Мало того, была даже инсценировка, когда переодетые на манер крымцев казаки, прибыли якобы посмотреть содержимое обоза. Ходили слухи, что в южных городах Лисовский некоторых людишек прикармливал, точнее, не он, а гетман Меховецкий, чтобы иметь информацию о составе вооруженных сил в городах России. Может быть, тот предатель, который побежит связываться с Лисовским или еще кем. Но, кроме Александра Лисовского, послать в такой рейд было некого. Не гусарам же грабить царский обоз.
— Захарий Петрович! Захарий Петрович! — помощник Ляпунова Кондратий по прозвищу Шматок кричал на разрыв голосовых связок.
Захарий мысленно выругался. Он себя уже считал чуть ли ни профессионалом тайных дел. Наслушался от государя, да что-то додумал сам, уже столько всяких спектаклей организовал, чего стоит только маскарад с крымской делегацией. И, по крайней мере, Ляпунов понимал, что все, чем он начал заниматься, не может быть громким, крикливым. И сейчас Кондратий должен был быстро, но не суетясь, подойти к Ляпунову, шепнуть ему о важности разговора и уже после того, как Захарий Петрович разрешит говорить, начать доклад.
— Есть, Захарий Петрович! Лисовский рядом! — продолжал кричать Кондратий.
— Выпорю! — сказал Ляпунов, закрывая ладонью лицо, как будто ему было стыдно.
Может и было стыдно не за себя, но за своего подчиненного, который выложил важнейшую информацию походя, да и громко, так, что скоро весь Болхов будет знать о приближении отряда разбойников, слава о зверствах которого уже распространилась по всем территориям Юго-Запада Московского царства… Российской империи.
— Степан Иванович, сделай так, кабы в Болхове никто не знал о Лисовском. Кто и услышал, пусть молчит, — сказал Ляпунов, дожидаясь, пока его помощник, или уже бывший помощник, взберется на стену, чтобы спокойно доложить о Лисовском.
Установилась пауза, Волынский пристально смотрел на Захария Петровича. Он понял, чем может грозить то, что население не будет знать о приближении отряда разбойных бойцов. Небольшой, но значимый посад Болхова, реши Лисовский пограбить город, не успеет укрыться за стенами крепости. И это риск. А защитить людей без крепостных стен, воевода не сможет. Лисовский располагал войском вчетверо более тех сил, которые были у воеводы, да и подготовка у разбойников была на высоте, неумех и трусов в отряд Лисовского не брали.
— Говори! — потребовал Ляпунов, когда, наконец, Кондратий оказался на крепостной стене.
— Пятерых приметили, те на брюхе, почитай, до рва монастырского проползли. Все высматривали, да лазили, — самодовольно говорил Кондратий.
Могло сложиться впечатление, что Шматок посчитал наличие лазутчиков собственной заслугой. Или же столь открытое проявление эмоций радости был сродни человека, увлекающегося игрой, когда ставка сыграла.
— Не спугнули? И монаси были видны? Рухлядь была, увидели лазутчики соболей? — спрашивал Ляпунов, не имея сил спрятать улыбку со своего лица. Он был доволен.
— Яко ты говорил, рассыпали соболей, да лучших, — говорил Кондратий, зарабатывая себе отсрочку увольнения.
— Ушли? — спросил Захарий.
— На брюхе уползли до леса, а там на коней и в сторону Рыльска поскакали, — отвечал Шматок.
— Следили? — строго спросил Ляпунов опасаясь того, что разведчики от Лисовского могли заподозрить неладное.
Да, Лисовского, в этих местах, кроме него, особо никого не должно быть.
— Как можно? Спугнуть бы могли. То я приказал, кабы опосля проследили, по земле примятой, да по запаху коней, — сказал Кондратий.
— Ты отчего, пес, ранее мне не сказал? Сколь время прошло, а я токмо нынче и узнаю, — отчитывал Ляпунов своего подчиненного.
Шматок не сильно впечатлялся тем, что его отчитывают. Привык к тому, что Захарий может покричать. Тем более, что он-то сделал все так, как приказывал Захарий Петрович. Вот и сейчас покричал и резко перешел на деловой тон.
— Скачи к атаману Заруцкому и говори, что начинаем! — приказал Ляпунов, дождался, когда Кондратий поспешит к своему коню, обратился к Волынскому. — Людей, что ты, воевода, хотел мне дать, обряжи в монахов. И ты разумеешь, что их убьют?
Ляпунов сделал последнюю попытку отговорить Волынского вообще участвовать в операции.
— Так то не обязательно, — спокойно сказал воевода.
23 августа 1606 года; вечер.
Александр Лисовский скакал по полю на своем любимом жеребце. Шляхтичу, ставшему полковником в войске Димитрия, прозванного Могилевским, лучше думалось, когда вот так, ветер в лицо и быстро меняющиеся картинки. Он сомневался, сильно сомневался.
И причин было много, чтобы с уверенностью идти на самое выгодное дело, после которого можно было даже временно, но отправится в Литву, дабы купить земли. Не один, пять-десять фольварков, найти арендаторов, да хоть из жидов, но после вернуться обратно на Русь. Без такой жизни, полной опасности, но и абсолютной свободы, Александр не сможет существовать.
Лисовский понимал, что и дисциплина, и высокие боевые качества его небольшой, но очень эффективной армии, имеют место только при условии удачливости и результативности. Как только начнется череда неудач, сразу же покачнется и власть Лисовского. Сколько не сажай на кол, сколь много не руби недовольных голов, но, в лучшем случае, воинство разбежится, хотя, вероятнее всего, сам Александр Лисовский сядет на заостренный колышек.
В той операции, которую все же, терзаемый сомнениями, решил провести полковник, было немало таких спорных моментов, что потребовалась дополнительная разведка. Десятку пана Яна Хлестовского удалось подобраться к монастырю и рассмотреть все в подробностях. Но, даже после подтверждения ранее полученных сведений, сомнения окончательно не улетучились.
Почему столь богатый обоз сейчас охраняется не более чем полутора сотнями стрельцов? Не рано ли отпустили то войско, что охраняло обоз? Да, Оптинский монастырь имеет невысокую, но все же крепостную стену, можно рассчитывать на то, что она охранит. Но рядом же город Болхов. Почему не там хранится откуп для крымского хана? Не доверяют? Может, и так, хотя отчего тогда доверять казакам Заруцкого, которых перехватывали люди Лисовского и от кого получали информацию о движении обоза. Атаман Заруцкий и вовсе некогда был на стороне могилевского Димитрия.
И Лисовский не стал гоняться за царским обозом, посчитав его приманкой, если бы не два момента: на днях действительно прискакали кочевники и что-то делали в Оптинском монастыре, скорее всего, инспектировали те дары, которые московский царь прислал, дабы откупиться от набега. Эти степняки через пару часов ускакали в Дикое поле, видимо, сообщить хану о том, что именно русские предлагают. Ну, и прямая разведка увидела и обоз, и число воинов…
— Эгегей! — кричал Лисовский, ускоряя своего жеребца.
Ветер, бьющий по лицу полковника выветривал сомнения.
Через час Александр Лисовский уже поменял коня и собирался выводить свое воинство на Оптинский монастырь. Разведчики хорошо знают местность и обещали без проблем провести к монастырю. Еще до рассвета, Лисовский будет под стенами места хранения царского обоза.
Штурмовать монастырскую крепостицу никто не будет. Есть умельцы у Лисовского, которые, используя кошки, что будут обмотаны тканью, кабы сильно не шуметь, взберутся на стены и откроют ворота. Если ворота не получится открыть, то бойцы станут держать участок стены, на которую практически спокойно взберутся другие люди.
24 августа 1606 года; 3:20.
— Не уйду! Силой волочь станете, прокляну! — строго, решительно, говорил игумен Оптинского монастыря Дионисий. — Коли суждено обители сгореть, так и со мной.
— Да и будь! — сдался Кондратий Шматок. — Спрячься токмо!
Монастырь готовился. Именно сегодня ночью должно было что-то произойти. Полчаса назад пришли сведения, что большой отряд конных остановился в лесу в двух верстах от Болхова. Хотел бы завтра Лисовский брать царский обоз, то не выдвигался бы на опушку леса в предрассветное время.
— Отче! — Кондратий приблизился к игумену и тихо, чтобы никто более не слышал, привел последний довод. — Мы тут и сгинуть можем, поди, пока можно, в подпол.
— В рясы монашьи обрядились, оружием осквернили обитель! Мне за лучшее сгинуть, но не видеть поругания святынь, — настаивал на своем игумен.
Кондратий не смог уговорить старца самостоятельно спрятаться, собирался уже выверенным ударом свалить дюжего игумена, но Шматок откровенно забоялся проклятий.
— Взух, вжух! — пролетела одна стрела, вторая.
По сценарию предполагалось, что защитники царского обоза узнают, что их атакуют, на стенах было достаточно людей, чтобы дать первый бой, а после укрыться всем в подполье и забаррикадироваться, но что-то пошло не так.
У Лисовского были люди, которые смогли быстро взобраться на всего-то четырех с половиной метровую стену. Сразу же были ликвидированы сонные и откровенно спящие защитники. Группа действовала слаженно, когда один закрывал рот, а второй перерезал горло защитнику.
А после уже того, как на стене оказалось пятнадцать человек, лучшие лучники, начали отстрел теней, что отсвечивали в тусклом свете от костров или полной луны.
— В укрытие! Тревога! — закричал Кондратий, но его уже опередил своими криками сотник стрельцов, которые и ранее могли стать подставной жертвой, сейчас же, когда большинство воинов не успела укрыться и организоваться, стрельцы превращались в мишени.
И как не кричал стрелецкий голова, лисовцы действовали очень эффективно. Уже одна группа разбойников заканчивала расправляться с защитниками ворот, которые отчаянно бились, не предполагая, что являются наживкой для хищной рыбы.
— Тыщ, ты-дыщ, — прогремели выстрелы гаковниц.
Пять, заряженных свинцовым дробом, гаковницы ударили «куда-то туда». Было не понятно, сколь много захватчиков, а сколько защитников, пострадали от этих выстрелов. Все смешалось, было непонятно, кто свои и где враги. Вместе с тем, воры разбивались на мелкие группы и слажено работали, не отходя друг от друга, чтобы элементарно не потеряться. Мало того, что и ранее света было очень мало, теперь видимость усложнялась и пороховыми дымами.