?
– Семь?
– Точно! Это счастливое число. Мне с ним часто везет, – отвечала матушка с такой нежной и теплой улыбкой, что верилось в волшебство, исходящее от кольца.
Почему-то я сразу запомнил и поверил, что семь – к счастью. Кольца с рубинами казались мне самыми красивыми. Но я не знал тогда, что красный – цвет влюбленных
В бурлящем беспорядке мыслей вдруг появилась ясная идея. Я вскочил и стал ходить взад-вперёд, боясь её упустить.
Пит принёс завтрак.
– Позови, Энни, – попросил я. – Мне нужно сказать ей кое-что. Возможно, она спасёт меня от гибели.
– Что-о?! – брови Пита удивлённо поднялись. – Как?!
Беда была в том, что я и сам точно не знал.
– Есть идея. Последний шанс. Позовешь?
– Да. Она принесет обед, тогда и зайдет.
– Нет, нельзя ждать! Важен каждый час, пойми! Сходи за ней, пожалуйста!
Пит согласился. Пока я ждал, голова разрывалась от проигрывания возможных планов спасения. Все мысли вертелись вокруг кольца. Вспомнит ли его отец? Поверит ли, что Энни пришла от меня? Написать письмо? Нет, и еще раз нет! Во-первых, он не знает моего почерка. Во-вторых, Энни могут поймать – Такер или его люди, и тогда письмо станет доказательством, что я замышляю побег. Лучше все передать на словах.
Наконец, появились Пит и Энни. За стол мы не помещались – у меня был только один стул, и они сели:
– Вы оба должны знать, что я планирую нечто опасное.
– Вилли, ты хочешь бежать? – спросила Энни.
– Да. Пока я просто готовлюсь к этому. Нам всем надо бежать. Такер не пощадит вас, если я исчезну.
– Я очень боюсь Такера. Он иногда кричит на меня, и я д-дрожу от страха. Но он редко кричит, ведь я так с-стараюсь, – промямлил Пит.
– Не бойтесь. Я всё продумал, – обратился я к Энни. Смотри, это кольцо моей матушки.
– Боже! Какое красивое! Золотое? Где ты его взял? – Энни смотрела на кольцо горящими глазами.
– Догадайся.
– Нарисовал?
– Точно, – улыбнулся я. – Именно такое мамино кольцо я, дурак, продал. Думаю, отец подарил его ей. Энни, ты покажешь кольцо отцу и расскажешь обо всем, что тут происходит. Скажешь, что ты – моя невеста.
– Вилли…
– Да, милая. Я тебя люблю и прошу стать моей женой, – выпалил и устыдился собственной поспешности.
Энни и Пит ошарашенно смотрели на меня.
– Видишь, Пит, я честен с твоей сестрой. Мы должны жить вместе. Втроем. Я сделаю всё, чтобы вы были счастливы.
Энни заплакала. Но я видел, что то были слёзы счастья. Пит смотрел на сестру, улыбался, его глаза светились. Я положил кольцо на ладонь Энни и решительно, но ужасно неумело, поцеловал её в губы. Энни откликнулась на мой поцелуй – тоже неумело, но нежно:
– Я согласна, Вилли, – прошептала она.
Такое вот детское обручение. У нас с Энни всё так – глупо и поспешно.
Энни внимательно выслушала мой план и всё запомнила. Я дал ей деньги, которые были спрятаны в брюках. Те самые, подаренные отцом. Я истратил-то всего ничего – купил пару маленьких холстов и кистей. Про Виолу я тоже рассказал. Вдруг Энни встретит сестру, когда придёт к отцу.
Прощались мы долго и взволнованно. На сердце давил груз неизвестности. Энни снова заплакала, и Пит к ней присоединился. Я, как мог, успокаивал их. Попросил Энни не экономить деньги и взять извозчика. Она мужественно взяла себя в руки, успокоилась, и они с Питом ушли.
Ожидание тянулось невыносимо долго. Меня истерзали тревожные мысли. Может быть, Энни следовало идти в полицию? Но я помнил, что там у Такера есть друг. А может, и не один. Нет, идея искать приюта у отца была лучшей. Но что если отец не поверил Энни, или Пита схватили прихвостни Такера, и мальчишка проболтался? Час проходил за часом. Я пытался отвлечь себя живописью. Но куда там! Ничего не мог делать, только сидел как замерзшая ледяная статуя и ждал. Но вот я услышал голос Энни за дверью.
Она вошла вместе с Питом, и улыбки на их лицах зародили в моем сердце надежду.
– Ну, рассказывай! – засуетился я.
– Подожди, Вилли. Я зашла домой за едой. Не теряла время, просто взяла хлеб и молоко.
– Сейчас не до еды. Я ничего не хочу. Так ты видела отца?
– Да. Сначала я шла пешком. Убедилась, что слежки нет и поймала извозчика. Через двадцать минут доехала. Виолу я тоже видела. Она теперь ходит к отцу каждый день. Вилли… Кажется, он умирает. Это слово не звучало, конечно, но мне так показалось. Он очень слаб и говорит с трудом.
– Боже… Но он еще может выздороветь. Я ведь могу написать его портрет. Но я должен хотя бы начать с натуры. Увы, плохо помню его лицо. Мне нужно бежать и спасти его.
– Я тоже об этом подумала. Знаешь, я так волновалась, так невнятно начала рассказ, что мистер Бит не сразу во всем разобрался. Не мог понять, как мы связаны с тобой. Потом его служанка заварила чай, я немного расслабилась и спокойно всё повторила. Кольцо твоей матушки, действительно, сыграло решающую роль. Но, Вилли, ты не совсем правильно его нарисовал. Смотри.
Она достала кольцо и показала на маленькие камни. Они были как бы на полосатой поверхности. Я внимательно посмотрел. Да, именно таким я помнил мамино кольцо. Но Энни сказала, что на самом деле полоски были не прямыми, а изогнутыми – шли волнами.
– Я испугалась, что мистер Бин назовет меня обманщицей и прогонит, ведь кольцо отличалось от настоящего. Но он поверил. Прослезился сначала, глядя на кольцо, подержал его немного в руках и спросил, давно ли у тебя этот дар. Оказывается, он тоже рисовал, но потом прекратил. Сказал, что у него есть дневник, в котором всё про это написал. Этот дневник он передал тебе. Увы, такой необычный дар напугал твоего отца. Знаешь, я не рассказала ему про котенка, просто не успела, но подумала, что мы ведь тоже испугались. Вилли, это ведь он разорвал собаку?
– Думаю, да. Наш Сумрак. И что отец сказал про кольцо?
– Сказал, что у него тоже не все получалось нарисовать так, как надо, как хотелось.
– И почему он перестал рисовать?
– Я задала ему этот вопрос, но он ушел от ответа, сменил тему и стал спрашивать о тебе.
– Отец понял, что я хочу бежать, и мне нужно знать, приютит ли он нас на первое время?
– Да, конечно. Он сказал, что мы сразу должны ехать к нему. Я же сказала, что нас трое. Рассказала ему про Пита, и, представляешь, он так обрадовался, что у него скоро еще один сын появится. Спрашивал, любит ли Пит рисовать. Когда узнал, что пока нет, уверил меня, что это неизбежно впереди, и надо Пита учить живописи.
– Отлично. Осталось избавиться от цепей.
– Мистер Бит сказал, что ты должен собраться с силами и нарисовать себя без них. Вилли, в последнее время у тебя всегда получается написать так, как надо.
– Всегда? Ты забыла Сумрака? Или предпоследний холст – эти фальшивые деньги… Такер никогда мне их не простит.
– Постарайся, Вилли! Эта картина спасёт нас.
– Да, я понимаю. А Виола? Когда она пришла?
– Я уже собралась уходить.
– Она сразу тебе поверила?
– Нет. Она стала задавать вопросы и поверила только когда я сказала, что знаю про ее певческий талант. Мне пришлось назвать песню, которую она пела тебе. Ту, где она произносила “Вилли” вместо “Бонни”. Твоя сестра дала мне свой адрес.– Энни протянула мне записку.
Я взял сложенный в несколько раз лист бумаги с адресом, спрятал его в карман брюк и сказал Энни, что свою часть работы она выполнила идеально. Может, и правда, счастливое кольцо ей помогало?