Этот район считался рассадником болезней и хулиганства, существовало даже такое нарицательное определение: «да он с Лиственной...» Вскоре после войны (в начале 1950-х годов) этот район был расселен и пустовал.
Здесь же, в конце Старопарголовского, на углу с Лиственной улицей в двух двухэтажных деревянных домах с красивыми наличниками на окнах располагались круглосуточные оздоровительные детские ясли № 227 Выборгского района. Они закрылись в середине 1980-х годов, постройки снесли, и теперь бывшую территорию яслей занимает церковь Христиан Адвентистов Седьмого Дня (пр. Тореза, 85).
Культурный досуг на Удельной в те годы был очень скудный: только кинотеатр «Уран» и клуб «Красный Октябрь».
«Уран», находившийся в пяти минутах ходьбы от нашего дома, на Ярославском проспекте, недалеко от Скобелевского (там же, где и сейчас), был нашим «домашним кинотеатром». Телевизоров ведь у нас в начале 1950-х годов еще не было. Кинотеатр был мест на двести, с маленьким экраном, правда, где-то в 1959—1960 годах его расширили за счет небольшой сцены, и мы смогли смотреть и широкоформатные фильмы, которые уже шли в 60-е годы.
Моей обязанностью было днем, сразу после школы, взять билеты на меня и маму, иначе к вечеру их уже не было. Новые фильмы шли дней пять, и повторов фильма не было очень долго. В то время очень строго следили за нравственностью детей, и табличка «Дети до 16 лет на просмотр фильма не допускаются» часто появлялась и на афише, и у билетной кассы, и при входе в зал. Поэтому многие фильмы я в то время знала только по пересказам мамы. К примеру, запретным для меня был фильм «Дело было в Пенькове». По сегодняшним меркам, там есть только одна «откровенная» мизансцена, где показан сеновал и две пары тапочек – мужские и женские.
Второй кинотеатр был в клубе «Красный Октябрь» – его в народе называли «красный лапоть». Клуб размещался в помещениях бывшей церкви при больнице для душевнобольных. Там же была библиотека, работали бесплатные кружки для детей. Я ходила туда в драмкружок.
Что же касается первого телевизора, то он появился у нас во дворе где-то в 1958—1959 годах – в семье Лурье. Это был телевизор марки «КВН» с экраном в полте-традного листа. Выпускал его новгородский завод. И вот на таком маленьком экране мы впервые увидели бегающие картинки, как в кино. Показывали художественный фильм «Овод» с Олегом Стриженовым в главной роли. Нас собралось человек десять, и все мы почти вплотную уткнулись в экран. Такой просмотр мне быстро надоел и разочаровал, так как конкуренции с кинотеатром «Уран» он не выдержал. Потом, правда, появилась у них приставка-линза, которая увеличивала изображение раза в три, но передачи шли очень редко, по вечерам, и длились часа три...
А из театров, в основном, у нас пользовался популярностью Выборгский дом (тогда еще не дворец!) культуры – самый доступный из-за транспорта. Я в детстве любила смотреть там новогодние спектакли, как я говорила – «елки с содержанием».
Имелось в виду не подарки, а именно спектакли для детей на новогоднюю тему После спектакля мы с мамой заходили у Финляндского вокзала в продовольственный магазин и покупали вафельные трубочки, наполненные белковым кремом. Только там они продавались. Однажды мы купили там торт-мороженое. Они только что начали выпускаться. Привезли домой, поели, а часть повесили в сетку за окно. Холодильников еще не было и в помине. Мороз на улице в тот день был небольшой, а к утру следующего дня вообще растаяло. Ведь и тогда были капризы у погоды. Встали утром, и видим, как по оконному стеклу текут молочные реки...
Повзрослев, я с мамой ходила в ДК «Выборгский» и на вечерние спектакли. Нам, удельнинцам, было очень удобно добираться до него в те годы, да при тех транспортных возможностях. А потом, уже к концу 1950-х годов, и концертный зал «У Финляндского» стал проводить циклы музыкальных лекций-концертов, которые вел прекрасный музыковед Александр Утешев...
Культовых зданий на Удельной в те времена не было, но рядом, в Коломягах, действовала церковь Св. Дмитрия Солунского. Многие пожилые жители туда ходили, в том числе и с нашего двора. Моя бабушка регулярно посещала там все службы, особенно по праздникам. А уж Пасху-то отмечали все, и запах только что испеченных куличей стоял во всем доме. Бабушка обязательно ходила освящать их в Коломяжскую церковь. В магазинах куличи тогда не продавали. На крестный ход собирались идти группой, потому что в темноте ходить по тем пустынным улицам было страшновато.
До того момента, как меня приняли в пионеры, я с бабушкой тоже ходила на службы, но не каждый раз, потому что доставляла ей массу хлопот своими расспросами во время службы. Ну а уж когда стала пионеркой, я отказалась от этого. И потом, мне больше нравилась церковь Спаса Нерукотворного на Шуваловском кладбище, куда мы с мамой регулярно, раза два в год, ездили на могилу к отцу. Эта церковь тоже действовала на протяжении всех эпох. По размерам и убранству она была богаче Коломяжской церкви. А интерес к религии, особенно к ее истории, остался у меня на всю жизнь...
На Костромском проспекте, дом № 52 (нумерация того времени), в 1950-х годах находилось Педагогическое училище № 3 и базовая школа при нем, в которой учились дети с 1-го по 4-й класс, причем уже в 1951 году было совместное обучение мальчиков и девочек, хотя по городу его ввели позже. Принимали детей в 1-й класс и старше 7—8 лет – переростков, пропустивших школу из-за эвакуации, и с 6 лет. И я училась в этой школе с 1951 по 1955 год, закончив четыре класса начальной школы. Моей первой учительницей была Екатерина Алексеевна Орлова. Сегодня там находится Педагогический колледж № 4 (современный адрес – Костромской пр., 46).
Среди студентов педучилища было много девочек-сирот, поступивших сюда из детских домов. Они с удовольствием занимались с учениками базовой школы. К каждому ученику-первокласснику прикрепляли такую будущую учительницу, она приходила домой, если ученик заболел, приносила задания на дом и помогала освоить пропущенный материал. Практиковалось индивидуальное обучение.
Ко мне была прикреплена студентка Лида, старше меня лет на семь-восемь. Со мной она еще дополнительно занималась как логопед, я не выговаривала букву «л», заменяя ее на звук «в». Часами мы с ней повторяли всякие скороговорки, вроде «Лида-лук», у меня ничего не получалось, мне это надоело и я со злостью кричу ей эту скороговорку. А она смеется и говорит: «Вот и молодец, видишь – получилось же. Ну-ка повтори еще... Запомни, как ты это язычком делаешь». Так я научилась более-менее произносить «л», правда не совсем чисто.
В марте 1953 года, в день смерти Сталина, пионерам раздали траурные черные ленточки из коленкора шириной два сантиметра, и мы должны были нашить их на пионерский галстук. На следующий день все пришли в траурных галстуках и поочередно стояли в почетном карауле весь учебный день около бюста Сталина, который стоял в общем зале, куда все выходили на переменах...
В школе существовал большой «живой» уголок, которым заведовала Белла Александровна, и школьники охотно ухаживали за животными и птицами, которых на лето каждый член кружка забирал домой. А вот столовой тогда в школе не было, каждый брал с собой завтраки. Только где-то 1953—1954 годах открыли буфет и стали привозить горячие пончики...
Студенты педучилища дополнительно занимались и с отстающими учениками, руководили и художественной самодеятельностью. Вокруг педучилища был большой фруктовый сад, за которым ухаживали его студенты и школьники, а в саду существовал пруд, скорее всего, как пожарный водоем. Общежитие для студентов находилось на проспекте Энгельса (ныне дом № 74), в здании, где до войны находилась школа № 12. Сейчас там располагается Колледж изобразительных искусств.
Мы в том возрасте были, как сейчас говорят, гиперактивными, на переменках дрались, бросаясь друг в друга чернильницами-непроливашками, которые при ударе хорошо брызгались. После школы зимой мальчишки подкарауливали студенток, бегущих из школы в свое общежитие в туфельках по глубокому снегу, и закидывали их снежками.
В классе среди нас учились и второгодники, которые были старше нас, не хотели или не могли учиться. На уроках не слушали учительницу, не реагировали на ее замечания и мешали остальным. С таким учеником сидела и я. Поскольку я была тогда девочкой-драчуньей, особенно за справедливость и порядок, я применяла к своему соседу свои воспитательные средства: хватала учебник и била его по голове. Учительница делала вид, что не замечает. На время урока он замолкал, но на переменках иногда и мстил мне, поэтому я часто приходила домой с разорванным передником или вся в чернилах...
В 1955 году построили новое типовое кирпичное здание школы № 102 на Ярославском пр., 72, такое же, как и у школы № 100 на пр. Энгельса, 42. На фасаде этих школ между третьим и четвертым этажами под каждым окном были расположены барельефы героев-молодогвардейцев.
С сентября в школе № 102 начались занятия, и я пошла в 5-й класс в новую школу. Это была школа-десятилетка, она не попала ни под какие реформы 1958—1959 годов в сфере образования, и учились в ней по старой программе по май 1961 года, а к осени она переехала в новое здание на Поклонногорскую улицу, сохранив свой прежний номер. А в ее бывшее помещение на Ярославском переехала школа № 118 с проспекта Энгельса. Сегодня там располагается межшкольный учебный центр, а в здании школы № 100 сегодня Колледж туризма и гостиничного сервиса.
Заметка в «Ленинградской правде» (1970-е гг.), посвященная спортивным победам 25-летней Н. Статкевич. Из архива Т.А. Юревич
Школу № 102 возглавляла в те годы директор Зоя Ивановна Туликова – преподаватель истории. Математику преподавали Алексей Касьянович в старших классах и Басса Семеновна в 5—6-х классах. Химию преподавала Валентина Григорьевна Пелевина, всегда серьезная, как и сама наука.