– А сколько они заплатят, если слизни вернуться, а мы будем не готовы? Сколько городов эти твари успеют стереть с лица Земли?
– Почти три года прошло с тех пор как мы уничтожили псевдоголовоногих на Ганимеде. У нас нет никаких данных, дающих нам право подозревать, что где-то там, кто-то затаился, – он плюхнулся на сидение. – Джейсон, ты бы лучше готовился к спокойному возвращению на Землю, и раздумывал о вариантах дальнейшего существования, а не о возвращении псевдоголовоногих.
Мими унесла нас от «Экскалибура», кивнув ему двигателями малой тяги, потом вышла на лунную орбиту, включила главный двигатель и понесла нас прямо к дому.
Через три дня мы прошли через атмосферу, пересекли побережье Тихого океана чуть выше Оригона, и помчались на восток.
«Звезда» ничуть не напоминала неуправляемую пулю, вроде старинных шатлов, но она не была приспособлена для исполнения фигур высшего пилотажа.
Сделав широкий круг, Мими повернула к югу, и мы пролетели над Ниагарским водопадом, а потом стрелой понеслись к Вашингтону, в федеральный округ Колумбия.
«Отважные Звезды» с «Экскалибура», которые приземлялись в предыдущие дни, опускались на мысе Канаверал, где располагалась единственная взлетно-посадочная полоса специально приспособленная под эту модель.
Только Мими Озейва была достаточно опытным пилотом, чтобы посадить «Звезду» на обычной взлетно-посадочной полосе, вроде той, что в аэропорту Рейгана.
Мими скользила вниз, словно Пух Харт. Как я хотел, чтобы в корпусе шатла имелись иллюминаторы. Я был дома, но единственное откуда я это знал – ощущение, что мой ливер и все кишки, разом обрушились в нижнюю часть живота, придавленные земной силой тяжести, о которой я забыл на долгие пять лет.
Экран на переборке замерцал, и я ткнул в его сторону пальцем, который, казалось, был сделан из свинца.
– Говард, тут все до сих пор серое!
Я знал, что страна до сих пор не оправилась от нападения, но я все же надеялся, что увижу зеленую траву и синее небо.
Мими остановила «Звезду» на взлетно-посадочной полосе и с гидравлическим скрежетом опустился пандус. Наконец-то дома! Я отстегнул ремни безопасности и вскочил на ноги. Точнее попытался это сделать. И тут у меня колени подогнулись. Я рухнул назад и прижал ладони к трясущимся бедрам.
– Вот дерьмо-то!
Я работал словно проклятый бегал кросс дважды каждый юпитерянский день, и, тем не менее, я едва мог стоять.
Говард до сих пор остававшийся на своем месте, усмехнулся.
– Подождем медиков.
Через несколько минут два здоровенных рядовых помогли мне подняться. Они взяли меня под руки, словно я какой-то дед, и мы отправились вниз по скату.
Я едва не захлебнулся в густом воздухе полным запахов, о которых я забыл. Пыль. Керосин. Асфальт. Для меня они были словно аромат орхидеи. Я закачался, усмехаясь.
Где-то в глубине души я надеялся, что нас встретят с духовым оркестром, или, по меньшей мере, кто-то пожмет мне руку, но медики просто погрузили меня и Говарда вместе с нашими шинелями на электрокар. И никаких поклонников, которые встречали бы нас в каждой аллее. С грохотом покатили мы по гудронированному шоссе к ангару.
В ангаре нас ждал синий флотский автобус. Перед автобусом, заложив руки за спину, стояли мои семь сотен выживших пехотинцев. Мы оставили Ганимед грязной оравой Потерянных мальчиков. А я при них играл роль Питера Пена.
Семь сотен солдат, выстроились передо мной в полной форме, дисциплинированные, словно римские легионеры.
Мы не носили боевых скафандров на борту «Эскалибура». Квартирмейстеры и оружейники потратили два года, чтобы отремонтировать и восстановить наши скафандры.
Пехотинцы в полированных темно-красных боевых скафандрах с откинутыми назад визорами, с резиновыми лентами, пересекающими крест на крест нагрудники, выглядели настоящими рыцарями в сверкающей броне. Семь сотен рыцарей, готовых отправиться в крестовый поход.
Пигалица была мусульманкой, и всегда ненавидела это сравнение. Сейчас она находилась на левом фланге, второй самый маленький отряд дивизии. Рядом с Пигалицей была земная коляска. Я поймал взгляд женщины, моргнул, усмехнулся, но тут же моя улыбка поблекла.
Уди был не единственным, кто сидел в коляске. Оружие слизней убило многих. Оно не ранило – убивало. Но дюжина инвалидных колясок появилась в наших рядах.
Земные медики со временем восстановили бы каждого мужчину и женщину, сделав им органические протезы, но пока увечья служили напоминанием о том, что сверкающие плакаты о вербовке в армию, можно отправить в печку.
Вот так нас встретил дом родной. Последние построение, а потом расформирование. У меня аж температура поднялась от ярости, печали, облегчения и всех остальных эмоций, связанных с расставанием… И еще острая боль от того, что я-то был здесь, а тысячи хороших, и отважных солдат, уже никогда не вернуться.
Электрокар скользнул за спиной Брамби, который как сержант стоял лицом к отряду, перед ним по центру построения.
Я перекинул ногу через бортик кара, чтобы коснуться пола ангара. Один медик подхватил меня под руку и прошептал:
– Сэр, вы не…
Я оттолкнул в сторону его руку и объявил:
– Они же стоят!
– Они уже прошли акклиматизацию, – прошептал медик.
Мой первый и последний парад в чине генерала, командующего армией. Прощайте товарищи по оружию. Акклиматизировались! Я вытер слезы и опустился назад на сидение. У меня дрожали ноги. Не так плохо было бы вернуться на «Звезду». Я поймал себя на этой мысли и заставил двигаться.
– Дивизия! – скомандовал Брамби.
Предварительная команда эхом пронеслась через уменьшившиеся бригады, батальоны, отделения, пронеслась по платформам, и громом отозвались стены ангара.
– Внимание, смир-но! – по этой команде дивизия разом замерла, словно единая скульптурная композиция.
Мы были молоды, но из нас выбили дерьмо, и мы стали профессионалами.
Брамби повернулся ко мне лицом и отдал честь.
– Сэр! Дивизия построена!
Я в ответ тоже козырнул ему, а потом наклонился вперед.
– Несколько слов, а потом расформирование, так Брамби?
Правое веко Брамби затрепетало, и он покачал головой.
– Сэр, парад…
– Что? – но для всезнающего лидера я итак сказал слишком много.
– Вы получили чип, сэр? Именно из-за парада вас доставили в округ Колумбия, вместо мыса Канаверал. Дивизия пройдет маршем по столице, вверх по Авеню Конституции до памятника Вашингтону. Вы представите нас Президенту и Генеральному Секретарю ООН.
Командир дивизии, даже уменьшившейся дивизии каждый день получает до четырех сотен чипов. Большую часть их я не смотрел. Но была и еще одна причина: мне не доставляли материалы Генерального штаба.
– Так что же я должен делать, Брамби?
Он скосил глаза в сторону автобуса без окон.
– Вы должны перебраться туда, сэр. Весь дивизия рассядется по автобусам, и мы поедем в округ Колумбия.
Он смотрел на автобус без окон, словно дикая утка, глядящая вниз на дуло сорок пятого калибра.
Сколько моим солдатам предстоит оставаться в боевых скафандрах? Я вздохнул.
– Хорошо, Брамби. Пусть загружаются, им ведь тяжело так стоять.
Под грохот четырнадцати сотен бронированных ног, я перебрался в автобус, буквально затащил себя внутрь и шлепнулся на пурпурный бархатный диван.
Диван? Я огляделся. Автобус больше напоминал туристическое авто поп звезды. Тут был бар, мультиплеер голо и мебель, прикрепленная к полу, видимо купленая при распродаже поместья прошлого столетия. Я-то почему-то думал, что транспортные средства, которые должны доставить нас на парад в Вашингтоне, должны быть каким-то новыми марками.
Автобус дернулся и покатил в конец автобусного конвоя.
Представители Космических военных сил, носившие медные воротники службы связи роились вокруг меня. К тому времени, как мы пересекли Потомак и въехали в округ Колумбия, меня тщательно побрили. Потом меня раздели до нижнего белья, и я был облачен в боевой скафандр, который исправили и отполировали. Изнутри он пах сосной. Он был мой, вплоть до бледно-синей ленточки Медали за Отвагу, которая была прикреплена к моему нагруднику.
Потом появилась суетливая женщина в черном деловом костюме. Наладонник на руке. Тонкая, как карандаш, талия. Приблизительно ровесница Говарда, она носила черные остроконечные волосы. Она очень напоминала ведьму.
– Генерал Уондер? Я – Руфь Твай.
Она пожала мне руку, в то же время, потянувшись вперед, внимательно осмотрела мою награду.
Потом Твай начала читать что-то с экрана наладонника.
– Я беседовала с Белым домом. Сегодня вы приезжаете, нахлынете как волна. Никаких речей. Никаких интервью.
Каждый из трех голопроигрывателей в автобусе передавал свою программу новостей. Каждый ведущий стоял так, чтобы фоном служило авеню Конституции и толпы собравшиеся по обе стороны дороги.
– Все это прекрасно, мадам. Но мы – пехота. Почему мы едем на автобусах на этот парад?
Твай покачала головой.
– Вы пройдете только по тому месту, которое отведено для парада. Ваши отряды промаршируют. Вы будете сидеть в открытом лимузине и махать толпам поклонников.
Наш автобус остановился в аллее, недалеко от Капитолия. Мои отряды уже построились. Мы будем идти во главе вместе с оркестром. Морской корпус присмотрит, чтобы все было в порядке. За нами последует Третья дивизия и Космические силы смывшиеся с «Эскалибура». Позади оркестра стоял открытый лимузин Деймлера[24] с двумя красными полосами на капоте.
– Думаете, я поеду в машине, когда мои люди пойдут пешком? – спросил я у Твай.
Ее губы сжались в прямую линию.
– Конечно. Это соответствует вашему положению. Голо команды скоординированы так, чтобы снимать вас каждые две сотни ярдов.
– Нет. Я пойду пешком. Пусть в лимузине едут инвалиды.