Тем не менее, несмотря на отдельные достижения (лучшим достижением следующих лет станет большой приз в Сан-Себастьяне в 1923 г.), великим автогонщиком он не стал. Окончилась неудачей и его попытка в 1924 году основать собственную автомобилестроительную фирму, чтобы создать гоночный автомобиль «Гюйо-специаль». После того как в 1927 году на «Гюйо-специаль» разбился его друг Коук Декоурсельес, Альбер Гюйо закрыл фирму и стал инженером-консультантом компании «Ситроен».
«В последний раз он участвовал в гонках в 1926 году в Индианаполисе, но пришел к финишу тогда только 28-м, – отмечает А.М. Жданов. – В 1930-х годах о Гюйо уже не вспоминают; в некоторых источниках утверждается, что он умер в 1933 году. Но историки автоспорта считают, что Альбер Гюйо покончил жизнь самоубийством 24 мая 1947 года, приняв цианистый калий в ресторане пригорода Парижа Нейи-сюр-Сен»...
Впрочем, вернемся обратно, на Удельный, или Коломяжский, ипподром. В мае 1910 года здесь состоялась первая в России Авиационная неделя. Посмотреть на полеты приехали министры, члены Государственной думы и Государственного совета. Поглядеть на авиационные состязания прибыл сам Николай II. Как сообщалось в печати, 3 мая 1910 года царь «изволил посетить в шестом часу вечера Коломяжский аэродром. Его Величество изволил пройти в ангары, где осматривал все аэропланы, интересуясь подробностями, причем Государю Императору и Высоким Особам давал объяснения г. Беккель». Затем состоялись показательные полеты аэропланов «Блерио» и «Фарман»...
Поскольку скаковое поле ипподрома было не очень удобным для полетов, полеты перенесли на соседнюю территорию – Комендантское поле, в считанные месяцы ставшее аэродромом. Его открытие приурочили к первому Всероссийскому празднику воздухоплавания, продолжавшемуся с 8 сентября до 1 октября (по старому стилю) 1910 года.
Удельный (Коломяжский) ипподром существовал до самой революции, неизменно привлекая огромное количество публики, и прекратил свое существование вскоре после революции: трибуны разобрали, а оставшиеся постройки в 1920—1930-х годах использовались под овощные склады Ленинградского союза потребительских обществ.
С середины 1880-х годов в Удельной существовал свой клуб. В нем ставились драматические спектакли и устраивались танцы. Билеты в ложи составляли 3 и 5 руб., а в зале – от полутора рублей в 1-м ряду до 20 коп. в 14– 17 рядах. В «Спутнике дачника» 1886 года сообщалось: «Билеты можно получить ежедневно в помещении клуба; вход на спектакли и танцы – без рекомендации членов». При клубе, весьма популярном среди местных жителей, существовали буфет, кегельбан и сад.
В 1882 году образовалось Удельнинское общественное собрание, или, как его еще называли, Общественное собрание удельнинских дачников. Оно построило на Ярославском проспекте летний театр с садом для гуляния. Здесь устраивались музыкальные, а чаще танцевальные вечера, на сцене выступали профессиональные артисты и местные любители. Общественное собрание нередко фигурировало в дачной хронике на страницах петербургских газет, причем нередко в достаточно скандальном виде.
«На 17 мая было назначено чрезвычайное собрание гг. членов уделенского (так в тексте. – С. Г.) общественного собрания для решения гамлетовского вопроса: „быть или не быть“... клубу на Удельной, – сообщалось в мае 1892 года в „Петербургском листке“. – Вопрос о дальнейшем существовании уделенского собрания поставил всех в затруднительное положение, потому что в кассе собрания вместо „финансов“ оказалась к 17 мая торричеллиева пустота, так как все „суммы“ израсходованы на нужды клуба еще в прошлом году.
Собранием под председательством г. Крутикова было решено продолжать дело клуба. Избраны в старшины: гг. Дубков, Крутиков, Чаплыгин, Лепехин, Соболев-Новинский и Дмитриев, который, впрочем, тотчас же отказался от такой „чести“. Антрепризу спектаклей в клубе предложил взять на себя г. Соболев, который тут же был моментально выбран и в члены собрания, и в старшины. Одним из членов собрания было предложено выписать для клуба газеты и журналы; собрание не одобрило такой „роскоши“ и категорически отвергло предложение».
С того собрания прошло всего несколько дней, и «самые благоразумные члены собрания» вспомнили, что раньше в течение нескольких лет антрепризу здесь держал Линовский-Малиновский и делал это «умело и добросовестно». Поэтому и в текущем сезоне ему, а не Соболеву, решили доверить театральные постановки.
«Новый антрепренер (имеется в виду Линовский-Малиновский. – С. Г.) составил труппу из провинциальных артистов и ставит новые пьесы, – говорилось в конце мая 1892 года в публикации „Петербургского листка”. – Первыми новинками будут „Пьеса-шарада“ и пантомима „Мокрый Амур“, причем роли в пантомиме будут исполнены драматическими артистами, и для этой пьесы на сцене будет устроен каскад из живой воды. Жители Удельной хорошо знакомы с деятельностью нового антрепренера, и потому надо ожидать, что с открытием театра для захудалой Удельной наступят лучшие дни, так как теперь дачники охотнее поедут в Удельную, зная, что они не останутся без развлечений».
В июне 1893 года гостем Уд ельнинского общественного собрания стал знаменитый дрессировщик и цирковой артист Владимир Леонидович Дуров. Он выступил на вечере, устроенном в собрании в пользу местного приюта калек и принесшем кассе этого приюта солидную сумму, поскольку, как отмечал современник, «на это гуляние собралась такая масса публики, какую этот захудалый клубик давно уже не видел в своих стенах». Конечно, гвоздем благотворительного вечера стал клоун Дуров, принявший в нем безвозмездное участие.
«Публика приходила просто в телячий восторг как от его дрессированных животных, в особенности собак и свиньи, а равно мышей, так и от куплетов, которые были пропеты Дуровым как завзятым куплетистом, – сообщалось в одной из газет. – Гуляние закончилось недурным фейерверком работы пиротехника Баландина и танцами, которые усердно отплясывались сотнями пар в душной маленькой зале клуба под оркестр военной музыки»...
«В театре Удельнинского Общественного собрания идут деятельные приготовления к открытию, – говорилось в середине мая 1902 года в „Петербургском листке”. – В течение летнего сезона предполагают ставить под режиссерством г. Северова комедии, фарсы и оперетки. По воскресным дням от часу до пяти будут устраиваться детские праздники и костюмированные вечера».
«26 мая в здешнем саду Общественного собрания состоялся первый детский праздник, – сообщалось в очередной заметке „Петербургского листка“ за 1902 год, посвященной Удельной. – Хотя вследствие холодной погоды детей собралось не особенно много, тем не менее состязания в мешках, шествие под музыку и танцы прошли очень оживленно. Вечером в театре собрания с большим ансамблем прошла комедия Островского „Не в свои сани не садись“ и веселенький водевиль „Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет“[16], прошедший при несмолкаемом хохоте публики. Вообще, играющая здесь труппа артистов под режиссерством г. Северова с каждым спектаклем приобретает все большие и большие симпатии местной публики».
Правда, в том же 1902 году случился конфуз. «Старшины общественного собрания на Удельной имели неосторожность сдать антрепризу своего театра на текущий сезон... охтинскому столяру Попову, никогда ничего общего с театром не имевшего, – указывалось в начале июля репортером „Петербургского листка”. – Уплатив собранию деньги за театральный зал, столяр вообразил себя полным хозяином всего собрания, а потому стал вести себя довольно развязно и с артистами, и с членами клуба.
Наконец, когда, вследствие неплатежа антрепренером гонорара, оркестр военной музыки и артисты отказались играть, г. Попов унес из сада собрания фонари и флаги, разорвал на стенах уборных театра клеенку и запер театральный зал на два замка. Под этим арестом простоял зал и в субботу, 29 июня, хотя по условиям с этим оригинальным антрепренером право пользоваться театральным залом по субботам принадлежало исключительно членам собрания, которые устраивают в эти дни семейно-танцевальные вечера».
Особенно возмущались дачники, взявшие еще заранее сезонные билеты на танцы и спектакли. Полиция составила протокол, и дело предполагали отправить в суд. Однако ситуация вскоре разрешилась: 6 июля в присутствии полиции замки с театрального зала сняли. Старшинам собрания предстала картина разрушения, учиненного Поповым. Кроме перечисленных выше безобразий, оказалось, что он сорвал даже билеты с номерами со стульев в зрительном зале и зачем-то вдребезги разбил два зеркала. Как отмечал обозреватель газеты, незадачливый антрепренер Попов внес «довольно оригинальную страницу» в истории Удельнинского собрания, которое 21 июля 1902 года готовилось отметить свой 20-летний юбилей.
Несмотря на разгром в помещениях, довольно быстро все удалось привести в порядок. Уже 10 июля театральные постановки возобновились. Теперь старшины собрания решили устраивать их без помощи постороннего антрепренера...
Впрочем, и вкусы не оставались неизменными. Как сетовал обозреватель газеты «Дачник» в июле 1909 года, «ставящиеся здесь спектакли вполне неудачны во всех отношениях; страдают полным незнанием вкусов местной публики», да и играют тут, в основном, местные «юнцы-любители». Несмотря на это, Удельнинское общественное собрание оставалось одним из центров местной жизни.
В 1910-е годы в Удельной действовало два кинематографа – на Ярославском проспекте и на Выборгском шоссе.
«Теперь в Петербурге почти на каждой улице можно встретить несколько театров-кинематографов, украшенных электрическими лампионами, с громкими, полными дурного вкуса названиями, – отмечал режиссер Всеволод Мейерхольд в черновом наброске своей статьи „Кинематограф и балаган", над которой он работал в 1912 году. – Подобное явление само по себе очень характерно как показатель настроения и вкуса современной публики».