1
Матвей Данилович не находил себе места. Его жена изменила ему. Ладно, это он как-нибудь переживет. Она и без того постоянно изменяет ему. И делает это с его ведома. С искусственными членами.
Но вибраторы — вещь неодушевленная. Это еще терпимо. Но на этот раз Инга изменила ему с мужчиной. Некий Павел Голиков.
Этот придурок унизил самого Ныркова. Мало того, он уже знает, что трахнул его жену. И гордится этим.
Помнит он этого недоделка. Магазин он собирался в Семиречье открыть, мебельный. Только Нырков крылышки ему обрезал. У него свой мебельный салон, и конкуренты ему не нужны.
Матвей Данилович делал бешеные деньги. И прибыль от его мебельного салона терялась среди них, как песчинка на берегу золотого пляжа. Но тем не менее он поставил Голикова на место.
А этот, гад, получается, взял реванш… Нет, нельзя мириться с таким положением вещей.
Он мог хоть сейчас обречь Голикова на гибель. И очень этого хотел. Но есть одно «но»…
У этого Голикова сестра. Маргарита. Девчонка редкой красоты. Чертовски обаятельна. Но главное не это. Чистота в ней, внутреннее благородство. Непорочная красавица. Такая не будет бросаться на вибраторы, от нее не будешь слышать дни и ночи напролет «хочу, хочу, хочу…».
Нырков любил свою жену. И сейчас был к ней не безразличен. Даже измену ей почти простил. Но терпение ведь не безгранично. Когда-нибудь он возненавидит Ингу… И, возможно, это произойдет в самом ближайшем будущем…
Чем больше Матвей Данилович думал о Маргарите, тем более расплывчатым становился идеал Инги. Еще немного, и этот кумир слетит со своего пьедестала…
Маргарита… Эта девчонка должна занять место Инги.
Первый шаг к этому сделан. Он отпустил московского мента. Уж очень она за него просила.
Между Маргаритой и Лозовым любовь. Но ничего, дело это временное. Не зря Нырков советовал менту поскорей убраться в свою столицу. И скоро он исчезнет. А Маргарита останется здесь. И Нырков здесь останется.
Голиков будет жить. Только потому, что Матвей Данилович не хочет настраивать против себя Маргариту. Ведь она может подумать, что это он дал команду убить ее брата.
Надо будет организовать наблюдение за Маргаритой. Как бы она не уехала в Москву вместе со своим дружком…
Рома открыл глаза. И вздрогнул. Он лежал на асфальте, а сверху на него смотрели люди. Мужчина и две пожилые женщины.
— Как вам не стыдно, молодой человек! — возмутилась одна из них.
— Это ж надо, нажрался как свинья. Разлегся, алкаш… А тут, между прочим, люди ходят…
Рома молча встал. Его шатнуло.
— Да ладно, подгулял человек, — вступился за него мужчина. — С кем не бывает… И на алкаша не похож… Подумаешь, синяк под глазом…
Только Роме было все равно, похож он на алкаша или нет. И общественное мнение его мало интересовало. Фингал под глазом — это ерунда. Он мент по жизни и успел за три года службы вытравить из себя чувство ложного стыда.
Алкаш, не алкаш, нажрался, не нажрался… Какая разница? Главное, он жив. И не важно, что люди Ныркова вывезли его в центр города и бросили напротив входа в булочную. Ведь не убили. И ментов не натравили…
— Блин! — чуть не застонал он от досады.
Это ж надо, теперь он полностью зависим от Ныркова. Этот гад запросто мог убить женщину. И шишки свалить на него… И ведь свалит, если что не так…
Надо срочно убираться из этого города.
Не обращая внимания на толпу, Рома направился в сторону своего дома.
Он заберет Риту и увезет ее с собой в Москву.
У него есть хороший знакомый в Министерстве образования. Через него он устроит Риту в какой-нибудь престижный институт. Еще не поздно, приемные экзамены даже не начинались…
— А где я там буду жить?
Рита готова была прыгать от радости. Но сдерживала свои чувства. Не следует показывать, что она в восторге от предложения, которое сделал ей Рома.
Он предложил ей отправиться с ним в Москву. Обещал помочь с институтом. Ведь она в этом году школу закончила. С отличием. Только почему-то не думала о продолжении учебы. А ведь это чудесная мысль…
Она почти с ужасом вспомнила, что собиралась устроиться продавщицей в магазин, который должен был открыть Паша.
— Ну, с жильем пока проблемы. Я снимаю однокомнатную квартиру, — говорил Рома. — Можешь пожить у меня. Я буду спать в кухне, меня это не стеснит.
Рома лукавил. Спать они будут вместе. Это произойдет между ними в самом ближайшем будущем. Ведь они любят друг друга. А она хоть и девственница до сих пор, но достаточно взрослая и мышление у нее вполне современное…
Рита не сомневалась, что ее родители не станут возражать против Москвы. Рома у них вызывал полное доверие.
— А скоро я квартиру себе куплю. Двух- или трехкомнатную… Как ты скажешь, так и будет. Ведь это будет наша квартира…
И он многозначительно посмотрел на нее. И как бы робко добавил:
— Если ты, конечно, согласишься…
Если… Знает ведь прекрасно, что Рита будет рада выйти за него замуж.
— Я согласна… Я согласна ехать с тобой в Москву и поступать в институт.
— И все?
— А что еще?
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж!
— Это предложение? — зарделась она.
— Больше того. Это крик души!.. Я хочу, чтобы ты была моей женой!
Его глаза горели радостным огнем. Особенно тот, подбитый. Через узкую щелочку задорно смотрит на нее…
— Да, согласна!
Она хочет быть его женой. И не важно, купит он себе квартиру или нет.
— Тогда приглашай…
— Куда?
— Как куда, к себе в гости… К твоим родителям… Но сначала к моим старикам заглянем…
— А когда уезжаем?
— Послезавтра вечером. Времени у нас мало…
Это здесь, в Семиречье, у них мало времени А вообще времени у них много. Впереди целая жизнь…
Чего Нырков не хотел, то и произошло. От своих людей он узнал, что Маргарита собирается уезжать вместе с Лозовым. Слишком далеко их отношения зашли. Жениться собираются.
— Свадьбы не будет, — спокойно сказал Нырков.
И очень серьезно посмотрел на Чусова.
— Надо поговорить с этим ментом, — сказал тот — Ниточки от него в наших руках. Дернем за них, и откажется он от этой девочки.
— Откажется, — кивнул Нырков. — А если нет?. Нужно вообще отвадить Маргариту от этого мента… Как?
— Очень просто, — не стал ломать голову Чусов. — Подставляем его по полной программе…
План его Ныркову понравился. Убивались сразу два зайца.
Павел Голиков поставил машину в гараж. И уже собирался запирать ворота, когда появились трое. Здоровые, крепко накачанные ребята.
Неспроста они появились.
— Привет, Пашок, — сказал один и положил свою мощную длань ему на плечо.
— А-а… Чего надо?
— Поговорить.
— Некогда.
— Да ты чо! — усмехнулся второй браток.
И резко саданул его двумя кулаками по почкам. Боль, внутри все Опустилось, появилась слабость в ногах. Павел начал оседать на землю. Но два других братка подхватили его на руки и втащили в гараж.
А потом появился Нырков. И пронзил его убийственным взглядом.
— Знаешь, кто это? — показал он ему фотографию своей жены.
— Да… — в ужасе выдохнул Павел.
— Жить хочешь?
— Да!
— Значит, сделаешь все, что я тебе скажу… Павел закивал головой.
— Да расслабься ты, — криво усмехнулся Нырков. — Может, мы с тобой скоро породнимся…
2
Это был не просто торжественный ужин. Это была самая настоящая помолвка.
Рома пришел к родителям Риты. Он их знал с детских лет. Как-никак с Пашей с третьего класса дружил.
Он пришел, чтобы просить руки их дочери. И сразу же угодил за праздничный стол. Семен Павлович и Зоя Михайловна ждали его, радовались его желанию жениться на Рите.
Но больше всех радовалась Рита. Как будто нет ничего лучшего, чем быть замужем за обыкновенным ментом.
И Паша был доволен. Но вовсе не из-за того, что его сестра собирается выйти замуж за лучшего друга.
— Мне сегодня из мэрии звонили, — уже под конец торжества сообщил он. — Сам Нырков участие проявил. Помещение под магазин мне нашли. Отличное помещение, в долгосрочную аренду и с правом последующего выкупа. В центре города…
— Нырков? — удивленно посмотрел на него Рома. — С чего бы это?
Паша трахнул его жену. А Нырков ему за это помещение под магазин. Странно все это…
— А ты не знаешь?..
— Нет.
— Сказал бы я тебе…
Его явно смущало присутствие жены. Он уже знал, кого имел на заднем сиденье своего джипа. Может, он думает, что Нырков импотент и рад тому, что кто-то ублажил его женушку… Рома хорошо знал, что это не так.
— А хочешь, пойдем посмотрим помещение? — сказал Паша.
— Да ну… Как-нибудь в другой раз, — отмахнулся Рома.
— Когда?.. Завтра ты уезжаешь. И когда будешь в наших краях? — Не знаю…
— И я не знаю. Пошли посмотрим…
— Да не хочу я.
— А я сказал пошли!
Похоже, Паша хорошо набрался.
— Отстань, а!
Паша набычился, поднялся со своего места.
И Рома встал. Он тоже не совсем трезв. Так что пусть не лезет тот к нему, а то ведь и промеж глаз получить может… Хотя не дело это — с другом драться, даже по пьяной лавочке. Положение выправила Рита.
— Рома, ну сходи с ним, — нежно коснулась она его руки. — Пусть человек потешится… Ведь не успокоится, пока не посмотришь.
— Не-а, не успокоюсь, — подтвердил Паша. От него уже не веяло агрессивностью. Он даже улыбнулся.
— Тем более тут недалеко, — добавила Рита. —
В двух шагах всего…
— Ну, если в двух шагах… Пошли с нами за компанию.
— Нет, мы с Юлей посидим.
— Посидим, — кивнула Пашина жена. — О своем, о женском поговорим…
Рома первым вышел из квартиры. За ним Паша, сумку с собой взял.
— А это зачем? — спросил Рома.
— Да бутылочку прихватил. По рюмашке дернем. За мое новое начинание…
— А закусить?
— Запить. Минералка. Пойдет?
— Пойдет…
Было уже темно. И прохладно. А еще дождь пошел.
Свежо на улице, хорошо. И Паша немного протрезвел.
— Слушай, брат, Ритка сказала, что ты квартиру вроде покупать собираешься.
— Да хочу…
— Ну, хотеть не вредно… А деньги?
— С деньгами порядок.
— У вас что, зарплаты немереные?
— Хочешь жить, умей вертеться…
— А-а…
— Вот тебе и «а»… Не беспокойся, не пропадет твоя сестра в нищете.
— А-а, ну тогда ладно…
Складывалось впечатление, будто Паша все равно не очень доволен тем, что Рита собирается выйти замуж за его друга. То сам сватал, то вдруг пятиться начал. Хорошо, что от него уже ничего не зависит. В любом случае Рита будет с ним, с Ромой.
Паша прихрамывал. Ногу вывихнул. Но до места добрались быстро.
Под магазин Паше отвели помещение бывшей парикмахерской на первом этаже пятиэтажного дома. Большой просторный зал, еще несколько комнат.
— Здесь у меня кабинет будет, — суетливо рассказывал Паша. — Тут склад… А тут комната отдыха…
— Чего?!
— Комната отдыха, — хихикнул Паша. — С секретаршей буду здесь отдыхать.
— У тебя и секретарша будет? — Рома понял, что Паша шутит.
— Ну а как же?
— А кто же работать будет?
— Негры пусть пашут…
— А кого в секретарши возьмешь?
— Подумаю…
— Кстати, есть вариант…
Паша сделал очень важный вид. И, будто он большой важный начальник, заявил:
— Вот по этому вопросу я готов выслушать любое мнение!
— Жену Ныркова к себе секретаршей возьми.
— Я подумаю… — сразу сник Паша.
— А чего тут думать? Будешь драть жену Ныркова, а за это тебе льготный кредит откроют.
— Ага, на том свете, — мрачно изрек Паша. — И вообще, Нырков не так уж и плох, как кажется.
— С каких это пор?
— Да с таких… Видишь, магазин мне помог открыть…
— А с чего он такой добренький?.. Думаешь, это благодарность за то, что ты его жену трахнул?
— За это он мог бы меня убить.
— А за что же тогда магазин?
— Из-за Ритки, — помрачнел вдруг Паша.
— Она-то здесь при чем?
— Ты бы хотел иметь жену-шлюху? — Паша в упор посмотрел на Рому.
— Нет… А к чему ты об этом?
— Да все к тому… И Нырков, между прочим, не хочет иметь такую жену. Но имеет. Это его крест. Но он не святой, чтобы тащить его на себе. И отсюда напрашивается вывод.
— Какой?
— Нырков избавится от своей жены. И найдет другую. Честную и порядочную. А еще красивую. Он ведь любит только красивых женщин.
— Это его проблемы.
— Это наши с ним общие проблемы.
— Ваши общие?.. Что ты несешь? Паша насупился. И вдруг начал резать правду-матку.
— Я сегодня с Нырковым разговаривал. И разговор насчет Ритки шел. Нравится она ему, понял? И он не прочь жениться на ней…
— Вот оно что!.. А больше он ничего не хочет?
— Больше ничего… В общем, Рома, как хочешь, так и понимай. Я не хочу, чтобы Рита выходила за тебя замуж. Ей Нырков нужен, а не ты.
— Легко же ты покупаешься… А я думал, ты друг. А ты, оказывается, полное дерьмо.
— Сам ты дерьмо! — взорвался вдруг Паша. — Кто ты такой!.. Что я с тебя иметь буду?..
— А с него, значит, ты что-то будешь иметь! — завелся и Рома.
— Буду. Он меня в люди выведет… А что ты мне дашь?
— Вот это!
Рома и сам не понял, как его кулак вылетел вперед и врезался Паше в челюсть. Тот упал.
Сильно он его ударил. Но Паша сознания не потерял.
— Козел! — захрипел он с пола.
— Да пошел ты, ублюдок!
Может, и зря его Рома ударил. Но ему не было жаль этого слизняка.
Он повернулся и вышел из магазина. Направился к себе. К Паше домой ни ногой. А с Ритой он встретится завтра…
В голове гудело, перед глазами все плыло А еще сильно болела челюсть. Похоже, Рома сломал ее.
Павел медленно встал с пола. Его сильно клонило в сторону. Но он уперся рукой в стену, поэтому удержал равновесие.
Там, в гараже, Нырков сначала запугал его. А потом вместо кнута пряник сунул. Красочные перспективы насчет Ритки нарисовал. А затем спросил, не против ли Павел, если они породнятся. Он, конечно, не возражал. За это ему мэр подарок сделал.
Хорошее помещение под магазин ему выделили На капитальный ремонт деньги есть, на оборудование тоже. А с товаром проблем не будет. В оборот пойдет вся его мебель. Нырков больше не имеет к нему претензий.
Сегодня Нырков снова разговаривал с ним. В мэрию к себе вызывал. И сразу разговор пошел начистоту. Мол, спровоцировать Романа Лозового надо. Нельзя, дескать, допустить, чтобы он на Маргарите женился…
А потом Нырков денег ему предложил. Двадцать пять тысяч долларов. Наличностью. За провокацию.
Неспроста он Рому в магазин заманил. Неспроста о разговоре с Нырковым рассказал. Все шло по сценарию, который Нырков разработал. И финал был спланирован. Ударил его Рома. И теперь его можно привлечь за нанесение увечий. Именно этого и хотел Нырков.
А для убедительности он просил его сумочку с собой прихватить. А в ней диктофон. Весь их разговор на пленочку записывался. Только Павел не совсем понял, зачем это надо. Ведь достаточно будет побои снять и заявление написать И все, Рома виновен, и его можно брать под стражу.
Зря он, конечно, друга предал. Но жизнь ведь такая гадкая штука…
Павел не удивился, когда в комнате появились двое Этих ребят он знал, это люди Ныркова. Вместе с ним при разговоре присутствовали. Да и вообще он их раньше видел.
— Ну что? — спросил один.
— Все в порядке… Кажись, челюсть сломал, — горько усмехнулся Павел.
— Ну, тогда все…
Тот повернулся, будто собираясь уходить.
— А бабки когда?
— А-а, бабки… На, держи!..
Словно в замедленной съемке видел Паша, как крепыш снова разворачивается к нему. Будто его какая-то пружина по спирали раскручивает. И в руке у него остро заточенный прут.
— Не надо! Убери штырь! Не убивай!.. — только это он и успел крикнуть.
А еще он успел закрыть голову. Но заточенный прут вошел ему в печень. И снова вышел.
Обливаясь кровью, Паша упал на живот. Но был еще жив.
Он умер, когда тот же штырь вошел ему в спину под левую ключицу…
3
Рому разбудил голос матери. Он открыл глаза, но не она стояла перед ним, а мужчина в кожанке, а по бокам — двое в милицейской форме, в бронежилетах и с автоматами.
— Здравствуйте, Роман Георгиевич! — дружелюбно поприветствовал его мужчина. — Рад с вами познакомиться. Старший оперуполномоченный Семиреченского РОВД капитан Фурцев…
И чтобы закрепить знакомство, протянул ему руку.
Рома спросонья не успел разобраться в ситуации и тоже протянул ему «краба». Щелк, и на запястье его руки сомкнулся браслет наручника. Второй браслет защелкнулся на руке опера.
Можно было сломать этого Фурцева. Но свобода маневра уже потеряна. Сержанты из группы немедленного реагирования сомнут его.
А потом, ему нет смысла сопротивляться. Ведь он ни в чем не виновен. Хотя, похоже, капитан Фурцев думает по-другому.
— Это какая-то шутка? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Рома.
— Шутка… — кивнул опер. — Собирайтесь, гражданин Лозовой, в отдел поедем. Дальше шутить там будем…
— Ну вот, уже и гражданин…
— Собирайтесь! — жестко отрезал Фурцев.
— А наручники?
— Наручники, извините, снять не могу.
Рома сумел надеть только брюки, обуться. А рубаху пришлось брать с собой. Ее он надел в камере изолятора временного содержания.
Камера сухая, свежей краской пахнет, четыре шконки и ни одного задержанного. Он единственный узник.
За что его арестовали?.. На этот вопрос ему никто так и не дал ответа. Всю дорогу капитан Фурцев молчал.
Молча привезли в отделение, сняли отпечатки пальцев, поместили в изолятор, закрыли на все замки. Отдыхай и думай, думай…
И Рома думал. Лег на шконку и приставил палец к носу.
Причин для задержания нет. Но они легко найдутся, если твой противник — сам Нырков. Неужели он все-таки скинул ментам окровавленный штырь с отпечатками его пальцев?.. Похоже на то…
Рома лежал на шконке, курил и ждал, когда его вызовут к следователю. Должны же ему в конце концов предъявить обвинение. Но про него, казалось, забыли.
К исходу дня он начал барабанить в дверь. Ему нужен был телефон. Он должен был связаться с кем-нибудь. С Артемом или хотя бы с Пашей. Кто-нибудь из них мог бы позвонить в Москву, в родной отдел. Только из Битова могла прийти ему помощь.
Можно было связаться и с Ритой. Даже лучше ей позвонить в первую очередь. Для него она сделает все.
Рита… Любимая… Ничего, скоро они снова будут вместе…
Но дверь никто не открывал. К ней никто даже не подходил. Как будто никому не было никакого дела до узника в камере.
Каменным изваянием Рита стояла рядом с гробом и смотрела на Пашу. На мертвого Пашу.
Казалось, он спит. Оделся в парадный костюм, обулся в черные лакированные туфли и прилег отдохнуть…
Но нет, он не спит. Это смерть!
Его убили позавчера.
Вместе с Ромой он отправился осматривать помещение под магазин. Там и остался. С остро заточенным штырем в сердце.
А Рома исчез.
Он позвонил ей поздно ночью и сказал, что завтра утром заедет за ней. А утром его забрала милиция.
Оперативно-следственная бригада, прибывшая на место, раскрыла преступление по горячим следам. Рому обвинили в убийстве и арестовали. Сейчас он под следствием, в изоляторе временного содержания.
Как же так! Почему он так поступил?.. Ведь Паша его лучший друг и родной брат Риты. Ну, повздорили, помахали бы в крайнем случае кулаками и успокоились. Но нет, Рома убил Пашу. Жестоко, хладнокровно.
Он ненавидел Пашу. За что? За то, что он познакомил его с ней, с Ритой?.. Он не хотел жениться на ней. Только делал вид, что хочет. А на самом деле она была ему в тягость… И со зла Рома убил Пашу…
Может, причина в другом. Но Рита во всем винила себя. Не нужно ей было связываться с Ромой. Надо было сразу понять, что их роман ничем хорошим не кончится.
А ведь Паша и сам понял свою ошибку. Незадолго до смерти он разговаривал с ней. Сказал, что ей следует хорошо подумать, прежде чем выходить замуж за мента. Не будет у нее с ним жизни.
Такой красавице, как она, нужен другой муж. Солидный, богатый, могущественный. И он знает такого человека. И этот человек, между прочим, питает к ней симпатии…
Она тогда посмеялась над Пашей. Сказала, что, кроме Ромы, ей никто не нужен.
Ей и сейчас никто не нужен. Даже Рома. Он — подонок и убийца, и она не может его любить… Хотя сердцу не прикажешь. Любовь зла… Она продолжала любить его. Но в то же время презирала и ненавидела.
А вдруг он ни в чем не виновен?.. Вряд ли… Но все равно, ей хотелось увидеть его, поговорить с ним… Она ходила в милицию. Только ее не подпустили к Роме и на пушечный выстрел. На свидание с ним никого не пускали. Вообще никого. Как будто сгинул человек…
Гроб с телом Павла стоял на столе в комнате. Здесь он пролежит всю ночь. Мама, Юля и Рита будут сидеть возле него, плакать. И все будут тихо ненавидеть Рому.
А завтра Пашу похоронят. И никогда больше никто его не увидит.
По щекам Риты текли слезы. К ней подошла мама.
— Доченька, по одному адресу зайти надо, — тихо сказала она. — Паше нашему могилку вырыли, денежки нужно отнести…
Они зарыдали обе.
А потом Рита вышла из дома и направилась по нужному адресу.
Она возвращалась обратно, когда возле нее остановились две машины. Два красавца-джипа. Из одной машины вышел не кто иной, как Матвей Данилович Нырков.
— Маргарита! — обрадовался он. Он подошел к ней, взял ее руку. Только она высвободилась, убрала ладошку.
— Прими мои соболезнования, Маргарита…Ты куда-то идешь?
— Домой.
— Садись, подвезу, — кивнул он на свою машину.
— Нет, — покачала она головой.
— Боишься?
— Может быть…
— Да не бойся. Я ведь взрослый мужчина. И достаточно серьезный. У меня и в мыслях нет сделать тебе дурное.
— Верю. Но лучше я пешком…
— Тогда и я с тобой. Тоже пешком. Ты не возражаешь?
Он был таким милым, добрым. Только ей вовсе не хотелось находиться с ним в одной компании. Но не гнать же от себя столь уважаемого человека.
Нырков провожал ее домой. В прежние времена, если бы парень вот так провожал девушку, можно было бы всерьез говорить об их скорой свадьбе. Да и сейчас в Семиречье думали по старинке.
Только Рита и не помышляла ни о какой свадьбе. Разве что о той, которая должна была состояться. Но все испортил Рома…
— Маргарита, еще раз прими мои соболезнования, — скорбным голосом сказал Нырков. — Мне жаль, что так случилось… Я знал твоего брата, он очень хороший человек.
— Завтра в двенадцать похороны, — всхлипнула она.
— Да, я уже знаю Обязательно приду… Я чувствую себя виновным в том, что произошло.
— Вы?! А вы-то здесь при чем?
— Я мэр города и за все здесь в ответе.
— Но вы же не можете все предусмотреть…
— Не могу… Но я должен делать это. По долгу службы… Кстати, в гибели вашего брата мы виновны вместе. И ты, Маргарита, и я…
— Почему?
— Ты вступилась за Романа Лозового. Если бы не ты, я бы передал его в руки закона, его бы осудили за изнасилование… Ведь уже установлено, что он на самом деле изнасиловал мою жену. Не в тот день, когда вы ездили в Лесокаменск, в другой…
— Этого не может быть! — ужаснулась Рита.
— Может… Роман Лозовой очень нехороший человек. Насильник, убийца… Его вина полностью доказана… Это он убил твоего брата.
— Нехороший человек, — автоматически повторила Рита. — Я бы очень хотела встретиться с ним, поговорить. Хочу спросить, как он мог докатиться до такой жизни.
— Я не думаю, что тебе это нужно. Не важно, что толкнуло Лозового на преступление. Важно, что он его совершил. И нет ему прощения.
— И все же я хотела бы встретиться с ним… Матвей Данилович, пожалуйста, сделайте так, чтобы меня к нему пропустили. Вы же все можете.
— Для тебя, Маргарита, я могу сделать все. Твое желание для меня закон… Завтра у тебя трудный день. Давай я устрою встречу с твоим бывшим другом послезавтра.
Рита не возражала.
— Будьте добры!
Она как будто соглашалась с тем, что Рома ее бывший друг.
— Ну вот и договорились…
Рома гордо отказался от предложенной сигареты.
Точно так же и он подыгрывал задержанным, угощал их сигаретами. Сейчас на месте арестанта он сам. Двое суток прошло с момента его задержания, и только сегодня о нем вспомнили. Вызвали на допрос.
Напротив него за столом сидел местный прокурор. Банякин Федор Авдееевич. Неказистой внешности мужичок с серым лицом и желтыми зубами, до самых корней пропитанными никотином.
Прокурор не стал насильно совать ему сигарету в зубы. Он положил ее на стол, рядом с ней зажигалку. Будто знал, что Рома скоро вспомнит о ней.
— Ну так, наконец, я могу узнать, в чем меня обвиняют?
За двое суток его никто ни разу не побеспокоил. Только три раза в день давали вонючую баланду. И передачами с воли не баловали. О встрече с родными и думать было нечего. Все это время он намертво был изолирован от внешнего мира.
Неволя — это страшно. Но куда страшней не знать, за что тебя упекли в кутузку. А ведь он уже давно должен был об этом узнать.
— В какие-то игры тут за моей спиной играете. Двое суток держите. Но ни санкции на арест, ни постановления о привлечении… Беспредел сплошной!
Его возмущение справедливое. И, судя по всему, прокурор был согласен с ним. Только солидарности не проявлял.
Он открыл свою папку, достал бумаги.
— Вот и санкция, и постановление о привлечении в качестве обвиняемого…
От волнения Рома сглотнул слюну.
— Лозовой Роман Георгиевич? — официально посмотрел на него Банякин.
— Нет! Я Пушкин Александр Сергеевич… Не тяните резину! Моя личность вам известна… В чем меня обвиняют?
Прокурор молча протянул ему постановление о привлечении.
— Ознакомьтесь сами. Вы оперуполномоченный уголовного розыска, с юридическим образованием. Уверен, мне не нужно объяснять вам сущность обвинения. Сами все поймете. Да вы и без того все знаете…
Рома взял бумаги, пробежал по ним глазами опытного юриста. И лоб его покрылся испариной.
Его обвиняли в убийстве Голикова Павла Семеновича… Пашка Голиков, его лучший друг… Время убийства — час, когда они расстались в помещении под магазин. Орудие преступления — остро заточенный металлический прут. Удары нанесены в область печени и под левую ключицу в область сердца. Оба ранения не совместимы с жизнью… Дальше все поплыло перед глазами.
— Я не убивал! — от волнения стало трудно дышать.
Рома расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. И лихорадочно схватил сигарету со стола. Все-таки пригодилась. И зажигалку взял. Чиркнул, закурил. Только глубокая затяжка облегчения не принесла. Прокурор забрал у него бумагу.
— Итак, вы ознакомились с постановлением, разобрались с сущностью обвинения. Распишитесь вот здесь…
— Не буду, — тупо посмотрел на него Рома. — Не буду, и все… Я никого не убивал…
— Не будете, не надо…
Прокурор взял ручку, стал что-то писать. Рома тем временем собирался с мыслями.
Пашки больше нет. Его убили. И не Рома это сделал. Он всего лишь ударил его. Пусть в лицо, и сильно. Но никак не остро заточенным прутом в печень и сердце… Остро заточенный прут… Уж не тот ли это?..
— Так, от подписи вы отказались. Теперь я должен разъяснить вам ваши права.
— К черту права! — Рому залихорадило. — Я хорошо знаю свои права.
— Тогда распишитесь вот здесь.
— Я не буду расписываться.
Он должен расписаться на постановлении в том, что ему разъяснили его права. Но он сейчас в сильнейшем волнении. Как бы ему не подсунули на подпись другую бумагу.
— Не будете, не надо… Зря вы ломаете комедию, Лозовой, — с вялым осуждением посмотрел на него Банякин. — Ваша вина полностью доказана. Вы можете отрицать что угодно. Только ничего вам не поможет. Любой суд припаяет вам приличный срок за убийство.
— Я никого не убивал.
— Орудие преступления — металлический прут Он найден в теле убитого. И на этом пруте ваши отпечатки пальцев.
— Чушь!
— Не знаю, не знаю… Это прямая улика. Но есть и косвенные улики. Да еще какие… Есть показания свидетелей, которые утверждают, что вместе с Голиковым Павлом Семеновичем вы ходили осматривать его новый магазин.
— Странно, — горько усмехнулся Рома.
— Что странно?
— Вы осмотрели труп, провели дознание, допросили свидетелей, у вас имеются результаты экспертизы… А вот допросить меня вы удосужились только сейчас, по прошествии почти трех суток с момента убийства… Почему так?
— На это у нас были свои субъективные причины, — уклончиво ответил прокурор.
— Гражданин Нырков — вот ваша субъективная причина! — взорвался Рома. — Вы все под ним, как стая гончих под сапогом старого ловчего… Вы видите, я не прошу у вас адвоката. Если он будет, то только купленный, полностью подконтрольный вам и Ныркову. И телефон я у вас не прошу, чтобы позвонить хотя бы родственникам. Мне нужно срочно связаться с Москвой. Но вы не дадите мне этой возможности. Потому что знаете, что я никого не убивал. И когда из столицы прибудет компетентная комиссия, вас всех тут пустят на колбасу!..
— В мои обязанности не входит выслушивать оскорбления подследственных, — спокойно произнес прокурор.
Угрозы Романа не произвели на него никакого впечатления.
— Завтра мы выедем на место преступления. Для проведения следственного эксперимента. Это всего лишь формальность…
— Ну да, конечно, формальность, — горько усмехнулся Рома. — Не более того… Ведь вам хорошо известно, что убийца был примерно моего роста. И сила его удара соответствует моей.
— Вот видите, вы косвенно подтверждаете свою вину.
— Ничего я не подтверждаю.
— Я же говорю вам, следствие не нуждается в вашем чистосердечном признании. Все факты налицо.
— Отпечатки моих пальцев на стальном пруте…
— На стальном? — ехидно посмотрел на него Банякин. — А откуда вы знаете, что прут именно стальной?
Рома с досадой понял, что сам подцепил себя на крючок.
— В постановлении написано, прут металлический…
— Но ведь он мог быть чугунным или алюминиевым.
— Да? Но я почему-то подумал, что он стальной.
— А хотите, я скажу, откуда вам известна такая подробность? — прокурор смотрел на него, как ястреб с высоты на неосторожного цыпленка.
— Хотелось бы узнать.
— Этим-прутом вы пользовались не впервые.
— Да ну?..
Рома усмехнулся. Только ирония не очень сейчас была уместна. Он понял, что попал в сверхнеприятную историю. Он знал, откуда в деле взялся прут. Это тот самый штырь, которым была убита неизвестная ему женщина. Этот прут ему сунули в руку в пыточном каземате. Оставили на нем его отпечатки пальцев. А потом этим же прутом убили Пашу.
— Экспертизой установлено, что на острие прута кровь не только Голикова. Этим прутом убили или ранили другого человека. И напрашивается вопрос — кто это сделал?
— Думаете, я?.. Ошибаетесь!
— Утверждать не буду… Но дело в том, что подана в розыск некая Комарова Людмила Панкратовна. Ее группа крови соответствует той, которую обнаружили на острие прута.
— Ловко закручено. — Рома чувствовал себя загнанным зверем.
Но старался не поддаваться пораженческому настроению.
— На оперативном уровне есть информация, что вы изнасиловали одну женщину…
Рома готов был ко всему. Поэтому не удивился этой небылице.
— Есть доказательства?
— Я же говорю, оперативный уровень…
— Извините меня. Но я вам не мальчик из детского сада. Я не желаю выслушивать в отношении себя всякую гадость из области домыслов.
— Все правильно, это гадость. Изнасиловать женщину — это самая настоящая гадость… Итак, есть основания подозревать вас в еще одном убийстве.
— Можете не продолжать. Я изнасиловал некую Комарову Людмилу Панкратовну, а затем ее убил…
— Значит, вы сознаетесь…
— Да нет, ошибаетесь, любезный Федор Авдеевич. Это я читаю ваши мысли.
— Вы ясновидец?
— Может быть…
— Я, между прочим, тоже…
Банякин достал из ящика стола диктофон.
— Наша беседа записывалась на пленку? — спросил Рома.
— Нет, мне это ни к чему… Но на этот диктофон записывался другой ваш разговор.
— Интересно.
— Мне тоже… Здесь запись вашего разговора с убитым Голиковым. Не знаю почему, но он записал свой последний в жизни разговор. Как будто чувствовал, что вы его убьете… Кассету нашли в его диктофоне.
— Я его не убивал.
Банякин не стал спорить. Он просто включил диктофон. И в уши влился голос Паши. И его собственный голос. Рома разговаривал с ним в помещении под магазин.
«Легко же ты покупаешься… А я думал, ты друг. А ты, оказывается, полное дерьмо…»
«Сам ты дерьмо! Кто ты такой!.. Что я с тебя иметь буду?..»
«А с него, значит, ты что-то будешь иметь!»
«Буду. Он меня в люди выведет… А что ты мне дашь?»
«Вот это!»
Звук удара. Шум падающего тела.
«Козел!» — голос Пашки.
«Да пошел ты, ублюдок!» — голос Ромы.
И снова Пашка.
«Не надо! Убери штырь! Не убивай!..»
Звуки ударов. Хрипы. Получалось, это Рома всаживал в Пашку прут. Это под его ударами тот корчился в предсмертных муках.
— Ну вот и все. Картинка ясна, — заключил прокурор. — Вам нет смысла дальше отпираться.
— Я никого не убивал.
Рома опустил голову под тяжестью безысходности.
Паша записывал их разговор. Зачем?
Возможно, это ему посоветовал Нырков. Смог же он склонить его на свою сторону. Поэтому и советы его могли восприниматься Пашкой как указание к действию.
Только не нужен был Пашка Ныркову. Для него он всего лишь расходный материал. Попользовался да выбросил. Но не на свою, а на чужую свалку.
Сразу трех зайцев Нырков убил. Рому подставил. Пашу, который трахнул его жену, наказал. И Риту от Ромы отвратил. Наверняка Рита считает его убийцей. И уже не любит, а ненавидит.
Нырков хочет жениться на Рите. Поменять шлюху-жену на непорочное дитя… Пашка ему об этом говорил. Только почему этого разговора нет на пленке?
— Вы поставили запись с самого начала? — убито спросил у прокурора Рома.
— Разумеется, — кивнул тот.
Но насколько Рома помнил, Паша не лез в сумку, чтобы включить диктофон. Значит, он работал с того самого момента, как они вошли в помещение. И слова «Не надо… Не убивай!» обращены не к Роме. К кому-то другому. Но запись смонтирована ловко, ни к чему не придерешься.
Пашу убили. Затем забрали у него кассету. Вырезали все про Ныркова, про Риту и его жену. Затем убрали момент встречи Паши со своими убийцами Ведь они, возможно, о чем-то говорили между собой. И уже «удобную» пленочку снова вставили в диктофон. И только после этого вызвали милицию И направили следствие по «правильному» пути. Поэтому Рома здесь.
Люди Ныркова сработали грамотно, профессионально. Запись предсмертного разговора с «нужными» моментами, прут с отпечатками пальцев «убийцы». Прав следователь, любой суд признает его виновным. И чистосердечное признание нужно не следствию, а ему самому, чтобы скостить срок.
Банякин как будто понял ход его мыслей. И ударил.
— Роман Георгиевич, у меня есть предложение…
— Да?..
— Дело об исчезновении гражданки Комаровой уже в производстве. Мы обязаны довести его до логического конца. Но пока мы не можем ее найти. Ни ее саму, ни ее трупа…
— И вы хотите, чтобы я сознался, что убил ее? И показал место, где зарыт труп?
— Совершенно верно.
— Увы, я не знаю, где зарыт ее труп.
— Вот видите, — обрадовался Банякин.
— Я ничего не вижу, — мрачно посмотрел на него Рома. — И прошу вас, не надо ловить меня… Я знаю, что Комарова убита. И ее убили тем самым прутом, которым был убит Голиков. И на этом пруте мои отпечатки пальцев… Да, я видел этот прут. Кое-кто лично вкладывал мне его в руку, чтобы наложить на него мои отпечатки.
— Кто именно? — глумливо скривил губы прокурор.
— Тот, кто хотел меня подставить… И подставил.
— Вы можете говорить что угодно.
— Но мне никто не поверит, — продолжил за него Рома. — Все правильно, все улики против меня. Прут с отпечатками пальцев, компрометирующая запись, показания родственников убитого… Наверняка у вас еще имеются показания свидетелей, которые видели, как я выходил из магазина.
— А разве я вам этого не говорил?
— Нет. Наверное, забыли… Да оно и понятно, вам и без этого было чем загнать меня в угол. И вы меня загнали… Только колоться я не буду. Не ждите. Я ни в чем не виновен!..
— Что ж, так в протокол и запишем.
Банякин с укором взглянул на Рому. Взял лист бумаги и принялся его заполнять.
Роме следовало набраться терпения и дождаться, когда он закончит сию утомительную процедуру. Его отведут в камеру, как только он распишется в протоколе.
— А можно позвонить? — спросил Рома.
— Куда?
— В Москву.
— Хотите связаться со своим отделом? — не поднимая головы, как о чем-то будничном спросил Банякин.
— Если не возражаете.
— Не возражаю.
Только напрасно радовался Рома. «Восьмерка» постоянно срывалась. И сколько он ни пытался, до Москвы он так и не «достучался». Ничего у него не вышло, когда он начал обзванивать своих родных. Как будто нарочно, срывались и все местные номера.
— Нарочно, да? — зло спросил он у прокурора.
— Что нарочно? — будто бы не понял тот.
— Нарочно телефон зарубили? Чтобы я никуда не дозвонился.
— Вам просто не везет.
Не везет… Да, с тех пор как он связался с Нырковым, ему хронически «не везет». Зато повезет этому Банякину.
— Можете записать мое пророческое предсказание, — с горькой иронией усмехнулся Рома.
— Да, я слушаю, — не отрывая взгляда от своей писанины, навострил ухо прокурор.
— Труп гражданки Комаровой скоро найдется. Его обнаружат «случайно» некие «законопослушные» граждане…
Рома в этом не сомневался. Если Нырков взялся за него, то будет добивать до конца.
И как бы в подтверждение его догадки в кабинет ворвался тот самый опер по фамилии Фурцев.
— Федор Авдеевич, раз уж вы здесь, то, может, проедете с нами? — сказал он.
И злорадно посмотрел на Рому.
— Обнаружен труп женщины…
— Его обнаружили случайно? — и Банякин посмотрел на Рому.
— Да, именно… Труп был закопан… Собака обнаружила…
— И наверняка это гражданка Комарова…
— Очень может быть… Ну так что, мы едем?..
— Едем, — кивнул прокурор.
Через минуту под конвоем Рому вывели из кабинета.
В камере он завалился на шконку. И принялся лихорадочно соображать.
Положение хуже не бывает. Но само страшное — у него нет возможности связаться со своими друзьями из Битова. Он был уверен, что майор Круча нашел бы возможность выручить его из беды.
Но как дозвониться до него, как дать знать о себе?