Учительница математики в 5—7 классах школы № 102 Бася Семеновна, 1957 г. Из архива Т.А. Юревич
Физкультуру вел Константин Карпович, и в нашем классе занималась у него дополнительно в спортивной секции будущая абсолютная чемпионка мира (1971) по конькобежному спорту, призер зимних олимпийских игр 1968, 1972 годов, абсолютная чемпионка мира (1971) Нина Статкевич. К нам в школу она пришла в 1956 году и училась в нашем классе по 1960 год. На уроках физкультуры всегда стояла первая по росту и по физической подготовке. Жила она где-то в Коломягах.
Русский язык и литературу преподавали строгая Полина Ивановна Пирогова и веселая Ирина Ивановна. Географию – Анатолий Павлович Прокофьев, и он же был классным руководителем нашего «А» класса (с 5-го по 10-й). Класс был трудный в плане дисциплины: случались драки с местными группировками; было огнестрельное ранение из самодельного оружия «самопал»; встретили «в штыки» нововведение в десятом классе по всей школе – сменную обувь. Как мне помнится, мы так и не ходили в ней.
Мы почувствовали себя «старшими» уже в 8-м классе, в 1958 году, когда ушли последние десятиклассники рождения 1940—1941 годов. Два последующих года выпускного класса в нашей школе не было.
Мы во всем были активными – ив хорошем, и в плохом. С активностью ходили по домам и собирали макулатуру; с активностью собирали металлолом, благо кругом нас шла стройка жилых домов на Удельной и было что добыть. Один раз даже умудрились притащить в школу большую дисковую пилу с пилорамы, сверкающую на солнце. Правда, следом прибежал прораб, и нас заставили тащить ее обратно. А вот на какие-нибудь лекции нас было не уговорить сходить, и потому наш классный руководитель говорил нам: «Вам бы только собак гонять по Удельной»...
Среди удельнинских жителей было немало людей необычных, по-своему замечательных и даже выдающихся.
В конце Костромского проспекта жила семья какого-то профессора, у них работала домработницей Наташа Стаян, знакомая моей мамы. У профессора была большая библиотека, он давал читать книги Наташе, а она – моей маме. Так и ко мне попадало что-нибудь интересное.
Однажды Наташа дала мне из профессорской библиотеки чудесно изданную книгу, которая называлась «С севера на юг. Записки старого журавля». Фамилию автора я не помню, но содержание запомнила на всю жизнь. В ней подробно, день за днем, описывался перелет журавлиной стаи с северного родного болота на южное побережье моря.
Книжка была большого формата, на хорошей вощеной бумаге с иллюстрациями (в технике сепия, зеленоватого оттенка), переложенными пергаментом. Шрифт был старинный, с ятями. Красивой вязью серебристого цвета был написан заголовок на толстой обложке сине-голубого цвета. И сколько я потом не искала эту книгу, так и не нашла ее...
На самом верху Рашетовой улицы, на правом углу Старопарголовского проспекта (если стоять лицом к Сосновке), жили в деревянном двухэтажном доме дочь известного тибетского врача Аида Петровна Бадмаева – врач-хирург, и ее сын Борис Сергеевич Гусев, писатель. На небольшом приусадебном участке стоял рубленый дом обычной для старой Удельной типовой постройки. Но внутренний интерьер, особенно прихожей и гостиной, был схож с Эрмитажем, только без мраморной лестницы.
Как входишь – в прихожей стояла большая статуя из белого мрамора, в гостиной на стенах висели старинные картины, стояли стулья с бордовым бархатом, какие-то бюсты кругом и в углу у окна – большой рояль темнокрасного цвета, на котором играла Аида Петровна. На окнах глухие шторы, бархатные, бордовые, в комнате полумрак. Сегодня на этом месте стоит кирпичный дом № 108 по проспекту Мориса Тореза. А чуть ниже, под горой, еще сохранился дом, соседний с бывшим бадмаевским и схожий по внешнему виду с ним...
На проспекте Энгельса, на месте нынешнего здания Пенсионного фонда, жила в своем частном двухэтажном деревянном доме семья Ивановых: дед, бабушка, дочка (ровесница моей мамы) и две их внучки, чуть помладше меня. Держали они корову. И мы брали у них молоко. Наша бабушка очень подружилась с хозяйкой дома Ивановой, полюбила их всю семью и часто наведывалась к ним в гости, даже после того как был издан приказ, запрещающий держать скот в пригородах Ленинграда.
Когда стройка новых домов на Удельной дошла и до нашей Забайкальской улицы, на нашем огороде весной появилась табличка: «Огород не засаживать. Здесь будет строительство». Бабушке было так жалко свой огород, свое детище, что она решила плодородный слой земли (а у нас действительно были очень хорошие земли, почти чернозем) перетаскать на участок к своим приятелям. И сколько мы с мамой не уговаривали ее не делать этого, убеждали, что город наступает на Удельную и Ивановых скоро постигнет та же участь, – безрезультатно.
Бабушка с двумя ведрами земли (а ей было тогда 74 года) проходила по Ярославскому проспекту до пересечения с Мезенской улицей, по ней до проспекта Энгельса, переходила его вне зоны перехода, и там еще метров триста до участка. Конечно, движение по проспекту было тогда не такое бурное, как сейчас, но тем не менее кончилось все тем, что ее сбил мотоцикл. Это случилось в мае 1965 года. Получив тяжелую травму головы и переломы руки, она после этого потеряла рассудок и осталась инвалидом на всю оставшуюся жизнь.
Так печально уходила от нас старая Удельная...
Рядом с нашим домом жила в своем собственном одноэтажном домике большая семья Белавенцевых: четверо детей – Олег, Марина, Лариса и последний Алексей, рожденный уже после войны. Держали они и корову, и свинью, и кур. Вел хозяйство глава семьи. Но на все у него рук не хватало, и поэтому, например, куры у них гуляли, где хотели, и неслись, где попало. Я часто находила снесенные яйца в зарослях кустов и крапивы за сараями. Алексей все время играл с нами во дворе. Дом их снесли, на их месте сейчас пусто.
После войны на Костромском проспекте, недалеко от Скобелевского, в деревянном двухэтажном доме в отдельной квартире на втором этаже жила семья Героя Советского Союза танкиста Хрустицкого. С его дочкой Виолеттой мы были одногодки и учились с первого класса, сидели за одной партой. А практически мы были знакомы еще с «молочной кухни», где наши мамы получали нам продукты. Виолетта, а в детстве Ветта, хорошо пела и занималась в хоре Выборгского дома культуры. А еще она была страшная любительница собак, впоследствии стала кинологом, судьей международного класса.
В магазине «Канцелярские товары, игрушки», который в начале 1950-х годов находился в начале Скобелевского среди маленьких деревянных лавочек, а потом переехал на пр. Энгельса, 62, работал кассиром Леонид Михайлович Быстров. У него было какое-то заболевание позвоночника, которое он получил в годы войны, учась в военном училище. На фронт он так и не попал, но на всю жизнь остался инвалидом, с согнутым под 90 градусов туловищем, ходил опираясь на две палки. Его знал весь Скобелевский. Он был очень вежливый, спокойный, с детьми разговаривал как отец родной, иногда что-то объяснял и подсказывал, что лучше купить. Жил он с семьей в маленьком одноэтажном каменном домике на проспекте Энгельса (сейчас это дом № 72). Жена его Екатерина Васильевна работала медсестрой в садике и была у них дочка Аллочка.
Хорошо помню памятник Сталину, стоявший на самой вершине Поклонной горы. Так же прекрасно помню, как его сносили. В своем дневнике я нашла записи об этом, которые были сделаны мною где-то в 70-е годы. Я тогда начинала вести дневник, но не строго датировала события. Многое записывала просто по памяти. Вот что там говорилось: «Отчетливо помню, как демонтировали памятник Сталину на Поклонной горе. Как его „повалили", я не видела – мы опоздали к этому моменту. Но зато я видела, как обвязали канатом его туловище и шею, и за голову тащил его вниз с Поклонной горы по проспекту Энгельса какой-то бронетранспортер или трактор. Почему-то было страшно смотреть на это».
Сегодня вспоминаются и другие подробности. Сопоставив воспоминания и документы, могу точно сказать, что это был будний декабрьский день 1962 года. Я только что вышла из больницы (6 декабря по справке) и была еще на больничном, поэтому сидела дома. Кто-то прибежал и сказал, что снимают памятник Сталину. Мы побежали на проспект Энгельса и увидели, как какая-то военная машина волокла памятник по дороге, и выглядело это очень ужасно. Особенно запомнился канат, обмотанный вокруг шеи Сталина.
Помнится мне, что машина, транспортировавшая монумент, выглядела так: одна кабина, без кузова, а за кабиной платформа, к которой и был прицеплен канатами памятник под углом к дороге так, что ноги его волоклись по земле. То, что он не лежал ни на какой платформе, точно. Иначе он не выглядел бы так ужасающе натурально, и лица его не было бы видно так близко.
Процедура проходила медленно, поэтому мы успели проводить памятник от велотрека до Скобелевского. Это событие тогда надолго у меня засело в памяти.
Всплывает в памяти разговор с моей попутчицей в тот день, когда мы возвращались домой. Мы обсуждали тогда, что как-то нехорошо транспортировали памятник, неужели не могли положить его на платформу? Этот вопрос у меня еще долго стоял тогда, но ответа я на него получить не могла, и он постепенно отпал сам собой, но ужасное впечатление осталось... Памятник лежал на спине, которая у него округлая, сутуловатая, и гладкая, поэтому легко мог скользить по дороге, если учесть, что она, скорее всего, была обледенелой.
Жители Удельной 1950-х годов еще долго в разговорах употребляли фразу «поехать в город». А город уже наступал на Удельную со всех сторон. Спокойная жизнь Удельной как полупригородного района Ленинграда заканчивается. Со второй половины 1950-х годов началось строительство кирпичных пятиэтажек в восточной части Удельной – между проспектами Энгельса и Старопарголовским.