Пилот вертолета вспоминал потом, что, пролетая на малой высоте над стволом номер два, где завершалась зона его патрулирования, он кого-то увидел на открытом месте – черный силуэт на красном фоне вырывающегося из-под земли пламени. Неизвестный, похоже, направлялся в шахту, но уже в следующий момент пилот увидел только красный огонь и ничего больше.
120 лет спустя
Предки наши, оказывается, были жуть какие тупые, да и жилось им несладко.
Спросите, с чего я так решил? Нас сегодня водили на экскурсию в Музей горного дела. И больше всего меня там поразило, что они добывали твердый уголь!
Прежде всего нас прикольно одели: на голову шлем, к которому приделан фонарь, соединенный проводом с какой-то прямоугольной штукой, привешенной к поясу. Я сперва подумал, что это компьютер (слишком здоровый, правда), но оказалось, что это аккумулятор для освещения. Такая здоровая батарея легко потянет автомобиль, а они к ней крохотную лампочку цепляли! А обуть велели высокие непромокаемые сапоги. Учитель сказал, что такой была в старину рабочая одежда у шахтеров, работавших в забое. Кто-то спросил, что такое забой, а учитель сказал, что мы скоро сами все увидим.
Нас посадили в сцепленные одну за другой коробочки на колесах, стоявших на очень узких рельсах, вроде старинных поездов. Тащила коробочки отдельная машина, соединенная с подвешенным высоко над головой проводом. Весь этот поезд поехал, и вскоре мы оказались в огромной черной пещере. Там было очень темно, поскольку изредка подвешенные к потолку лампы почти ничего не освещали. Фонари, что были у нас на головах, тоже оказались слабыми – можно было ясно разглядеть разве что лицо соседа напротив. Там дул очень сильный ветер, прямо свистел в ушах. Анна завизжала; но она всегда визжит.
– Дети, сейчас мы спускаемся в шахту, – объявил учитель.
Мы ехали еще долго, но в конце концов поезд остановился, и мы вышли из довольно широкого туннеля в совсем узенький боковой лаз, такой низкий, что, если бы не шлем, я насажал бы кучу шишек на голове. Фонари на шлемах светили, конечно, но все равно разглядеть толком ничего было нельзя. Анна и еще несколько девчонок стали кричать, что им страшно.
Но шли мы недолго, и скоро перед нами открылся довольно просторный зал. Потолок здесь поддерживало множество колонн. А на той стороне зала мелькало множество пятен света, испускаемого такими же фонариками, как наши. Подойдя ближе, я увидел, что там работало множество людей. Часть из них сверлила стену какими-то тяжелыми штуками с длинными сверлами. Учитель сказал, что они называются «отбойные молотки». Смешно! А другие большими металлическими лопатами насыпали какие-то черные куски в вагончики вроде тех, на которых мы приехали, только с высокими бортами, и еще в кожаные мешки. Вокруг них клубилась пыль, временами загораживавшая фигуры, и в ней были видны только пятна и лучи света.
– Дети, мы с вами сейчас находимся в так называемой «рудной зоне». Вы видите, как в те старые времена люди работали в шахтах.
Несколько шахтеров направились в нашу сторону. Я знал, что это всего лишь голограммы, и не пошевелился. Двое из них прошли прямо сквозь меня, так что я смог хорошенько разглядеть их – и обалдел.
– Разве в Китае нанимали чернокожих для работы в шахтах?
– Чтобы получить ответ на этот вопрос, – сказал учитель, – нужно на деле испытать, что за воздух в рудной зоне. Учтите, это будет нелегко, так что сначала наденьте дыхательные маски, которые лежат у вас в сумках.
Мы надели маски, и учитель продолжил:
– Не забывайте, что это будет не голографическая проекция, а полная реальность.
В нашу сторону поплыло густое черное облако. В свете наших фонарей было видно, что оно состоит из крошечных сверкающих частиц. Тут Анна снова завизжала, на этот раз за нею завопили и другие девочки, а потом и кто-то из мальчиков! Облако рассеялось, и я повернулся к ним, хотел посмеяться над ними, но тоже ахнул – все были черными с ног до головы; белыми остались только лица, которые были укрыты масками. Тут раздался еще один крик, и у меня волосы встали дыбом – это был голос учителя:
– Сея! Боже мой, ты не надел маску!
Сея действительно не надел маску, и лицо у него было таким же черным, как у голографических изображений шахтеров.
– Вы на уроках много раз повторяли, что история нужна для того, чтобы понять и почувствовать, как жили люди прошлого. И я захотел по-настоящему почувствовать! – оправдывался он, сверкая зубами, которые на черном лице казались ослепительно белыми.
Где-то неподалеку взвыла сирена, и уже через минуту перед нами, грубо разрушив иллюзию прошлого, беззвучно остановилась каплевидная летающая машина. Оттуда поспешно выбрались два врача. За это время вентиляция полностью устранила настоящую угольную пыль, и в просторном зале клубились только голографические изображения ее облаков, так что белоснежные халаты врачей нисколько не испачкались. Они сразу подхватили Сею и понесли в машину.
– Мальчик, – сказал один из них, глядя ему прямо в глаза. – Твои легкие серьезно повреждены. Тебе придется не меньше недели пролежать в больнице. Твоих родителей мы предупредим.
– Погодите! – выкрикнул Сея, взмахнув дыхательной маской, которую так и держал в руке. – Неужели сто лет назад все шахтеры носили вот такие штуки?
– Закрой рот и отправляйся в больницу! – сердито перебил его учитель. – Ты очень дурно поступил!
– Но мы ведь точно такие же люди, как и наши предки. Почему же…
Сею запихнули в машину, не дав договорить.
– В нашем музее еще не было ничего подобного, – возмущенно сказал один из врачей и добавил, указав пальцем на учителя: – Вам придется за это ответить!
С этими словами он тоже влез в машину; она оторвалась от земли и упорхнула так же беззвучно, как и появилась.
– Продолжим экскурсию, – сказал расстроенный учитель. – Любая работа в шахте была связана с постоянной опасностью и требовала большого расхода физической энергии тела. Взять хотя бы эти металлические подпорки – они называются «крепь». После того как полезные ископаемые в этой области заканчивались, их обязательно полагалось убирать. Этот процесс назывался «разборка крепи».
Мы увидели рабочего с большим молотком. Он вышиб железную шпильку, и подпорка сложилась вдвое. Я и еще один мальчик попытались поднять другую опору, которая лежала на земле, но она оказалась ужасно тяжелой.
– Разбирать крепь было очень опасно, потому что земля над головой могла в любой момент обрушиться…
Над головами у нас что-то затрещало, я поднял голову и увидел в свете наших фонариков, что там, откуда только что убрали подпорку, появилась трещина. И не успел я податься в сторону, как она резко увеличилась, прямо сквозь меня с громким треском упал большой кусок голографического камня. Все вокруг заволокла пыль.
– То, что вы сейчас видели, так и называется: «обрушение», – прозвучал рядом со мною голос учителя. – Будьте внимательны. Опасные камни падают не только сверху.
Не успел он договорить, как большой кусок каменной стены совсем рядом с нами накренился, отлетел вперед со своего места, как будто его толкнула сзади гигантская рука, и тут же рассыпался на много больших и маленьких обломков. На нас с грохотом и скрежетом обрушились голографические камни, а фонари вдруг погасли. Сквозь темноту и визг девчонок я снова услышал голос учителя.
– Это был прорыв метана. Метан – газ, который скапливается в угольных пластах и доходит до большого давления. Мы сейчас видели, что бывало, если эти каменные стены не могли выдержать такое давление и обваливались в проход.
Фонари снова включились, и все мы вздохнули с облегчением. Но тут я услышал другие странные звуки: то четкие и отрывистые, словно стук копыт бегущих лошадей, то протяжные и неразборчивые, как шепот великана.
– Смотрите, дети! А вот это уже прорыв воды.
Только мы успели сообразить, что значат эти слова, как из одного из боковых проходов недалеко от нас хлынул поток воды. Она очень быстро залила весь зал, где шла работа. Мутная вода сначала поднялась нам по колени, а потом и до пояса. Свет наших фонарей отражался в ней и рисовал на неровном потолке ежесекундно меняющиеся узоры. Мимо проплывали черные от угольной пыли деревянные брусья, шахтерские шлемы, коробки для обеда… когда вода дошла мне до подбородка, я инстинктивно задержал дыхание. А потом вода накрыла меня с головой, и я видел только бурую муть, освещенную фонарем, и время от времени поднимавшиеся откуда-то из-под ног пузыри воздуха.
– У подземных затоплений может быть много разных причин. Но, из-за чего бы они ни случались – из-за глубинных вод или из-за того, что шахта подошла слишком близко к наземному водоему, – они много опаснее, чем наводнения на поверхности земли, – сказал учитель, заглушая плеск.
Голографическая вода исчезла, и все стало таким, как было несколько минут назад. Тут я заметил какой-то странный предмет, похожий на большую металлическую жабу, раздувшую живот. Только непонятная штука была куда больше жабы и явно тяжелее. Я указал на нее учителю.
– Это взрывобезопасный электрический выключатель. Газ метан легко загорается и может взрываться, и поэтому сделали герметичный выключатель, который при соединении контактов не дает электрической искры, как обычные выключатели. Это сделано для того, чтобы избежать самой большой из известных шахтерам опасности, которую мы сейчас увидим…
Опять что-то сильно громыхнуло, но в отличие от предыдущих случаев, звук как будто пришел откуда-то изнутри нас, вырвался сквозь барабанные перепонки наружу, мощными волнами прошелся по каждой клеточке организма, а потом нас обдало жаром, а вокруг вспыхнуло алое сияние, заполнившее каждый дюйм пространства в шахте. Но сияние тут же погасло, и все погрузилось в темноту.
– Очень мало кто мог рассказать о том, как на самом деле происходит взрыв метана, потому что выжить при этом практически невозможно, – гулко разносился в темноте бестелесный голос учителя.