Удав и гадюка — страница 37 из 77

– Ну что, боги все рассудили? – поднял бровь граф.

Юронзий молчал. По его красному, точно глиняному, лицу нельзя было различить, бледен он или нет, но глаза его вытаращились, как у ребенка, узревшего страшное чудо. Больше он не был похож на хладнокровного воина. А потом подстегнул коня и с криками, которые переводчик уже не передал, понесся прочь – к городу.

В панике те рабы, которым не досталось золота, теперь пытались убежать, но Юлиан принялся догонять их со сверкающим мечом. Быстрый, ловкий, он обрушил на них смерть. В конце концов на тракте остались лишь трое: Юлиан, Вицеллий и Фийя.

– Тео! Тео Юлиан! – радостно возвестила айорка. – А вы говорили, что богов нет! Вот! Они нас защитили!

Воздух наполнился мужским смехом.

Вицеллий искренне хохотал во весь голос, оторвавшись от книги, которую вновь раскрыл. Лицо его выражало такую великую радость, что стало казаться моложе. Когда смех смолк, Юлиан решил все объяснить.

– Фийя, учитель использовал борькор на кошель, потом загреб рукой с ядом монеты и нарочно передал его Кае. Она должна была умереть чуть позже, но, постоянно касаясь лица руками, ускорила свою смерть. От яда умерли и все те, кто прибрал золото. Никто не понял, что я воззвал к клятве дюжам, зная, что она ее не сможет дать.

– Так это были не дюжи, а вы?! – переспросила айорка, опять не понимая.

– Прекрасное создание, – иронично изогнул бровь Вицеллий. – Верит в богов, старается лишний раз не напрягать свой и без того недалекий умишко и делает то, что прикажут. Идеально! А вот ты, Юлиан, меня разочаровал! – хмыкнул веномансер.

– Почему же, учитель?

– Мне пришлось подсказывать. Если бы я этого не сделал, ты бы не догадался!

– Я благодарен вам, Вицеллий, – Юлиан прижал руку к груди красивым жестом. – Каюсь, что не сообразил поступить так умело, как вы.

– Вот-вот! Старайся соображать быстрее. Ум твой хоть и велик, но весьма нетороплив!

Привычно поиздевавшись над учеником, веномансер заполз в седло и вновь погрузился в чтение. Юлиан не ответил на поддевку, а лишь улыбнулся. Его учитель был бы не учителем, не съязви он в такой момент. Хотя Вицеллий и вел себя странно в последние дни, сегодняшний его поступок, как обычно выверенный, хитроумный, развеял все сомнения: это был все тот же Вицеллий гор’Ахаг, ядовитый, как само его ремесло!

Опустевшие окрестности Саддамета, где буйствовали рабы, остались далеко позади. На ночь пришлось остановиться в маленькой деревеньке, заплатив пару сеттов хозяевам домов, чтобы те пустили на ночлег.

Следующие полторы недели уже поредевший отряд, скрывая свои имена, брел по широким трактам Дюльмелии, пересекая ее с запада на восток. По левую руку вырастала острая гора, тонкая и высокая, и с каждым часом она становилась все отчетливее. Палец Густы – такое забавное название носила эта вершина, в честь дюжа любви. Она служила условной границей между королевствами. Видишь гору впереди и слева? Значит, ты еще в Детхае. Палец Густы остался позади? Уже Дюльмелия. Это королевство, управляемое тремя наместниками, имело выход к Черной Найге и служило главным поставщиком драгоценных камней, которые добывались благодаря черному труду рабов. Из ее недр извлекали также железо, медь, олово и серебро.

Не раз и не два в Дюльмелии им встречались вампиры, пара оборотней, а также наги, облаченные в рубахи. Начинался Юг, самый настоящий Юг!

* * *

И все-таки в один из дней Вицеллий вновь повел себя непривычно, в несвойственной ему излишне грубой манере. Произошло это, когда тропа вела путников дальше, на юго-восток, и им вдруг повстречался странствующий маг. Назвавшись Йонетием, он принялся рассказывать, сидя на циновке под сосной, как в самом Элегиаре был отравлен король Морнелий, отчего он ослеп, и теперь город подняли на уши. А в Нор’Эгусе, откуда маг родом, древний королевский род и вовсе свергли. И теперь вокруг трона обвился хвостом змеиный король Гайза.

– А Зостра ра’Шас? – спрашивал Юлиан. – Что известно о нем? Где он?

Зостра, говорил Йонетий, погиб во время огненного вихря, который сам и сотворил. Граф печально вздохнул, потому что желал встретиться с архимагом, чтобы разузнать, зачем тот путешествовал в Большие Варды.

А потом в разговор неожиданно вмешался Вицеллий. Обвиняя мага в трусости и боязни быть призванным на войну, веномансер обрушивал на него укор за укором, высмеивая, ухмыляясь, и в конце концов этот разговор на обочине пришлось прервать.

В небе проплыла свинцовая туча, успев промочить всю троицу до нитки. Сквозь укутанные ночью сосны просачивался далекий свет деревушки. Изможденные лошади заспешили по размытой дождем дороге. Решив воспользоваться моментом, Юлиан обратился к веномансеру:

– Учитель, я понимаю, что мы столкнулись с трусом, бегущим от назревающей войны, но почему вы не держите себя в руках и позволяете отпускать такие замечания? Право же, это показывает вас не с лучшей стороны…

– Потому что они не заслуживают иного обращения.

– Но отчего? Что плохого вам сделал этот Йонетий?

– Ничего хорошего он тоже не сделал, – буркнул Вицеллий и скинул капюшон, с которого ручьями стекла вода. – Это паразит, живущий за счет потребления благ, что создали и придумали до него другие. Он лишь берет и ничего не дает взамен, боясь принять ответственность.

– По-вашему, выходит, все должны приносить пользу?

– Или хотя бы не наносить вреда! Йонетий и все ему подобные – это концентрация чужих усилий, которая обернется в лучшем случае нулем, – Вицеллий высокомерно скривился. – Сначала он воспользовался златом отца, чтобы занять нишу в академии, затем принялся растрачивать магию направо и налево, используя ее там, где можно управиться самому. Будь в этом мире каждый Йонетием, Нега бы уже иссякла, будучи исчерпанной до дна.

Юлиан нахмурился.

– Вы так рассуждаете, словно магия имеет предел.

– Глупо думать, что в отношении Неги не действуют принципы ограниченности энергии. Ты, как ученый, должен понимать, что результат каждого действия является лишь переливанием ресурса из одной полости в другую с определенными потерями. С магией то же самое.

– Вы это сами придумали? – улыбнулся Юлиан. – Учитель, не в обиду вам, но я не припомню, чтобы в книгах о таком упоминали. Я читал трактат «Основы магии», вышедший из-под пера ученика Моэма, Вундрика, изучал «Структуру магических источников» авторства Бальвара Слезливого. Нигде нет ни слова об этом, хотя это столпы магической науки.

– Порой люди не замечают очевидного. А осознают это только тогда, когда становится слишком поздно.

– Тем не менее ваши престранные убеждения не дают права оскорблять тех, кто придерживается других взглядов.

– Наоборот, Юлиан! Я вижу, что Йонетий – неудачник, который живет бесцельно, он ничто, от такой потери в мире не убудет. Теперь с моей помощью и он увидел это.

– Вы забываете, что люди мстительны.

– Мстительны все расы, произошедшие от людей, Юлиан. Но удел подобных Йонетию – терпеть, ибо он слаб и немощен даже перед самим собой.

Кони, склонив морды к грязи, поплелись по поселковой улочке в сторону приземистого трактира, откуда доносились выкрики. Оставалось всего ничего до худо-бедно нормальной постели, и Фийя уже желала поскорее спрыгнуть с седла и избавиться от отяжелевшей от воды одежды, которая облепила ее молодое тело.

– Ох, тео, счастье-то какое. Наконец-то отдохнем!

– Вицеллий, – обратился к озябшему веномансеру Юлиан, не обращая внимания на айорку, – и все-таки я прошу вас следить за тем, что вы говорите. Я не хочу неприятностей в дороге. Нам нужно привлекать как можно меньше внимания, понимаете?

– Мой любимый ученик… Если мне понадобится совет, я тебе сообщу!

– Не смейте издеваться, учитель. Здесь, в отряде, вы подчиняетесь мне, так что следите за своим языком! – холодно произнес граф.

Вицеллий лишь сухо рассмеялся.

– Юлиан, ты сейчас не в особняке, где провел под юбкой матери три десятилетия. Ты юноша, взращенный женщинами и обласканный ими, ты юноша, пред которым грозное имя Мариэльд распахивало все двери. И теперь ты в мире, где неприспособлен выживать, учишь меня, Алого Змея?

– Вицеллий… – голос графа стал глухим, предупреждающим.

Беспечно махнув рукой, Вицеллий вытащил из-за задней луки вьючную суму, пошатнувшись от ее тяжести, и, уже на пути к светлому проему трактира, злорадно бросил:

– Я прислушаюсь к советам, когда с твоего лица исчезнет глупое благородство, а твои руки облепит грязь, от которой ты был столько лет огражден. Когда передо мной встанет не юнец с мамским кошелем, а муж, способный самостоятельно править своей судьбой. Вот тогда и поговорим как равные!

Граф, не спуская мрачного взгляда с исчезнувшей в двери тощей фигуры, вложил выскочившему из таверны слуге-мальчишке пару монет за коней и жилье. Затем быстро зашагал за Вицеллием, чтобы закончить разговор, но тот уже заперся в наспех оплаченной им комнатке и будто бы и вовсе пропал.

– Какой гадкий дед… – шипела Фийя весь оставшийся вечер, занимаясь чисткой и сушкой вещей и раскладывая их на кроватях, чтобы не запрели.

Не замечая айорки, Юлиан пребывал в своих безрадостных мыслях. Как бы ни был жесток Вицеллий, но его слова запали графу в самую душу своей прямотой и правдивостью.

* * *

Тропа вновь вела путников дальше, мимо оживленных деревень и городов, больших и малых плантаций, полей. Повсюду трудились тысячи людей, а также нелюдей: вампиров, нагов. Встречалась даже парочка дэвов. Дэвами звали всех великанов, а уж разновидностей их насчитывалось с десяток – в зависимости от роста и мозгов, ну или отсутствия оных.

Через несколько дней пути из-за горизонта показалась величавая, спокойная река Маринн, на берегах которой возвышался город Аль’Маринн.

Казалось, вокруг водного потока не было ни одного незанятого клочка земли – все вокруг засеяли, засадили и застроили. Виноградные сочные листья грелись под весенним, но еще нежарким солнцем, а сотни или даже тысячи рабов следили за плантациями будущего «Черного принца» и «Белой королевы». Зеленые поля пшеницы, полбы, гороха, льна и ячменя окружали богатый Аль’Маринн подобно войску. Порой о великих городах говорили, что их благословили боги. Но об Аль’Маринне правильнее было сказать, что боги довлели над его благополучием, не оставляя ему ни единого шанса стать обычным. Ходила молва, что, если воткнуть палку у Аль’Маринна, она зацветет – и это было близко к правде.