Маньяк вез жертву к себе в Горки, всю дорогу что-то говорил об автомобилях и лошадях, со страхом поглядывая на доверчивого подростка. Заставить или убедить его залезть в багажник, чтобы избавить себя от случайных свидетелей, убийца не мог. Но ему повезло. Никто не обратил внимания, как в шесть вечера зоотехник въехал в гараж с пассажиром, а уже в одиннадцать вывез оттуда пассажира по частям.
В опасности чрезмерной доверчивости Паша убедился, когда этот разговорчивый взрослый тщательно запер гараж изнутри, разделся догола и вооружился ножом.
— А теперь добро пожаловать вниз.
— Что... что это?
Паша со страхом переводил взгляд с огромного возбужденного дядьки на распахнутую крышку подвала. Там горел свет, и оттуда тянуло смертельным холодом.
— В Бога веришь? — усмехнулось чудовище. — Так вот это ад.
— Ад, — как эхо повторил обреченный.
В подвале, не видимый, не слышимый никем, кроме жертвы, маньяк вытворял что хотел. Насиловал мальчика всеми известными ему способами, бил, связывал, а потом повесил на бело-голубом канате, перекинув орудие убийства через перекладину железной лестницы. Мальчик принял мученическую смерть, подобно первым христианам.
Но для Головкина адское веселье еще продолжалось.
Убедившись, что смерть наступила, он вынул тело голого мальчика из петли и подвесил за ноги, подставив снизу хозяйственную ванну.
Эксперты-криминалисты — люди ко всему привыкшие. Но даже они ужаснулись, когда поняли, что это за странный бурый порошок находился в хозяйственной ванне, обнаруженной в подвале гаража Головкина после ареста хозяина. Порошок лежал слоем толщиной сантиметров десять. Так выглядела выжженная паяльной лампой человеческая кровь. Слой заключал в себе кровь восьмерых жертв.
Впервые она была выпущена из тихого Павла П. Затем маньяк принялся его расчленять долго и тщательно, испытывая при этом какой-то запредельный, непрерывный оргазм. Чудовищу наконец стало дозволено это. Некоторые куски оно откладывало на чистую тарелочку, а потом, лишь слегка опалив паяльной лампой, пожирало...
Кровь брызгала во все стороны. Оно, именуемое Головкин, орудовало ножом и топором в течение четырех часов, пока не пресытилось.
Лишь через два дня он вывез останки к тому же указателю «Звенигородское лесничество» и закопал далеко от дороги в нескольких местах. Ни до, ни после ареста Головкина найти их так и не смогли. В одну из ям вместе с упакованными в пакеты кусками тела мерзавец бросил букетик цветов, с которым мальчик сел в его машину.
Перед тем как облить бензином и сжечь одежду убитого, Головкин обнаружил в кармане его брюк десять рублей и оставил их себе, так же как и наручные часы «Электроника». С убитого до Паши П. Сергея Т. Головкин тоже снял часы. Он хранил чужие вещи обычно до следующего преступления, почитая их за талисманы.
Может показаться забавной юридической казуистикой, но в приговоре суда присвоение этих талисманов, сувениров было инкриминировано С. А. Головкину как кража личного имущества, и он был осужден по 144-й статье на два года лишения свободы. Но в приговоре были и расстрельные статьи.
От мальчика, не доехавшего до своей крестной, у Головкина остался и другой, более страшный сувенир — голова. Этот кровавый зоотехник немного разбирался и в таксидермии — искусстве изготовления чучел. В его служебной квартире при конном заводе имелись пособия по этому вопросу. В результате всех гнусных манипуляций с такой реликвией Головкин выжег паяльной лампой все мягкие части головы, мозг и оставил один детский череп.
Лишь где-то через год он его расколол на мелкие косточки и выкинул, а до этого череп хранился в подвале гаража. Он показывал реликвию дру-
| I |
|---|
гим мальчикам, оказывавшимся в этом подвале. О том, что они кому-нибудь расскажут об этом, Головкин не беспокоился. Ни один из малолетних посетителей мрачного застенка не выходил оттуда живым.
ЭКСПЕРИМЕНТЫ ЧУДОВИЩА
Трудно проследить развитие сознания психопата. В своем воображении он, наверное, уничтожал мальчиков тысячами и десятками тысяч, но в реальности осторожничал. Однако аппетиты его росли, условия позволяли. Пока следователи по заявлению матери Павла П. искали его, опрашивали водителей и кондукторов автобусов, пассажиров автобусов и электричек, Головкин искал новые жертвы.
Нашлись-таки люди, запомнившие мальчика с цветами, в частности женщина, цветы ему и продавшая, но куда он пропал, можно было только предполагать. Скорее всего уехал на попутке. Но какой?
Последний при власти коммунистов праздник 7 ноября в 1990 году Головкин провел в лесу вблизи все того же указателя «Звенигородское лесничество». Рыл ямы, резал детские трупы, весело что-то напевал, жег костры, пил спирт. На этот раз все получилось очень легко и просто.
Шестого ноября он был свободен и решил, что пора опять попробовать. Сел в машину. Проехал Жаворонки, Перхушково. Потом отправился по Можайскому шоссе в сторону Голицына — тоже места памятные по первой неудавшейся жертве
еще в невинные времена шестилетней давности. Тогда у него не получилось. Сейчас же получалось все.
Проездил до самого вечера, но никого подходящего так и не встретил. Темнело. Головкин направился домой и вдруг у автобусной остановки «Институт» на окраине поселка Большие Вяземы увидел двух голосующих мальчиков. Решение созрело мгновенно. Сразу с двумя он еще не пробовал.
Коле В. было одиннадцать лет, Саше Г. — четырнадцать. Эти ему показались относящимися к категории потенциальных преступников, по его мнению, от которых он, преступник настоящий, избавлял общество. По мнению же общества, это были простые озорники, которым судьба приготовила страшный конец.
Головкин развернулся на пустынном в эту пору шоссе и подъехал к ним. Не выключая мотора, вышел из машины, потирая ладони. В них приятно покалывало от предчувствия.
— Ну чего? Куда?
— До военного городка не подкинете? Тут недалеко, — спросил старший.
Ветер трепал его светлые пряди волос, выбивавшиеся из-под вязаной шапочки-петушка. Оба мальчика стояли давно, замерзли. Они выжидающе смотрели на взрослого в неистребимой детской надежде, что взрослые бывают добры к детям. А взрослый зыркал глазами по сторонам. Его волновало только одно — свидетели. Их не было.
— Подкину, если поможете мне кое в чем.
— А в чем?
— Садитесь в машину, скажу.
В салоне было тепло. Добрый дяденька говорил с ними как с равными. Предложил закурить. Закурили. Владелец «Жигулей» задавал вопросы. Старший, Саша, кивал. Младший, Коля, глядел на старшего и соглашался с ним. Коля мечтал поскорее вырасти и купить свою легковую машину. У него в кармане лежали карточки с правилами дорожного движения — полезная детская игра - и найденные где-то автомобильные ключи. Он мечтал, что когда-нибудь также остановится на пустынном шоссе, поговорит с замерзшими пацанами и подбросит их куда им нужно.
— ...В общем, там, на даче, пять ящиков «Винстона». Один будет ваш. Ты как раз, — он смерил взглядом худенького Колю, — в форточку
: пролезешь.
Малолетний согласился с несовершеннолетним, что копить деньги на машину можно начинать уже сейчас со спекуляции ворованными си-I гаретами.
Головкин тронулся с места, напоследок еще раз оглядевшись. Когда огни поселка скрылись из виду, он сказал:
— Только вот какое дело, ребята. Там на въезде в дачный поселок может быть сторож. Меня он знает, а вас нет. Надо, чтобы вас никто не видел. Давайте в багажнике провезу вас туда и вывезу. И все будет о’кей.
И ребята согласились. В багажник, обитый I теплым войлоком, полезли добровольно. Еще I бы — такое приключение. Никогда в багажнике «Жигулей» не ездили. Дома, правда, могли уже ! волноваться, но кто из озорников о таких вещах думает? Младшего даже разморило в духоте и тем-
ноте, и он заснул. Пробуждение было совсем не таким, какого они ждали.
Железная коробка гаража была похожа на мышеловку. Скорчившимся в багажнике детям бил в лицо свет яркой лампы, над ними нависал уже не добрый, а страшный человек.
— Быстро вылезайте — и марш вниз, в подвал. Мне уже не терпится.
— Там внизу «Винстон»? — спросил Коля.
— Ага, такой «Винстон»...
Старший мальчик уже начал догадываться: они влипли.
В подвале ничего не напоминало человеческое помещение для хозяйственных нужд. Крюки, скобы, веревки, табуретка, оцинкованная ванна с неприятным запахом. Но первое, что увидели дети, — череп на полке, настоящий человеческий череп, все, что осталось от мальчика, любившего дарить цветы.
Головкин спустился вслед за ними, закрыл крышку подвала, навесил изнутри замок, запер его на ключ.
— Что это?! Выпустите нас! Вы не имеете права! — закричал Саша, бросаясь к лестнице.
Головкин легко сбил подростка с ног. Достал большой охотничий нож. Саша и Коля испуганно забились в угол, уже не делая попыток спастись. Движения чудовища, его речь стали казаться им замедленными, как во сне.
— Знаете, кто я такой? — спросил Головкин. — Я Фишер. Слышали небось? Фишер, который убивает детей и режет их на мелкие кусочки. Ну?
Он сам не знал, какого хотел от них ответа. Он любовался их испугом. Этому актеру зрители были ие нужны.
— Не вериге? Вот он тоже не верил. — Головкин указал на череп. — А сейчас я убью вас. Сначала тебя, потом тебя. Ну! Хотя, может быть... Раздевайтесь.
Саша резво принялся раздеваться, понимая, что это шанс. Много ходило разговоров о Фишере. И что убийца, и что насильник-гомик. У его брата в Голицыне сосед по лестничной площадке — гомосексуалист. Но никого не убивает. Тихий, мирный, воспитанный человек. Может быть, удастся как-нибудь выбраться отсюда, пока этот Фишер отвлечется на одного из них, использовать хоть малейший шанс...
Но преступник не оставил им шансов. Привязал обоих к железной лестнице и принялся насиловать по очереди.