деялся остаться неузнанным.
Сейчас из-за наплыва северян в городе хватало высоких людей, а потому очередного белолицего мужчину в простом облачении приняли за одного из членов экипажа восьми кораблей, оставшихся в порту до зимы.
– Что вам подать, господин? – вежливо обратилась к нему служанка в сереньком платье.
– Пива и кашу… ячменную.
Нужно было что-нибудь заказать, чтобы не стать очередным зевакой и претендентом на знакомство с вышибалой. Тот, кстати, торчал у барной стойки и трепался с трактирщиком, жалуясь, что рослые северяне пытаются устроиться на его место и просят жалованье в два раза меньше.
В таверне было очень шумно. Кто-то похлебывал из мисок, кто-то жевал мясо, были и те, кто лишь пили с хмурым видом. Кое-где сидели большой компанией, сдвинув сразу несколько столов. Как и Юлиан, в таверне по углам прятались подозрительные одиночки, которые посматривали из-под капюшонов на всех прочих. В углу у камина горланил северный менестрель, прибывший на корабле. А рядом с ним, развлекающим посетителей песнями за монетку, стояли несколько огромных бочек с напитками, откуда служанки наполняли кружки. В общем-то, обычный день из жизни городской харчевни.
Перед Юлианом на стол грохнулась здоровенная кружка пива, а затем и трясущееся месиво склизкой каши из озимого ячменя. Подняв голову, граф ласково поблагодарил служанку и вложил в ее ладошку четыре бронзовичка. Служанка, увидев перед собой лицо весьма красивого мужчины, покраснела и расцвела, как роза по весне. После окрика трактирщика ей, правда, пришлось покинуть незнакомца. Впрочем, она постоянно оборачивалась и поглядывала на него, кажущегося ей знакомым: вот точно уже видела его где-то.
Под столами шастали псы и клянчили у посетителей таверны еду. На пол летели кости, а также грубые корки хлеба, которые собаки тут же подхватывали и вгрызались в них как можно скорее, чтобы поспеть съесть, пока не отобрали другие.
Одна из дворняг, коротколапая, с виду сплошной грязный комок шерсти, залезла под стол Юлиана. Принюхавшись, она зарычала в сторону вампира, за что получила сильный пинок по морде и с визгами выбежала прочь. Ее скулеж утонул в шуме харчевни и остался незамеченным.
– Работы совсем нет, – мрачно произнес северный моряк за соседним столом.
– А ты был, где живут жирные богатеи? – спросил другой. – Там, за площадью, среди купален и прачечных?
– Был, но они не понимают по-нашему… Граго бы их побрал! Это земли Альбаоса, какого демона они не понимают наш язык?!
– Мне вчера шлюха из того белого дома на углу у пристани сказала… Мол, ну, ноэльцы считают себя южанами, – уже чуть тише промолвил третий.
Стол, за которым расположились эти моряки, был пуст. Видимо, они пришли в таверну совсем недавно. Вскоре к ним подошла молодая служанка, вытирающая руки о грязный передник.
– Что будете-с? – поинтересовалась она.
– И эта туда же! – буркнул моряк, ничего не понимая. – Милочка, можешь по-нашенски сказать, по-северному? Или кукуха южная в темечко клюнула? Перемолилась южным божкам, что ли?
– Я вас не понимаю, господа, – с натянутой улыбкой ответила служанка, которой не понравились хоть и непонятные, но грубые мужские слова.
Над столом, расположенным среди моря хаоса, переговоров и чавкающих и пьющих звуков, повисла неприятная тишина. Матросы с Севера, чьи капитан и ревизор единственные понимали по-аельски, но отсутствовали в таверне, теперь озадаченно озирались в поисках хоть какой-нибудь помощи. Наконец один из них, одетый в старый рваный кафтан поверх шосс, заметил сидящего в углу Юлиана, который для вида ковырялся в каше ложкой.
– Да это ж наш! И поди ж, заказал себе чего! Значит, знает язык. Эй, мужик! – громко позвал моряк. – Ты понимаешь по-ихнему?
Чтобы не кричать в ответ, Юлиан поднялся из-за стола и перенес тарелку с кашей и кружку с пивом к северянам. Те подвинулись на лавках, сгрудились.
– Понимаю, – сказал он.
– Во, хорошо! – обрадовался моряк. – Слушай, что у них тут самое дешевое? Закажи какую-нибудь кашу да пива на нас всех. Как у тебя!
– Хорошо, – кивнул Юлиан и повернулся к девушке, произнеся по-аельски: – Дай этим господам, пожалуйста, кашу на всех. И пива.
Моряки с благодарностью взглянули на него, явного северянина, судя по длинному телу, глазам цвета моря, а также черной шевелюре. Некоторые, особо ушлые, уже подумывали, как бы приспособить этого вежливого на вид человека на поиск работенки.
– Спасибо, друг! Подсобил! – произнес один моряк. – А ты с какого корабля будешь? С нахеллевского кнорра?
– Нет, – ответил Юлиан. – Я давно здесь живу.
– По бледной роже не скажешь! – прогромыхал другой моряк, старый и бородатый, зыркая голодным взглядом на тарелки с кашей, которые им подносили. – Мы с ребятами из Афоллы. Это северный порт в Белом Афолеоне!
– А не знаешь насчет какой-нибудь работенки, а, друг? Как звать тебя, кстати? – вставил свое слово третий моряк, тот самый, что пытался сделать заказ. Сейчас он думал лишь о том, чтобы обеспечить себе пропитание до зимы. – Наш капитан-то обделался выйти из порта. И даренов даже на жратву не отсыпал, сказал, мол, сами добывайте! А мы так и душу Граго скоро отдадим!
– Увы, не знаю.
– Тогда дело дрянь! – обиженно заметил моряк.
Наконец на столы были поставлены тарелки с кашей и деревянные кружки с дешевым пенистым пивом. Мужики застучали ложками, ненадолго позабыв о незнакомце.
Юлиан продолжал рассматривать посетителей таверны и подслушивать их разговоры. Говорили о разном… Северян прежде всего волновали новости из королевства Глеоф, чей король провозгласил себя императором, но в последние годы был прикован к постели. Поговаривали северяне и о том, что Глеоф отказался от дарена в качестве основной монеты и перешел на южные сетты.
– Нападет на Бофраит! – считал люд.
– Точно Бофраит. Давно глядит на него! Пожрет, как черт зерно.
– Может, и не Бофраит будет следующим, – присоединился к разговорам костлявый нищий, закутанный в тряпье. Он стоял в двух столах от Юлиана.
– А кто же? – спросили люди.
– Солраг! – злобно прошептал нищий, зыркая из-под ниши между бровями и длинным носом. – Надеюсь, Глеоф растопчет его, как коровы месят собственное дерьмо! Этого дрянного конюха давно пора подвесить на стенах его развалин!
Наблюдая, как северные моряки опустошают тарелки, вылизывают их подчистую, Юлиан уловил знакомые слова и повернулся. Он принюхался. От нищего, только вошедшего в таверну, разило собачатиной. Этот запах был прекрасно ему знаком, поэтому вампир напрягся, когда понял, что перед ним оборотень, которых никто не любил за вспыльчивость и непредсказуемость.
– Эти коневоды умеют воевать, – ответили люди. – У них простой воин одет лучше, чем порой одеваются знатные в других землях. А что за кони у них! Сильные, крепкие. Дадут отпор!
– Все равно рано или поздно этому чертовому конюху покажут его место! – нищий ощерился.
– Ну, Глеоф вряд ли будет нападать на кого-то лишь потому, что ты его ненавидишь, старый. Чем тебе Белый Ворон не угодил? А? – спрашивали люди.
– Клятвопреступник! Убийца! Вон кто он! Способен сделать что-то лишь против беззащитных! – нищий побагровел от ненависти. Руки его затряслись. Впрочем, многие решили, что это от преклонного возраста. – Много лет назад он на своих конях растоптал сотни женщин, детей и стариков. А там была моя семья! Я с братом отправился далеко от деревни Райвы охотиться… А когда мы вернулись спустя несколько дней, то застали лишь пепелище да груду тел.
– Ну… Значит, были причины… – как ни в чем не бывало отозвались люди, которых мало волновали какие-то далекие проблемы, не связанные лично с ними. – Или ты так монетки выпрашиваешь? Про свою многострадальную жизнь россказни нам тут чешешь? Пошел вон, нищий! Ничего не получишь!
Когда оборотня выпроводили, Юлиан вслушался в разговоры южан. Те очень живо обсуждали предстоящее рабское торжище, когда в Зунгрун съедутся все крупнейшие работорговцы и рабовладельцы из самых отдаленных земель. Поговаривали даже об отравлении короля Айрекка неизвестным ядом, перед которым все веномансеры при дворе оказались беспомощны. Да и королевства Нор’Эгус и Нор’Мастри будто бы находятся на грани войны из-за города на важном торговом перепутье. К чему приведет эта война?
Но больше всего Юлиана интересовали беседы о левиафане. И правда, ходили слухи, будто пожрано куда больше кораблей, чем говорят плении, что проснувшийся раньше положенного демон ненасытен и зол и неустанно рыщет в проливе, разевая пасть на любое, что туда помещается. Так Юлиан и сидел, ощущая накатившую волную страха, раздумывая, может, действительно, отправить простых рыбаков?
Вдруг простенькая мелодия, звучавшая со сцены, оборвалась – и песенника нагло спихнул с помоста проповедник Ямеса. Ореол седых волос, обвивающих плешь на его макушке, сиял серебром в лучах солнца, пробивающегося сквозь мутное стекло.
– Дети Ямеса! – голос проповедника оказался на удивление басовитым. – Услышьте глас его слуги и внемлите истинному богу! Богу единому!
Он обвел присутствующих пламенным взглядом. На его лице красовался символ – красная линия, проходящая ото лба к подбородку.
– О нет… – прошептал на аельском языке один из южан. – Снова он! Опять этот чертов Ямес!
От барной стойки отделился местный вышибала. Сжав кулаки, он направился в сторону жарко вещавшего проповедника, и Юлиан решил было подняться и скрыться в усиливающемся гаме, как вдруг его заметил сам трактирщик – мужчина на редкость зоркий и наблюдательный.
– О дюжи! Господин Лилле Адан? – вскрикнул он.
Казалось, вся таверна повернулась в сторону стола с северянами и стала искать глазами того, чье имя застыло у многих на устах. Пришлось Юлиану с тяжелым вздохом встать с лавки, пока моряки пялились на него с открытыми ртами, а один и вовсе подавился пивом, которое потекло через нос по губам и бороде, намочив залатанный зеленый кафтан.