Я, если бы мог, сам, своими руками, все сделал и передал готовое. Но не могу. И дело не в том, что руки не из нужных мест произрастают, а потому, что каждый должен заниматься своим делом. В этом я не поддерживаю подход Петра Великого, который самолично стоял у кузнечных мехов или плотничал. Как развлечение, может и неплохо, но по мне, так лучше развлечься дополнительной тренировкой, или, как надеюсь будет уже на постоянной основе, единением с любимой женщиной.
— Что скажешь, Прокопий Петрович? — спросил я у Ляпунова, который стоял на крыльце своего же терема, не смея туда войти.
— Государь, любую волю твою исполнить готов! — слишком уж неоткровенно сказал Прокопий.
— Не темни со мной, я многое вижу! Разумею, что недоволен ты. Токмо и ты пойми, что с тобой зело великое дело делаем. Сторожевые войска, что под твоей рукой будут, станут головной силой в моей империи. А те розмыслы, с кем я говорил, могут принести не меньше доброго, — разъяснял я, но видел, что все понимает Прокопий и без лишних слов, но что-то тут неладно.
— Ажениться я надумал, государь, все оставить сынам своим, они уже мужние и пусть бы и жили. А я тут, с молодой женой, — раскрыл секрет своего недовольства, Ляпунов [в РИ его единственная жена умерла в 1603 году, после Ляпунов начинают активно участвовать в Смуте, возможно это было причиной того, что вторично Прокопий Петрович не женился, в АИ же он завидный вдовец].
— А, плут ты, Прокопий Петрович! — я рассмеялся. — Седины нажил, но жениться возжелал. Добре. Возьми себе пока усадьбу Воротынского, что пустует, пусть там невеста и живет. Кто хоть она?
— Дочь московского дворянина Петра Ивановича Всеволожского, Апраксия Петровна. Она вдова, вот и сговорились мы, а коли не ажанюсь, так добрая баба в монастырь пойдет, — открылся мне Ляпунов.
Шустренький, получается, этот Петр Иванович Всеволожский, уловил момент и вырвал себе в зятья одного и людей, который уже возвысились и в перспективе должны расти далее.
— В приданное хоть что дают? — усмехнулся я, будучи уверенным, что Всеволожским не будет что давать за дочкой, да еще вдовой.
— Село Жерехово под Владимиром в пять десятков домов, — ответил Ляпунов.
И это было немало. Пятьдесят домов, в местах, где должны быть хорошие почвы, а владимирско-суздальская земля — это черноземы, неплохое приданное и хорошая плата за поддержку от Ляпуновых. Видимо, Всеволожские отдали свой или лучший, или вовсе, единственный, актив.
После посмотрел на набранных в гвардию ребят. Относительно иных людей этого времени, они рослые, на вид сильные. Посмотрим. Пока же меня заверили, что будут тренироваться и учиться. Пусть, время покажет.
Следующим пунктом моего пребывания должен был стать Можайск. Там есть чудотворная икона святого Николая, вот ей и еду поклониться. Это хороший ход от православного государя, так как паломничество к этой святыни весьма популярно на Руси. Но не только поэтому я ехал в столь славный город, ранее бывшим очень развитым, но сейчас переживающий не лучшие свои годы. Эпидемии, а после пребывание ставки государя во время Ливонской войны, сильно подкосили экономику города.
Посмотрю, что там можно сделать, может какую мануфактуру организовать, или чуть позже, когда наметится прогресс с новыми технологиями, открыть еще один кирпичный заводик по производству силикатного кирпича. Песка тут полно. Ну и рядом с городом весьма будет уместной и лесопилка.
30 октября 1606 года.
Король Речи Посполитой Сигизмунд III смотрел на людей, которые пришли в его ставку и требовали от монарха решения. И сколько ему терпеть эти унижения? Даже в Швеции, когда старший в роду Ваза еще был королем, прав было больше. А ведь там рикстаг не менее сильный, чем Сейм в Речи Посполитой. Но даже не это истинная сила польско-литовского государства, не сборище депутатов, а вот они, магнаты, истинные хозяева Речи Посполитой.
Коронное войско готовилось подавить рокошь, приверженцы позиции Сейма готовились не мене основательно. Во всю скрипели перья по бумаге, шляхта. Ушедшая в рокошь обвиняла короля. Королевская канцелярия нанимала все больше сотрудников, чтобы переписывать воззвания и обвинения Печатные станки не останавливались и ночью. При этом все понимали, что противостояние может закончиться только решительной победой одних и, в то же время, частичными уступками других.
И Сигизмунду удалось собрать такое войско и таких людей, которые способны побеждать и делали это уже неоднократно. Гетман Жолкевский уже прославил свое имя в войне со шведами, пан Патоцкий, Иероним Ходкевич. Сигизмунд был уверен, что победа у него уже не за горами.
Но приходят южнорусы, возглавляемые Острожскими и Вишневецкими и требуют. Да, требуют! Они хотят, что король прекратил рокошь, пошел на соглашения с рокошанами. Но не только это проблема — Иероним Ходкевич, гетман, готов на все, но только прекратить внутреннее противостояние, чтобы ударить по московитам мощно и беспощадно. Терять такого союзника король не мог.
— Ваше Величество! Мы переговорили руководителями рокоша с Янушем Родзивиллом, с Яном Щестным Гербуртом, они негодуют из-за того, что произошло в Москве, сочувствуют убитому лютой казнью Еже Мнишеку. Я, мой король, дал слово и выплатил за свою свободу предложенные деньги, много серебра отправил царю, но не мог иначе, я слово дал. И после того, как обозы с серебром пересекли границу, мои земли подверглись разорению. Разграблен Быхов, Шклов, Орша, Пропойск, деревни и села, — жаловался Константин Вишневецкий.
— Мы дадим пять тысяч коп грошей, семь тысяч воинов, снабдим провизией и фуражом еще десять тысяч воинов, — Константин Острожский привел более существенный довод для короля.
— Мой сын объявляется наследником, Сейм это подтверждает. Я беру в советники кроме иезуитов двух человек, на которые укажут рокошане. Но от войны с Карлом, я не отказываюсь. Он забрал мое — Швецию, — выставил условия Сигизмунд.
Через два дня на промозглой польской земле выставляли шатер, ставили стол и проверяли правильность подачи блюд, а так же в арсенале посуды были тонкие глиняные кувшинчики, на случай того, что договаривающиеся стороны решат, по древней шляхетской традиции, разбить кувшины на своей голове в знак уважения собутыльникам.
И они договорились. Не было ни для кого уже секретом, что Россия и Швеция пошли на соглашение и тогда вопрос о войне со шведским Карлом рокошанами снимался. Нельзя идти на заключение мира с тем, кто начинает дружбу со злейшим врагом. А для польской шляхты именно зарвавшиеся московиты — главные враги, теперь так. И даже в меньшей степени сочувствовали Вишневецкому, земли которого подверглись разграблению, чуть больше сопереживали Ходкевичам за погром в Быхове, не столько за город, но, главным образом, за пушечную мастерскую. Более остальных жалели Яноша Радзивилла, жену которого своровали. А сам Янош повсеместно только и делал, что демонстрировал скорбь и гнев, вспоминая своих пассий в Несвиже и Вильно, но меньше всего жену.
— Сейм увеличит на год финансирование кварцевого войска вдвое. Будет объявлено Посполитае рушание, наследником Владислава, сына Вашего, признаем, но вольности все сохраняются, а так же вводится запрет на дробление земельных владений, — подводил итоги переговоров Янош Радзивилл.
Теперь спешно отправятся посыльные в империю, к императору Матвею, чтобы нанять как можно больше наемников и купить, если будет возможность, пушки. Потеря Быховской мастерской — это утрата одиннадцати готовых орудий и еще немало заготовок для других пушек. Нужна компенсация. И не позднее начала мая, когда уже точно просохнут дороги, будет война и московиты сильно пожалеют обо всем, а их дети либо умрут, либо выработают привычку гнуть спину, как только услышал польскую речь.
Глава 14
22 ноября 1606 года.
Столица Сефивидского государства Аббаса Великого не просто впечатляла, она завораживала и вырабатывала комплексы неполноценности практически у всех гостей, которые посещали новую персидскую столицу. Добиться такого величия и великолепия было не под силу русским правителям, да и европейцы оставались пока очень далеки от того, чтобы сравнивать свои города в красоте, чистоте и убранстве с персидской столицей. Мосты, сады, парки, пестрящая великолепием архитектура десятков медресе и мечетей. И многое из всего этого построено за чуть более пятнадцать лет.
Михаил Игнатьевич Татищев задавался вопросом: что же такое Севивидское государство. Это держава, которая претендует на первенство среди стран Востока? А не захочет ли великий шах распространить свое влияние на русские земли? Астрахань выглядит очень привлекательным трофеем в полномасштабной войне.
Русский посол изучил, насколько это было возможно, личность великого шаха. Главное, что он понял, так то, что России нужно было соглашаться на союз с персами несколько лет ранее, но тогда был голод, а Аббас в упорной войне победил осман, воевать с которыми считало сродни того, как таранить кораблем скалу. Но, оказывается некоторые корабли столь прочны и удачны, что могут и скалы превращать в труху.
Восхваленный своими слугами и даже врагами, Аббас, создав личную гвардию и наведя порядок в стране, наверняка, считал, что теперь-то уже ему союзники не нужны, сам со всеми проблемами справится. И ведь недалек от истины.
Слабого всегда бьют, это то, что не требует доказательств, впрочем, как раз таки их в истории полно. И тогда ослабленную Российскую империю, пусть и заявившую, сменой названия державы, о величии, персы могут раздавить. Им это не особенно нужно, но и союзы не к чему теперь.
Безусловно, перед тем, как отправится в посольство к персидскому шаху Аббасу, Татищев изучил историю, все, что только можно о дипломатических отношениях двух государств. Мало того, он нашел некоторых людей из тех, кто был в посольстве Григория Васильчикова, в последнем и самом удачным посольстве. И Михаил Игнатьевич недоумевал, почему не был заключен союз между двумя, на тот момент мощными государствами, ибо и Московское царство казалось несокрушимым. Но, не сложилось, и теперь именно Татищеву придется прокладывать дорогу к союзу Москвы и Исфахана, но ранее протоптанная тропинка, заросла быльем и высокой травой.