ова разрешения дотронуться до его Звезды Героя и ордена Ленина. Это казалось огромным счастьем! А потом Водопьянов пригласил нас с мамой с гостиницу „Европейская", в которой он остановился...»
Несколько слов о знаменитых удельнинских жителях тех времен. «В доме на Рашетовой улице, возле „озера“ Линден, проживала вдова знаменитого тибетского врача Бадмаева, бывший особняк которого сохранялся тогда еще на Поклонной горе, – рассказывает Эдгар Прокофьев. – Хорошо помню, как меня в середине 1930-х годов водили к ней на лечение. Она прописала мне какой-то порошок, и я принимал его по кофейной (не чайной!) ложке. У меня было тогда воспаление в носу, готовились к операции, но в результате лечения порошком она не потребовалась. Хорошо помню, как на прощание она подарила мне апельсин – моей радости не было предела...»
Немало интересных людей обитало в те предвоенные годы на Малой Ивановской улице. Благодаря Эдгару Рихардовичу Прокофьеву, обладающему поистине феноменальной памятью, удалось составить уникальную летопись «жизни замечательных людей» Малой Ивановской улицы.
В доме № 1 жил детский врач Борис Михайлович Каждая, работавший в поликлинике № 15, что находилась у Фермского шоссе, возле клуба «Красный Октябрь». «Замечательный врач, душевный человек, которого мы очень любили, – вспоминает о нем Эдгар Прокофьев. – И хотя почти все его появления в нашем доме были связаны с какими-то болезнями, визит Каждана всегда был для меня как будто бы маленьким праздником. Младший сын Бориса Михайловича, Андрей, был „главарем“ нашей дворовой компании. Когда началась война, он ушел добровольцем и почти сразу погиб».
В одноэтажном доме № 3 жила племянница знаменитого скульптора Петра Клодта – художница Ольга Константиновна Клодт (1856 г. р.). С 1879 по 1886 год она являлась ученицей Академии художеств по классу живописи, во время обучения получила две вторых серебряных медали (в 1880 и 1881 гг.). В 1882 году она окончила курс обучения, а в 1886 году получила звание «неклассного художника».
«Со слов Ольги Константиновны, она дружила с Львом Николаевичем Толстым, и много мне о нем рассказывала, – говорит Эдгар Прокофьев. – Правда, тогда я был совсем несмышленным и к ее рассказам относился без должного почтения. Почти ничего из того, что она рассказывала, не осталось в моей памяти».
Ольга Константиновна действительно была очень дружна с Львом Толстым. В полном собрании его сочинений можно найти несколько писем из Ясной Поляны, адресованных Ольге Константиновне Клодт. В одном из них, от 11 апреля 1907 года, говорилось: «Очень рад был получить ваше письмо, милая сестра Ольга Константиновна. Не скучайте тем, что внешние условия вашей жизни не соответствуют вашим внутренним требованиям. Я думаю, что нет тех внешних условий, к[отор] ые не могли бы быть освещены внутренним духовным светом. Думаю даже, что эти внешние условия чем невыгоднее, тем больше могут содействовать разгоранию внутреннего света. Мне нечего говорить вам. Вы это, наверное, знаете не меньше, чем я. Передайте мою любовь Арвиду и главное себе. Лев Толстой. 11 апреля 1907. Очень радуюсь мысли увидать вас летом, если буду жив».
В примечаниях к письму говорится, что Ольга Клодт была знакома с Львом Толстым с 1897 года. В письме к писателю, ответ на которое приведен выше, Клодт жаловалась, что ей, вопреки собственным убеждениям, приходится жить в городе и что это ей тяжело. Что же касается Арвида, то речь шла об Арвиде Александровиче Ярнефельте (1861—1933) – племяннике O.K. Клодт. И еще один любопытный факт: Ольга Константиновна Клодт (фон Юргенсбург) являлась автором портрета Льва Толстого, созданного в 1890-х годах.
Отец Э. Прокофьева – Р.Г. Гассельбладт. Фото середины 1930-х гг. Из архива Э.Р. Прокофьева
В мезонине дома № 5 по Малой Ивановской улице в конце 1930-х годов поселилась семья Скударновых, приехавшая сюда из Новороссийска. «Глава семьи в конце 1939 года был мобилизован на советско-финскую войну и вскоре там погиб, – рассказывает Эдгар Прокофьев. – Его жена, Клавдия Ивановна, с сыном Володей оставались на Малой Ивановской, жили тут всю блокаду. Володя после войны работал на заводе имени Энгельса».
В глубине двора стоял еще один дом, также имевший № 5 по Малой Ивановской улице.
«Здесь жила детский парикмахер, – продолжает свой рассказ Эдгар Прокофьев, – а в угловой части дома жила с семьей тетя Агаша – добрейший человек, которая в трудную минуту моего сиротства в феврале 1942 года пригрела меня в прямом и переносном смысле, спасла мне жизнь».
Портрет Л.Н. Толстого работы O.K. Клодт, 1890-е гг.
Дом № 7 – родной дом Эдгара Прокофьева. Он стоял как раз напротив бывшего дома Евгения Дубровского.
«Мы переехали на Удельную, в дом № 7 по Малой Ивановской улице, с Театральной площади в 1928 году, когда мне был почти один год, – рассказывает Эдгар Прокофьев. – Кстати, данное мне при рождении редкое немецкое имя было общим пожеланием моих родителей. Мама, Мария Николаевна, дворянка по происхождению, была первым и любимым ребенком знаменитого в начале XX века художника-акварелиста, академика архитектуры Николая Дмитриевича Прокофьева. Отец мой, Рихард Германович Гассельбладт, был выходцем из немцев. Он работал на „Светлане” мастером по изготовлению рентгеновских трубок, а потом, с 1934 года, был инспектором всех рентгеновских установок Ленинграда и области. Кстати, еще он являлся заядлым огородником: у него был лучший огород во всей нашей ближайшей округе.
Наш дом был двухэтажным, обширным, буквой „г“. Мы занимали одноэтажную часть дома № 7, которая фактически являлась пристройкой к нему с восточной стороны. Сначала наша трехкомнатная квартира была отдельной, но в силу добрых сердец моих родителей в одной из наших комнат мы приютили бывшую медсестру Первой мировой войны тетю Аню. История ее появления у нас весьма необычна: однажды мои родители, проходя по Литейному мосту, увидели женщину, которая хотела покончить с собой – утопиться в Неве. Чуть ли не в последний момент они успели схватить ее и тем самым спасли от смерти, а затем привезли ее к нам домой и приютили в маленькой комнате.
Произошло это в 1934 году, и три года тетя Аня прожила у нас. К сожалению, она была не вполне психически здоровой, но мы очень любили ее, ухаживали за ней, но все-таки затем врачи настояли на том, чтобы мы отдали ее в больницу им. Скворцова-Степанова. Комната освободилась, и к нам должны были обязательно кого-то подселить. Как исключение, маме разрешили самой подобрать жильца. Вот так в нашу семью на несколько лет вошла Ольга Константиновна Клодт, до этого жившая в доме № 3 по Малой Ивановской.
Нельзя не вспомнить о том, что под окно Ольги Константиновны стал приходить дедушка наших соседей, живший в Коломягах. Их отношения были очень трогательными и романтическими: дедушка пел серенады, и они уходили гулять в Сосновку. А мы, местные ребятишки, подслушивали и подсматривали...
Перед самой войной родственники Ольги Константиновны забрали ее в дом престарелых в Стрельну. Ольге Константиновне тогда уже было под девяносто лет. Больше мы ее никогда не видели, и о ее дальнейшей судьбе нам ничего не было известно...»
В первом этаже двухэтажной части дома № 7 по Малой Ивановской жила бывшая хозяйка всего здания – Евгения Везетау с двумя дочками. Ее муж несколько раз приезжал с Севера, где он занимал какую-то крупную должность на Северном морском пути, показывал нам морскую звезду и других обитателей подводного мира. Дочери Везетау живут сегодня в Смоленской области.
Квартиру во втором этаже дома № 7 занимали родные известного ученого-почвоведа, академика Константина Дмитриевича Глинки (1867—1927) – последователя и сподвижника В.В. Докучаева. Он являлся автором значительного ряда научных исследований и работ, организатором и руководителем многочисленных почвенно-географических экспедиций в Сибирь и Среднюю Азию (1908—1914), в результате которых были открыты огромные земельные фонды для сельскохозяйственного освоения. Имя Глинки по сей день носит основанный им Воронежский сельскохозяйственный институт, открывшийся 14 сентября 1913 года. Решение о его учреждении приняли III Государственная дума и Государственный совет, а утвердил его государь император Николай II. Глинку назначили первым директором института. Он пользовался большим авторитетом в научных кругах. Недаром члены Докучаевского почвенного комитета в своем приветствии отмечали, что гордятся фактом назначения директором института именно профессора Глинки, а также выражали уверенность, что под его руководством «...в новом институте найдет достойное место школа научного почвоведения».
С 1922 года К.Д. Глинка являлся профессором Ленинградского сельскохозяйственного института, где одновременно возглавлял кафедру почвоведения. В 1927 году он стал директором Почвенного института АН СССР и академиком Академии наук СССР (до этого, с 1926 г., был членом-корреспондентом). На 1-м Международном конгрессе почвоведов в 1927 году Глинку избрали президентом Международного общества почвоведов. К сожалению, в том же году Константин Дмитриевич скончался. Похоронили его на Шуваловском кладбище, могила сохранилась до наших дней...
Ученый-почвовед К.Д. Глинка, житель дома № 7 по Малой Ивановской улице
«Сын Константина Глинки Георгий построил над нашей пристройкой, в которой мы жили, второй этаж, – рассказывает Эдгар Прокофьев. – Перед войной здесь же с женой и маленькой дочкой жил Федор Федорович Иванчиков – начальник кафедры химии в Высшем военно-морском училище имени Фрунзе. Сухой, поджарый, всегда очень серьезный...»
Могила К.Д. Глинки на Шуваловском кладбище
Как и для Эдгара Рихардовича Прокофьева, для дочери Федора Иванчикова Елены Федоровны дом № 7 по Малой Ивановской улице – самое родное место. Здесь она родилась в 1935 году, тут, с перерывом на эвакуацию, прожила почти тридцать лет – до сноса дома в 1964 году.
«В августе 1941 года Военно-морское училище им. Фрунзе, вместе с семьями, эвакуировали в Астрахань, – рассказала Елена Федоровна Иванчикова. – Когда немцы стали подходить ближе, семьи отправили еще дальше – в Самарканд. Отца определили в дивизион подводных лодок в Баку – там он занимался дымовыми завесами. В 1943 году мы переехали с отцом в Углич, в начале 1944 года он вернулся в Ленинград, а в августе того же годы он вызвал и нас. Так мы вернулись в родной дом на Малую Ивановскую. Отец продолжал работать в училище. Он вышел в отставку в конце 1950 года по состоянию здоровья. К тому времени он был уже капитаном 1-го ранга, а среди его наград были медаль „За оборону