– Но сегодня был явно не его день. – Реутов вспомнил залитое кровью лицо Милы и почувствовал легкое злорадство. – Жертва снова выжила. Думаю, его акции в среде убийц упали до нуля, и коллеги будут над ним смеяться. Вырождается профессия, да.
Иногда в процессе работы над каким-то особенно поганым делом у Реутова проявлялась склонность к черному юмору. В данном случае он очень хотел распутать этот клубок и достать сволочь, которая сделала все, чтобы осиротить собаку и кота.
– Он ведь не подумал, что будет с животными. – Реутов в раздражении захлопнул блокнот. – Раненая собака и абсолютно комнатный кот – что было бы с ними? Нет, он об этом не подумал.
– Ну, теперь с ними в любом случае порядок, Люба забрала. – Виктор вспоминает холодильник в их с Дэном кабинете и вздыхает – там пиво. – Этот… Георгий – с замками который – помог ей, и доктор приехал, вместе и перевезли. Пес, бедолага, так скулил…
– Ничего, Люба с ним поладит. – Бережной думает о том, что за весь день не успел навести справки о смерти второй племянницы. – Люба, похоже, умеет ладить со всеми на свете. Она факультет психологии с отличием окончила, теперь пишет статьи в умные журналы и тестирует сотрудников разных фирм, вполне успешно. Вот только с Надеждой они не ладили, но тут, надо сказать, Надя была сама виновата.
Повисло молчание. Офицеры не хотели напоминать Бережному о том, что сегодня он потерял племянницу, о которой они понятия не имели, ну вот всплыла тема в разговоре, но это не специально, а так-то незачем. Раз не знали они об этих родственниках Бережного, значит, не хотел он о них говорить. В семьях часто случается так, что люди абсолютно чужие друг другу, несмотря на кровное родство.
– Минутку… – Реутов нахмурился: – Люба сказала, что ваша племянница умерла от сердечного приступа? А тут вещество, которое…
– …замедляет сердечный ритм. – Бережной покачал головой. – Денис, сейчас же позвони в морг. Нужно делать токсикологию – это если она еще не проведена.
– Сейчас сделаю. – Реутов ощутил себя гончей, взявшей след. – Весь день в голове крутилось, а сформулировать не мог!
– А я тоже хорош. – Бережной встал и включил чайник. – Давай, Денис, звони, а мы с Виктором пока стол накроем. Поужинать надо, господа офицеры, а у меня в холодильнике целый судок студня. Диана меня напополам перепилит, если я его обратно домой принесу.
Виктор кивнул и принялся расставлять посуду. Есть хотелось всерьез, а поехать домой пока не светило вовсе.
Бруно устало привалился к прохладной стене. Жар схлынул, и пес ощущал некоторое облегчение, но он был взволнован и не знал, что делать.
Его перевезли в чужой дом. Да, матрац был его собственный, и переноска Декстера, и его миски, но здесь все было другим – квартира, запахи, люди… а особенно неожиданным оказался маленький человек, тотчас восторженно вцепившийся в перепуганного Декстера. Зарычать на него у Бруно не хватило совести, потому что человек был меньше его и он так радовался… Не смог Бруно зарычать, это был детеныш, а детенышей надо защищать. И когда крошечная ручка погладила его, Бруно вдруг заскулил. Декстер испуганно смотрел на него из-под дивана, а маленький человек лег рядом и обнял Бруно.
– Женька…
– Собачка плачет. – Малыш погладил Бруно по голове: – Не плачь, собачка, не плачь!
Но тоска, охватившая Бруно, была такой бездонной, что остановиться он не мог. Вся прежняя жизнь была разрушена, его человек исчез, дом теперь где-то далеко, а эта чужая квартира, и люди, которые не обижают, но они не Стая… ну, может быть, самую малость…
– Тише, мальчик, тише. – Люба села рядом. – Все будет хорошо, вот увидишь. Хозяйка твоя поправится, вы оба вернетесь домой, и все снова будет прекрасно. Просто пока вам надо побыть здесь, ведь нужно же вам что-то кушать, и ухаживать за вами надо, и вообще. Вот ты маленько поправишься, и мы поедем в больницу к твоей хозяйке – увидишь сам, что она жива.
Бруно смотрит на Декстера, сверкающего глазами из-под дивана, и ему очень хочется, чтобы приятель пришел и лег рядом, но Декстер впал в состояние герцога в изгнании – сидит в самом темном уголке и в ближайшее тысячелетие выходить не намеревается.
– Мама, котик!
– Не трогай котика, видишь – он боится.
Бруно хочет пить, а миска с водой стоит совсем рядом.
– Давай, малыш, попей.
Доктор перевязал Бруно и сказал, что рана отлично заживает, через пару дней ему можно будет немного походить по комнате. Люба с сомнением смотрела на свою маленькую комнату, ставшую еще меньше, когда в нее переместилась собачья лежанка и миски.
Кот много места не занимает, но, в отличие от пса, в мирные переговоры вступать не собирается и пленных решил не брать.
– Что же мне с вами делать?
Люба открыла банку с собачьими консервами и всыпала еду в миску Бруно.
– Поешь, малыш, тебе надо поправляться. – Она заглянула под диван и с сожалением констатировала, что кот по-прежнему не намерен выходить. – Вот незадача…
Оставить животных в квартире, из которой унесли Милу, Люба попросту не могла. Конечно, можно было устроить их в приют, но с моральной точки зрения она считала это жестокостью. Это были домашние звери, выросшие вместе, а в приюте их разделят, и кто знает, смогут ли они пережить такой стресс.
– Тут вы хотя бы вместе. – Люба погладила Бруно по голове. – Не расстраивайся так, малыш. Все будет хорошо, вот увидишь. Поешь лучше. Женька, иди поиграй, не приставай к собаке. Видишь – собачке больно.
– А она выздоровеет?
– Это он. И конечно, он выздоровеет. – Люба взяла сына за руку. – Мы будем за ним ухаживать, и он опять побежит по дорожке – как у доктора Айболита. А там и его хозяйка поправится, заберет их обратно.
– А разве мы не оставим их себе?
У Женьки на лице такое горестное разочарование, что Люба взяла его на руки и поцеловала.
– Нет, малыш, не оставим. У них есть свой дом, их собственная хозяйка – просто сейчас она тоже заболела и не может за ними ухаживать, но она обязательно поправится, выйдет из больницы и заберет их обратно. А мы будем ходить к ним в гости.
Из-под дивана с независимым видом выполз Декстер и направился в ванную, поминутно озираясь. Несмотря на стресс, напрудить под диваном он считал ниже своего достоинства, тем более что лоток стоял в ванной, то есть в привычном месте – его собственный лоток, с его же наполнителем.
А еще коту хотелось пить, и он какое-то время раздумывал, не напиться ли ему прямо из унитаза. Но хозяйка, несколько раз застававшая его за таким богопротивным делом, взяла манеру лить в унитаз какую-то резко пахнущую жидкость, и в этом доме было заведено так же, поэтому Декстер подкрался к миске Бруно и принялся жадно лакать воду.
Из второй миски пахло собачьими консервами, а поодаль стояла его собственная миска, наполненная аппетитными кусочками, и Декстер дрогнул. Настороженно оглянувшись и убедившись, что видимой угрозы для жизни, здоровья и красоты нет, он придвинулся к мисочке и принялся жадно хватать кусочки мяса. Насытившись, он юркнул за спину Бруно, расположился между теплым боком приятеля и стенкой и затаился. Здесь было намного лучше, чем под диваном, чисто и мягко, пахло домом, а главное – хоть что-то привычное. А еще Декстер категорически не хотел, чтоб его трогал маленький громкий человек, который вызывал у него приступ сакрального ужаса.
Бруно вздохнул, когда кот прижался к нему, и они замерли, прислушиваясь, – но даже маленький человек словно понял, как им нужно время, чтобы успокоиться, и возился тихонько со своими игрушками.
Бруно задремал, но тоска не отступала, и он скулил во сне, искал своего человека, но не находил, и только знакомый запах Декстера удерживал его от полнейшего отчаяния.
Георгий приехал домой и, оставив рюкзак в прихожей, поставил чайник.
Этот день оказался переполнен событиями, и Георгий собирался повозиться с компьютером, но мысли снова возвращались к Любе и ее смешному мальчонке. Как тот взвизгнул от восторга при виде кота, и всполошилась Елизавета Максимовна, старушка-соседка, присматривающая за ним.
И как они устраивали пса, молодой доктор делал перевязку и колол антибиотик, а кот наблюдал за суматохой из-под дивана, и Георгий только надеялся, что тот не сделает там лужу.
Любина квартира оказалась, как он и ожидал, стерильной, даже малыш занимался игрушками как-то аккуратно, не разбрасывая и не ломая их. Потом Люба покормила сына и Георгия тоже, а кот все сидел под диваном. Доктор ушел, пообещав вечером заглянуть, а он все не уходил – вот не хотелось, и все тут.
Наверное, дело было в том, что впервые за много лет он оказался частью какой-то спонтанно собравшейся компании, где никто его не знал раньше, и люди понятия не имели, что он просто бирюк и у него проблемы с доверием.
Он исправил Любе текущий кран, намертво прикрутил расшатавшиеся ручки на дверцах кухонных шкафчиков, смазал заедающий нижний замок, исправил у Елизаветы Максимовны дверные петли и заменил перегоревшие лампочки. Он не хотел уходить, потому что дома… Собственно, у него не было дома, лишь пыльная, убитая в хлам конура.
Но приличия требовали, и он все-таки ушел.
Войдя в свою квартиру, Георгий ощутил, что это реально не дом, а просто грязная берлога и так жить нельзя. Запах пыли, застарелого, въевшегося в стены табачного дыма и еще невесть чего вызвал у него приступ тошноты.
Курить хотелось отчаянно, и Георгий понимает: стоит закурить, и все те запахи, что так беспокоили его в течение дня, перестанут существовать. Но перед глазами встала эта проклятая банка с окурками, и его замутило так, что пришлось глотнуть воды. Нет, с курением покончено.
До вчерашнего вечера Георгий просто не замечал ничтожности собственного быта, а теперь он посмотрел на свою квартиру Любиными глазами – и ужаснулся.
– Да, приятель, ты превращаешься в психопата. – Георгий покачал головой, заглядывая в пыльное зеркало, висевшее в прихожей. – И с этим надо что-то делать.