Для другой команды, естественно, оставалось тайной, кто каким числом владеет и кого преследовать надо в первую очередь. Затем члены одной команды разбегались, остальные начинали преследование. Догнавший требовал сверить номера на ромбах: больший поглощал меньшего, его число увеличивалось, равные номера разбегались. Игра была очень динамичной и азартной.
Вообще, игры объединяли дворы. Может быть, были и обратные примеры, но я с ними не сталкивалась. Однако некоторые семьи жили довольно обособленно. Этому способствовали и высокие заборы, и отдельные частные домики. На противоположной стороне улицы, на углу Лагерной и Новозыбковской, находился такой дом. Из-за забора дома было не видно, разве что край крыши. Зато видны были многочисленные фруктовые деревья, растущие в саду. Это был участок, принадлежащий Кремерам, и, кроме фамилии, мне о них ничего более не известно.
За Новозыбковской улицей Лагерная зрительно расширялась. Это объяснялось тем, что по ее четной стороне почти не было домов вплоть до Малой Ивановской улицы. Здесь росли высокие сосны, кусты сирени, чуть в отдалении было поле, где часто играли в футбол даже взрослые. Не было здесь и аллеи лип, что была в первой части Лагерной.
Как мне удалось узнать, несколько домов, стоявших некогда по левой стороне Лагерной, сгорели в блокадную зиму 1942 года. Огонь тогда сумел быстро распространиться по проводам, пострадали тогда и наши родственники. Новые дома здесь начали строить в 1960-е годы. И как приятно, что жители этих хрущевских пятиэтажек сумели окружить свои дома густой зеленью.
Ведь именно богатой растительностью всегда славилась Удельная. Рядом с высокими соснами, кленами и дубами росли многочисленные кусты сирени, желтой акации, коринки (ирга). Как и все дети, мы собирали и шишки, и желуди, и рябину для своих поделок. Кленовые «носики» приклеивали себе на нос.
Лечебная (Кропоткинская) улица. Фото 1950-х гг. (?) Из архива О.Ю. Лукьяновой
О. Лукьянова (Чайковская) в родных удельнинских пенатах. Фото 7 ноября 1956 г.
Из архива О.Ю. Лукьяновой
Из зеленых стручков акации делали себе свисточки. Для этого надо было аккуратно снять с края тонкую ниточку, удалить незрелые горошинки, обязательно лизнуть языком внутренние створки («чтобы лучше звучал») и откусить один кончик стручка. Свистулька готова. Гудки раздавались на разные голоса.
Самой любимой и доступной ягодкой детства была, конечно, коринка. Мы, дети, паслись под длинными гибкими ветвями до тех пор, пока не обирали все, до последней ягодки. Руки и губы были синими, но нас никто не ругал за это, ведь ценности для взрослых эти ягоды никакой не представляли, а опасности для наших животов не несли. Думаю, что они и сами не прочь были немножко ею полакомиться.
На крыльце дом № 9/11 по Новозыбковской улице: В.А. Соколова, И.Г. Чайковская, на руках – сестра Таня. Фото 1960 г. Из архива О.Ю. Лукьяновой
В Удельной всегда обильно произрастала спирея японская. Ее еще называют таволгой, а на Удельной я слышала и такое название: майский цветок. Этот очень неприхотливый декоративный кустарник особенно украшает улицы с конца мая. Пышно цветущие белыми соцветиями кусты и сейчас окружают дома между Лагерной и Рашетовой улицами. Особенно их много около дома № 13, корп. 2 по Рашетовой.
О. Лукьянова (Чайковская) на Лечебной улице. Фото 1959 г. Из архива О.Ю. Лукьяновой
Правая сторона Лагерной была застроена двухэтажными домами. Каждый дом имел палисадник. От улицы эти посадки отделяли невысокие заборы с редкими досочками, стоящие в линию. Ни один из этих домов не был развернут крыльцом на Лагерную: одни стояли боком, другие спиной. Цветов в садиках со стороны Лагерной было немного – сторона была тенистая.
На пруду Линден. Слева – О. Лукьянова (Чайковская).
Фото 1957 г. Из архива О.Ю. Лукьяновой
Помню, что георгины и гладиолусы для 1 сентября мы покупали на Лечебной. А на Лагерной довольствовались дикорастущими цветочками: бледно-розовыми мыльниками, иван-чаем, «горькушками» (так у нас в семье называли одуванчики), кашкой (клевером) и аптекарскими ромашками. (За фиалками и ландышами ходили по весне в Удельный парк.) Эти цветы, как и их листья, составляли основной ассортимент наших игрушечных прилавков и кукольных кухонь при игре в магазин и дочки-матери.
Сельский быт Удельной. О. Лукьянова (Чайковская) «пасет» уток и цыплят на Лагерной. Фото 1957 г. Из архива О.Ю. Лукьяновой
У каждого дома, как и везде, был свой двор с сараями. В одном из дворов, что относился сразу к двум домам, я иногда бывала. Там родился и рос мой папа – Юрий Яковлевич Чайковский, проживала его тетя Марьяна Николаевна Бороусова со своей дочерью Любой.
Тетя Муся, как мы называли Марьяну Николаевну, была добрейшим человеком. Рано овдовела, сама поднимала дочку. Всю блокаду она была в городе, работала в детском доме № 9, что на углу проспектов Энгельса и Ланского. В нем жила и Люба. После войны тетя Муся трудилась нянечкой в больнице им. Скворцова-Степанова. В большом коммунальном двухэтажном бревенчатом доме они занимали две комнаты и веранду. У них был большой огород, выходящий на Лечебную улицу. А для меня их двор был интересен тем, что там держали цыплят и куриц. Покормить и «попасти» их было очень интересно.
Дом, где родился Ю.Я. Чайковский со стороны Лагерной улицы. О. Лукьянова (Чайковская) на руках у матери. Фото 1956 г. Из архива О.Ю. Лукьяновой
У Малой Ивановской улицы Лагерная делала небольшое отклонение влево. Заставлял ее свернуть большой участок с домом за высоким забором. Его расположение можно определить по единственно сохранившемуся на противоположной стороне Лагерной деревянному дому с садом. Его современный адрес – пр. Мориса Тореза, д. 106, корп. 2. Этот дом, осколок Старой Удельной, как и другие по улице Рашетовой, у Линдена-пруда, конечно, известны каждому, кто хоть раз бывал в этом районе.
Раньше воды в пруду было побольше, на травяном склоне любили позагорать, а вот купаться отваживались немногие. Зимой по склону катались на санках и лыжах. Но больше любили прокатиться прямо по улице чуть ли не от самого Старо-Парголовского проспекта. Иногда удавалось скользить очень далеко.
Впрочем, гора эта не отличалась крутизной. Любителей «погорячее» манили склоны со Старо-Парголовского от Рашетовой улицы до велотрека. В воскресенье в хорошую погоду там собирались все – от мала до велика, взрослые с удовольствием катались вместе с детьми. Иногда катание превращалось в настоящее народное гуляние, хотя общепризнанным любимым местом масленичного веселья было все же, конечно, ЦПКиО с катанием на американских горах и на лошадиных упряжках.
Дом у стрельбища в Сосновке. В центре – Ю.Я. Чайковский. Фото 1951—1952 гг. Из архива О.Ю. Лукьяновой
Но и у нас были примечательные «объекты», на которых происходили настоящие соревнования, собиравшие публику: стрельбище в Сосновке, гонки на мотоциклах на склонах Поклонной горы, состязания на велотреке, а позже и мототреке по льду и по гаревой дорожке. Это были притягательные места для многих удельнинцев. Для детей были организованы школы фигурного катания. Например, я занималась сначала на Скобелевском проспекте (в подвале дома за магазином хозтоваров), а позже в секции при велотреке.
К местам развлечений стоит отнести кинотеатр «Уран». Он манил нас к себе с невероятной силой, ведь перед началом сеанса там продавали мороженое. Здесь я впервые посмотрела: «Полосатый рейс», «Евгений Онегин», «Операцию „Ы“...» Еще один культурный объект – клуб «Красный Октябрь» за станцией Удельная. На сцене этого почти деревенского очага культуры мне в шестилетнем возрасте довелось выступить в танцевальном хороводе и даже попасть за это на страницы ленинградской газеты. В школьные годы мы ходили в кино «Озерки», нас возили в кинотеатр «Спорт» и ДК «Выборгский». А самые мученически тяжелые культпоходы были на новогодние елки. По традиции профсоюзные елки для детей работников «Светланы», кем и являлись мои родители, проводились и в ДК «Первой пятилетки», и в ДК им. Газа или в ДК им. Кирова и начинались с 10 часов утра. И это при том, что ближайшей станцией метро была «Площадь Ленина»...
Рассказ о Лагерной был бы неполным, если не вспомнить ее самое романтическое место – таинственные пруды между Малой Ивановской и Старо-Парголовским. Эти пруды в народе по-разному называют, по-разному рассказывают историю их создания. Но все их вспоминают с радостью и какой-то детской восторженностью: кто рыбок вспомнит, кто скульптуру, кто родник...
Недавно, подойдя к одному из сохранившихся прудов, я вновь удивилась его таинственности. Оно совсем маленькое, можно сказать, крошечное, но на его берегу приятно посидеть и почувствовать уединение. Воды в нем так много, что она переливается через край, вытекая тонкими ручейками. Дорожки, которые ведут к нему мимо современных девятиэтажек, сохранили уникальную удельнинскую неповторимость. Кусты, сплетаясь ветвями, образуют плотную изгородь. Кругом кипит и бурлит жизнь, а здесь время останавливается, замирает, как будто в заколдованном царстве. Может быть, здесь и прячется от посторонних глаз Душа Удельной, моей Удельной?
Дом на Кузнечной, напротив костела..
Среди улиц, проходивших в нынешних «побратимских» кварталах Удельной и исчезнувших во время реконструкции 1960-х годов, словно бы растворившихся в пространстве и во времени, была тихая и уютная Кузнечная. Проходила она между Выборгским шоссе и Старо-Парголовским проспектом (ныне, соответственно, проспекты Энгельса и Мориса Тореза, параллельно Исакову переулку и Большой Осиповской улице (теперь Манчестерская и Дрезденская улицы). Ныне от нее не осталось и следа – кроме обозначений на старых картах, рассказов старожилов и уникальных реликвий из семейных архивов.
Название Кузнечной улицы было известно с 1908 года и происходило, по всей видимости, от кузницы Федора Яковлевича Юнга, находившейся на Выборгском шоссе, 29А. Кем был кузнец Юнг, точно выяснить не удалось, но, скорее всего, он принадлежал к большому роду Юнгов с немецкой колонии Гражданка, среди которых тоже были кузнецы.