— Так медь нужна, да мастера добрые. О том мой дед еще отписывался царю-батюшке Иоанну Васильевичу, что рассолу много и соль варить лучшее за иные промыслы, — отвечал Строгонов.
— Далее. В жалованной грамоте писано: «А где найдут руду серебряную или медную, или оловянную, то отписать казначеям»… Молчать! — выкрикнул я, когда пермско-камский олигарх вновь хотел оправдаться. — Слушай, Максимка, да внимай, кабы далее не говаривал: «За что?». Есть у меня свидетельство от английского капитана Уинстона Черчилля, что твои люди давали ему серебро рудой, а ты брал меньшим весом, но монетой [официальных свидетельств, что Строгоновы нашли серебро не было, хотя его искали. Однако, по подсчетам возможных прибылей от соли и даже коррупции при торговле с Англией, богатство семьи оказывалось слишком большое].
Не было показаний никакого капитана английского, тем более, Уинстона Черчилля. Однако косвенные свидетельства того, что подобные сношения могли быть, имеются.
Строгонов набрал было воздуха в легкие, чтобы что-то сказать, но я строго посмотрел на него и Максим Яковлевич закашлялся, ничего членораздельного не произнеся. Мне уже говорили, что взгляд у меня тяжелый и повелительный, как у отца Ивана Грозные Очи. Особенно взгляд переменился после того, как Шуйский на время захватил власть в Москве.
Потому я использовал, как элемент психологического давления, свой взгляд. И сейчас это сработало. Мне нужно растереть в пыль Строгоновых, чтобы предложить условный пряник, и они при этом были счастливы, хоть бы и черствому хлебобулочному изделию.
— Вот в этой бумаге написано, сколь ты и твои племянники продали соболей и иной рухляди англичанам, — я достал следующую бумажку. — Тут, получилось узнать, сколько соболей сибирских было отгружено в Англии. В три раза более того, о чем писал ты и за что уплатил в казну.
— Возмещу, государь, все возмещу! — выпалил Максим Яковлевич.
Я сперва не понял, откуда появилась некоторая промелькнувшая радость на лице купца и промышленника. После нашел объяснения. Во-первых, вопрос денег — более чем понятный для Строгонова. Он и ранее откупался ото всех и после брал свое со сторицей. Во-вторых, наверняка я сильно занизил объемы контрабанды, а на самом деле там мимо казны идет не в три, а в десять раз больше, чем в казну. Ну, и может быть и, в-третьих, когда Строгонов радовался тому, что я не стал сильно акцентировать внимание на якобы найденном серебре.
— Ты подожди радоваться, Максимка. Это не все, — я прихлопнул по столу, неожиданно для собеседника, чтобы вновь повергнуть его в растерянность. — Мне еще интересно иное. Откуда у тебя столь много воинов? И зачем они тебе. Один стрелецкий приказ в городке Орле стоит, но у тебя таких приказов уже четыре, да пушки есть и не токмо крепостные. Вот и людишек охочих одеваешь так, как и я, император, своих одеть не могу. Ты собрался со мной воевать, Максимка?
Строгонов плюхнулся на колени. Вот это обвинение было уже более, чем серьезное, остальные, касающиеся финансов, так, не воспринимались они в этом времени за серьезные, откупиться можно, а вот эти обвинения…
— Вот письмо твое к Ваське Шуйке. Ты, плут, ко мне более двух месяцев ехал, а Ваське пятьдесят тысяч серебра прислал, обернувшись в месяц. И отчего я жаловать тебя стану? — крышкой гроб накрыли, оставалось только гвозди забить.
— Где разведали серебряные руды? Тебе прислал Борис Федорович Годунов рудазнавцев? Что они нашли? — кричал я, а Строгонов уже подрагивал.
— Медные руды и медный песчаник по Каме, — обреченно сказал Строгонов.
— Ну, и еще одно есть, — не меняя строгого выражения лица, я достал еще одну бумагу. — Тут ты меня, пес, называешь воренком и татем. Подобные письма есть и от иных твоих сродственников. Назови мне причины, почему я должен оставить тебе жизнь и твоей семье? Вор ты! Я могу послать войско, чтобы навести полный порядок на землях, которые ты, наверняка, считаешь своими. Порядок — это я!
На самом деле, я не собирался казнить Строгоновых. Очень хотелось, но просто нельзя. Логично и рационально, чтобы они выплатили все и более требуемого, но продолжили работать, причем, в том направлении, что я укажу. Если сейчас взять и убрать Строгоновых, то резко поднимется цена на соль, которая стратегический продукт и возможность для выживания многих. Кроме того, придется искать исполнителей, приказчиков, много возникнет проблем. Вот, когда на Урале возникнет конкуренция, а я собираюсь выдавать лицензии на разработки руд всем, кто потянет, Строгоновым придется потесниться.
— Государь-император… — тихо говорил Максим Яковлевичем. — Что моя семья и я можем сделать для того, кабы смягчить твой гнев?
Я сделал паузу, не стал отвечать сразу, несмотря на то, что ответ был готов.
— Со всего твоего семейства сто пятьдесят тысяч рублей, через год, я желаю видеть первые пушки и пищали, наши, русские. Ты и все наследники Аники Строгонова лишаетесь единоличного права на те земли. Будет проверка, и мой человек, который станет следить за тем, кабы торговля шла по чести, — я попытался придать своему голосу зловещий тон. — Если хоть с кем в сговор войдешь, я вырежу твой род, как сделал это с Буйносовыми-Ростовскими, Мстиславскими, Долгорукими.
Строгонов, полный радости, что минула гроза смерти, ушел. А я смахнул пот со лба. Вот, казалось, всего-то разговор, но сколько энергии высосал, приходилось концентрироваться и подавлять своего визави.
И, да, я не питал иллюзий, что вот сейчас, вдруг, Строгоновы станут мягкими и пушистыми. Я начинал против них свою войну, они могут ответить. Но, и заменить семейство быстро не получится. А соль… она всему голова. Нижненовгородская соль не покроет потребности.
Уверен, что Татищев, Пожарский, да, хоть и Минин, с превеликим удовольствием начнут работу на Урале и за ним, в Сибири. Осталось только решить, кому именно доверить разработку, а сперва, найти серебряные руды. Я-то знаю, где должно быть серебро, которое разрабатывал Акинфий Никитич Демидов в иной реальности, да и про золото знаю. Есть оно на Урале, меньше, чем в Миассе, а, точнее, сложнее в добычи, но есть.
Глава 11
10 октября 1606 года.
Иван Исаевич Болотников выехал из-за леса, ближе к берегу реки. Это была водная артерия, благодаря которой некогда возникла Древняя Русь, по ней ходил князь Олег, присоединяя и объединяя города, расположенные по берегам реки. Не написана еще книга про казака Бульбу, чтобы в ней воспеть эту реку, что редко какая птица перелетит до середины… Днепра.
Именно Днепр был природной границей между Российской империей, с городом Черниговом и Речью Посполитой. Перейти Днепр для Болотникова, как для Юлия Цезаря пересечь Рубикон. Но перед Иваном Исаевичем выбора не стояло, он был полон решимости, в конце концов, до сих пор Болотникову не представлялось возможности продемонстрировать свои полководческие таланты.
Быстрые переходы полторы тысячи конных, что вел за собой Болотников, позволили в кротчайшие сроки добраться от Москвы до Чернигова. Не останавливаясь в городах и местечках, войско, собранное из охочих конных послужников и казаков, старалось скрыть ото всех, куда именно направляются суровые, решительные мужчины. За время перехода, командир оценил тактику, уже обитающего в аду, Александра Лисовского. Только кони, только верхом, сменяя лошадей по несколько раз за день. Сложно это было, но все выдержали, а, главное, лошади.
И теперь перед взором Ивана Исаевича предстал Татарский брод — место в излучине Днепра, в пяти верстах от места впадения реки Сож, ниже по течению. Через этот брод, бывало, хаживали те самые татары, по крайней мере до тех пор, пока рядом, полвека назад, не построили Лоевскую крепость. Но Лоев оказывался чуть в стороне, в четырех верстах, и он Болотникову не нужен, да и не взять крепостицу только лишь конницей.
— Что скажешь? — спросил Болотников своего товарища еще по венецианским приключением, чеха Вацлава Вражека.
— Пройдем. В ночи быстро пройдем, да южнее взять нужно, кабы от крепости подале, — отвечал Вражек.
Болотников взял с собой тех соратников, с кем бежал вначале в Речь Посполитую, а после в Россию. Пусть они и не стали ни сотниками, ни десятниками в отряде, но составляли ближний круг и были теми, на кого Иван всегда мог рассчитывать.
Ночью, без проблем, отряд Болотникова перешел Днепр, оказавшись уже на территории Речи Посполитой. Тут, возле Лоева, земли никому не принадлежали, скорее, это были коронные территории, так как крепость принадлежала государству. Однако, если взять южнее, вниз по течению Днепра, то через пятнадцать верст начинались земли князей Вишневецких. Вот там и нужно будет погулять.
Опять же, Брагин брать Болотников не станет, там гнездо одного из крупнейших магнатов Литвы, укрепленное гнездышко, но ремесленные слободы располагались и далеко за пределами города. Уже давно тут не хаживали татары, а московиты, если и совершали набеги так сильно севернее, на земли Сапег да Ходкевичей.
Уже рано утром две деревни: Крупеньки и Мохов, которые снабжали продовольствием небольшой гарнизон Лоева, подверглись разграблению. Не было ни у кого жалости, сострадания, воины Болотникова выполняли свою работу без сантиментов. Нестарых мужчин, как и молодых женщин, быстро грузили в телеги и направляли к татарскому броду, где был оставлен заслон от возможной атаки гарнизона крепости. И две сотни дробов, что были наняты для дежурства в Лоеве, могли, если не сорвать планы набега, то сильно подвинуть его по срокам. Но они проморгали и дали возможность перейти реку. Между тем, все нужно делать быстро, очень быстро.
Люди тут жили неплохо, были и обработанные поля, урожай с которых уже собран, и пастбища, большое рыбное озеро. Поэтому даже в деревнях можно было найти, что грабить: цепы, косы, топоры и пилы. Через два часа после набега на деревню Козероги к татарскому броду погнали немалый табун лошадей. Гарнизон Лоева, наверняка, сильно разгневался, наблюдая, как их кони, что были на выпасе в Козерогах, деревне, буквально, в трех верстах от крепости, сменив хозяев, покорно идут к броду.