– Ты проститутка?
Девушка, обалдев, посмотрела на него, потом захихикала и кивнула.
– У тебя помещение есть? Я в первый раз, мне надо, чтобы все происходило медленно.
Девушка захихикала еще громче, но смущения он не почувствовал. Подумаешь, краля, торгует собой, а еще выпендривается! Но злость на излишне смешливую девицу постепенно заполняла его. Тем временем девица куда-то позвонила по мобильнику, и они вдвоем пошли на соседнюю улицу, зашли в какую-то подворотню, затем поднялись по узкой лесенке на пятый этаж и вошли в квартиру, дверь которой оказалась незапертой. Впрочем, запирать тут было нечего: в темном грязном коридоре к стене были прибиты три деревянных крючка-вешалки, в комнате, куда они вошли, вообще не было ничего, кроме стула с высокой спинкой и широкой тахты, накрытой грязным коричневым покрывалом.
– Ну что, невинный ты наш, устраивает? – прохихикала девица.
Он огляделся и пожал плечами. В его странном внутреннем мире такие мелочи, как чистое постельное белье, особого значения не имели. Имело значение лишь то, что девушка была яркой, как весенний цветок, и приятно пахла.
– Раздевайся. – кинул он ей через плечо, стаскивая брюки. – И погаси свет.
– Стесняешься? – поинтересовалась проститутка.
Он не стеснялся своей или ее наготы, но боялся при свете увидеть ее глаза. Сам подошел к выключателю, свет в комнате погас, но полная темнота так и не наступила. Незанавешенное окно сильно подсвечивалось рекламой стоящего напротив супермаркета. Пожалуй, читать при это свете было нельзя, но видно все было прекрасно. Кровать, стены и человеческие тела приобрели причудливую желто-красную расцветку. Ему стало не по себе. Девица тем временем разделась полностью и в вольной позе раскинулась на тахте. Он подошел к ней, зажмурился, сердце стучало, как паровой молот, дыхание прерывалось. Присев на тахту, он попытался нашарить руками тело девушки, но она, захихикав, слегка отодвинулась, ускользая от его рук. От неожиданности он открыл глаза и встретился с ее взглядом…
Он опомнился, когда все было уже кончено. Страшный кроваво-красный монстр с жутким взглядом был обезврежен. Он смотрел на лежащее на покрывале неподвижное тело с распухшим лицом и вытарашенными глазами, в его голове, заглушая все мысли, бился собственный истошный вопль… Что же он наделал? Он осторожно дотронулся до тела мертвой девушки. Ее шея, казалось, еще хранила тепло его ладоней, но руки были уже холодными, холоднее стальных ножек кровати. Он потряс девушку за плечи, ее голова мотнулась из стороны в сторону, и неподвижные вытаращенные глаза уставились прямо на него. Взвыв от ужаса, он нашарил рядом с собой ремень со стальной пряжкой, отогнул металлический штырь и со всей силы всадил его сначала в один, потом во второй глаз девушки. Только после этого он почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Он едва успел добежать до коридора, как его стошнило прямо на пол.
Как ни странно, в эту ночь самообладание покинуло его не сразу. Он еще успел вернуться в комнату, одеться, взять в руки ремень с испоганенной пряжкой, выйти на улицу. Затем пешком дошел до дома, по дороге выкинув ремень в городской канал. И, лишь очутившись в своей комнате, начал кружиться по ней и биться об стены, закрыв глаза и судорожно воя. В его сумеречном сознании мертвая девушка с глазами, похожими на красное желе, подбиралась все ближе к его лицу. Ни отец, ни мать не могли вывести его из сумерек с монстрами. Через час приехала «Скорая», и его отвезли в психушку.
О том, что он задушил девушку, так никто и не узнал. Через пару недель приступ сняли сильными психотропными препаратами, и он наконец смог осознать случившееся. Вернее, он попытался это сделать, не понимая – привиделось ему все происшедшее, или правда он сражался с монстром и победил? А может быть, он сумасшедший?
Он метался по палате, пытаясь собраться с мыслями, пока ему не сделали успокаивающий укол. После этого он спокойно заснул, но ночью опять проснулся от кошмара: убитая девушка преследовала его, чтобы высосать душу через пустые глазницы. Он встал, тихо вышел из палаты и дошел до убогого больничного туалета. Осмотрел потолок и стены: надо же, ни одного порядочного крюка! Ладно, есть еще один выход. Он с силой стукнул кулаком по оконному стеклу и, не чувствуя боли, вытащил из треснувшего стекла крупный осколок. Резануть по вене он не успел – в туалет примчались два санитара. Его скрутили, одели в смирительную рубашку и на сей раз вкололи такую дозу снотворного, что он проспал до утра.
Теперь он был рад, что тогда ему помешали. Только благодаря этому смог уничтожить еще несколько монстров, выпивающих из людей душу. Он знал, что та, первая, была подослана к нему специально, чтобы его уничтожить. Остальных он выбирал сам, главное тут было – не смотреть им в глаза – до того самого момента, пока в его руках не оказывались острые ножницы. Он понимал, что слудует быть предельно осторожным – один неверный шаг, и он снова окажется в психушке, где его оставят один на один с ожившими кошмарами. Но он всегда знал, как поступить. А вот сегодня что-то разладилось. Какой кайф от агонии женщины, которая по возрасту годилась ему в бабушки? Он нащупал в кармане миниатюрную цифровую фотокамеру, слегка погладил ее, но покой так и не снизошел на его мятущуюся в сомнениях душу. Что-то здесь не сходится, эта согнутая старуха не может быть настоящим монстром. За все время, пока он за ней шел, она ни разу не подняла глаз, не оторвала их от асфальта. Как же она высасывает из людей души?
Глава 12
На следующий вечер я сидела в квартире у Маши. Она заметно нервничала.
– Слушай, господин Белов к тебе явно неравнодушен. Тебе даже удалось конверт с фотографией ему не отдать. Узнай у него, лежали ли рядом с трупом ножницы, когда приехала милиция? – предложила я.
– А какая разница?
– Ну может же быть такое фантастическое совпадение: некто с фотокамерой в кармане заходит в парадное, видит лежащий труп девушки, рядом – окровавленные ножницы. Этот некто быстро снимает эффектную картинку – ну, просто на память. А потом ему приходит в голову, что этой фотографией он может вполне успешно тебя шантажировать.
– Ты все еще думаешь, что шантажист не имеет отношения к убийце?
– По крайней мере, это надо узнать наверняка. Позвони следователю.
Маша тут же позвонила Белову. Очевидно, следователь был так сражен ее красотой, что тут же выдал очередную порцию следственной информации – возле трупа Марго никаких ножниц милиция не обнаружила.
– Вот так. – Маша выглядела уставшей. – Меня шантажирует сам убийца. Или ты думаешь, что случайный прохожий с фотокамерой не только снял убитую, но и ножницы взял на память?
Я с тяжелым вздохом изложила ей результат наших с Сашей вечерних размышлений. Маша выглядела донельзя удивленной.
– Ты считаешь, что Петр Гринько убивает девушек и снимает их трупы? И все ради того, чтобы получить 20 тысяч евро?
– Почему бы и нет? Если бы ты отказалась от вмешательства милиции и уговорила своего банкира заплатить в первый раз, твой бывший продюсер повысил бы цену.
– Нет, не могу себе такого представить.
– Ты так хорошо знаешь Гринько?
– Мы всего пару недель вместе работали. Но он такой… лощенный, такой весь из себя надменный… И потом, он из простой семьи, и он так гордился собой, все хвастался, что выбился в люди, теперь вот эстрадных звезд раскручивает. Вряд ли он по ночам берет в руки ножницы и выходит на охоту.
– Надо проверить его алиби в момент убийства Ани и Марго. Давай-ка еще раз позвони Белову.
– Сама звони, не хочу я человека очернять.
– Если это не он, никто, кроме следователя, о наших подозрениях не узнает. А если он? И пока мы тут спорим, он выслеживает очередную жертву?
– Зачем, если его цель – шантаж? У него уже есть нужный снимок.
– Во-первых, через неделю, не дождавшись перевода денег, он поймет, что ничего не выгорело. Вдруг решит, что один снимок тебя не напугал, и для верности нужна новая фотография? А во-вторых, вдруг ему просто понравился процесс?
– Мне нужно готовиться к концерту. Я не хочу ловить маньяка! – Маша чуть не плакала.
– Я тоже не хочу его ловить, но разве у нас с тобой есть выбор?
В коридоре раздался гудок моего мобильника. Прервав спор, я выскочила на призыв:
– Алло?
– Полина? Приезжай ко мне через полчаса, я расскажу тебе очень важную вещь. – голос пашиной матери звенел от волнения.
– Марина Петровна, можно, я приеду чуть попозже? Я сейчас очень занята.
– Нет, я сейчас брожу вокруг дома, собираюсь с духом. Уже почти готова исповедоваться тебе. Но через пару часов могу и передумать.
– Я вам сейчас перезвоню.
Я повернулась к Маше:
– Слушай, это звонила мать моего друга, потенциальная свекровь той девушки, фотографию которой тебе прислали.
– Ты о Марго? – Маша сильно побледнела.
– О ней. Ее свекровь хочет сообщить мне что-то очень важное и срочное, просит немедленно подъехать.
– Поехали вместе!
– Давай. Подожди, а мы вместе с телохранителями и шофером в машину поместимся?
– Разумеется, ты до пяти считать умеешь? Поехали.
Маша позвонила личному шоферу, приставленному к ней заботливым банкиром, и вместе с обоими мордоворотами мы погрузились в лимузин. К сожалению, вечер выдался не по-осеннему теплым, на дорогах образовались огромные пробки, а толпы гуляющих на тротуарах периодически выплескивались на проезжую часть, еще больше тормозя движение. В результате до пашиного дома мы добирались чуть больше получаса. Мне очень хотелось выйти из машины и пройтись пешком, это получилось бы намного быстрее. Но Маше не стоило покидать автомобиль, в толпе гуляющих за ней сложно было бы уследить. Наконец, машина остановилась возле нужного дома. Перед подъездом стояла окруженная народом карета «Скорой», в которую на носилках заносили полностью накрытое простыней тело. Мы сидели в машине, и мне не хотелось оттуда выходить.