Она не лишилась чувств, только стало очень-очень жарко. И жар шёл изнутри, и всё казалось — вот сейчас что-то случится, и она, могучая волшебница, распрямится, разогнётся, да ка-ак запустит огнешаром в лоб тому гаду, который…
— Ирма?
Аэсоннэ. Подруга наклонилась над ней, лицо перемазано сажей и копотью, волосы спутаны.
— Вставай, вставай. — Сонэ тянула её за руку, бесцеремонно, так, что рыкнул даже Серко.
— Г-где мы?
— Хотел бы я знать, — отозвался голос Чаргоса. Старший, он изо всех сил старался выглядеть сейчас и спокойно, и уверенно. Получалось, правда, плохо. На руках у него устроилась Зося, спрятав мордашку на плече брата. Эртан загнанным зверем метался туда-сюда; а вокруг них царил лишь серый туман.
Под ладонями Ирмы оказалась мягкая, шелковистая трава, длинная, словно девичья коса. Вот только цвет подкачал — серое всё, словно пеплом присыпано.
— Не выходит? — окликнул брата Чаргос.
— Не-а, — выдохнул Эртан, плюхаясь на пятую точку прямо там, где стоял. — Закрыли всё, гады, позапирали…
— Ещё бы не позапирали. — Аэсоннэ наконец отпустила Ирму. — Зачем-то они ведь нас сюда притащили!
— В жертву принесут, — буркнул Эртан. — Тебя. За несносный язык.
Брат и сестра явно никак не могли закончить какой-то старый спор.
Аэсоннэ, против обыкновения, огрызаться не стала. Тоже села, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.
— Жрать не дают, — сообщил Эртан после краткого молчания. — Аж в животе бурчит.
— Ага, мамины сырники как вспомню, так умереть готова вот прямо сейчас…
— Тихо вы, оба! — прикрикнул Чаргос. — Что с этим магом, нас сюда затащившим, стряслось — никто не разглядел?
— Мама ж вроде его рубанула? — заявила было Аэсоннэ, но не слишком уверенно.
— Рубанула, — подтвердил Эртан. — Рубанула, и он в провал сверзился. А что потом… не видел.
— Я видела! — вдруг пропищала Зося. — Я!
— Ты, комаришка? — удивилась Сонэ.
— Я! И не комаришка вовсе!
— Ладно вам! — оборвал Чаргос. — Что видела-то, Зось?
— Падал он, порубленный такой, ой, страшный, — затараторила та, — падал, значит, и потом земля ка-ак раскрылась, вы все орали, а я нет, потому что я храбрая, вот!
— Дело говори! — зашипела Сонэ. — Храбрая она тут, понимаешь!
— Храбрая, храбрая, ду-ду-ду, бе-бе-бе, а ты трусиха, трусиха, да, визжала сперва, а потом и вовсе!..
Что было «вовсе», Ирма так и не узнала.
— Тихо! — прикрикнул Чаргос. — Значит, зарубила мама его?
— Зарубила! — пискнула Зося без малейшего смущения.
Правильно, чего смущаться им — драконам…
— Зарубить-то зарубила, да заклятие не остановишь, — сумрачно бросила Аэсоннэ. — Я знаю, мама говорила, мол, не всякого чародея если убьёшь, так сразу ж его магия чтобы пропала. Сильный он оказался, тип этот… Вот нас сюда и затянуло.
— Сюда — это куда? — буркнул Эртан.
— А это я у тебя сама спрошу! — немедля вскинулась Сонэ.
— Да тихо вы, неугомонные!.. Ясно, что из мира нашего нас утянуло, у нас ни травы такой, ни тумана…
— Это ещё почему? Если сильный маг, так ещё и не такого наколдовать может.
— Эх ты, а ещё хвасталась! — вновь прицепился к сестре Эртан. — Не чуешь, как потоки идут? Не так совсем, как дома!
Аэсоннэ досадливо закусила губу и нехотя кивнула.
— Утянуло нас, в общем, — вздохнул Чаргос, не спуская с рук младшей Зоей.
У Ирмы в животе всё скрутило словно толстой верёвкой. Так бывало, когда набедокуришь как-нибудь и ждёшь наказания. Или когда в трактире дела не шибко, дядька Свамме не в духе — тогда от него тоже влететь могло, хотя вообще-то гном он был добрый и без дела рук не распускал. Наверное, потому и было так страшно, что редко случалось…
Так что ж это, значит, угодила она вообще в бездну жуткую, про какую бабка ещё рассказывала? В бездну жуткую, бездонную, безвозвратную, откуда дорога только одна — демонам в пасть, и сама в демона превратишься, других жрать станешь до самого Спасителева возвращения, ну а уж Он потом не помилует, не защитит и не спасёт.
Пошла в ученицы к чародейке, называется…
Связалась с драконами, дурёха…
Ишь, улыбаются, всё им нипочём…
А, может, и вправду нипочём, не зря ж в сказках драконов никакое волшебство не брало…
Стало вдруг стыдно. Что она вдруг злиться-то стала? Вместе ведь в один сачок угодили, вместе и выбираться станем. В конце концов, мы с Серко всем ещё покажем!
А ведь и впрямь жжётся что-то, словно вдыхаешь пыль перечную. Дома такого не было. Может, и впрямь те «потоки», о которых госпожа Клара говорила?
— Солнца тут, во всяком случае, нет, — сообщила тем временам Аэсоннэ, запрокинув голову.
— Как это? — заинтересовался Чаргос.
— Да вот так. Нету, и всё тут.
— А свет откуда?
Сонэ пожала плечами.
— Магия? — спросил Эртан. Спросил жадно, напрочь забыв уже про недавнюю размолвку.
Сестра помотала головой. Сидела, запрокинувшись и плотно зажмурив глаза, глядя вверх. Ирма не могла взять в толк, чего там Сонэ различает такого, что скрыто от остальных её братьев и сестрёнки.
— Межреальность, — уверенно бросил Чаргос. — Мама говорила. И папа…
От этих слов и Зося, и Сонэ, и даже Эртан подозрительно шмыгнули носами и, словно по команде, уставились в землю.
— Эт-то ещё что такое! — рассердился старший. — Мы драконы или кто?
— Или кто, — вдруг вырвалось у Ирмы. — Я-то не дракон. Ни с какой стороны.
Все четверо воззрились на неё, даже малышка Зося, воззрились совершенно одинаково. И — не по-человечески. Словно из-под натянутых на время масок глянули холодные глаза мудрых бестий. Не подружки Айки и не приятеля Эртана. Не людей. Драконов…
— А перекинуться и огнём тут пожечь туман этот вы что, не можете? — Кажется, у неё это получилось чуть ли не с обидой, и драконы переглянулись.
Чаргос, не говоря ни слова, спустил с рук Зоею — та немедля перебралась к Аэсоннэ — встал, повёл плечами. Очертания его дрогнули, расплываясь, в лицо Ирме ударил тёплый ветер.
Каштаново-коричневый дракон расправил крылья, по-лебединому выгибая шею, украшенную высоким костяным гребнем. Прикрывающая горло чешуя вдруг вздулась, вспучилась на мгновение, и из раскрывшейся пасти хлынул поток пламени. Яростного, ярко-оранжевого, ликующего — и пропитанного, пронизанного той самой силой, о которой начала говорить в своих уроках госпожа Клара.
Серый туман принял удар грудью. Взволновался, закружился, погибая и опадая на длинную мягкую траву чёрными хлопьями, словно в нём и вправду что-то могло гореть.
В этой саже тоже крылась сила. Чужая, незнакомая, но не злая. Просто чужая, совсем-совсем. Ничуть не похожая даже на ту, что двигала мертвяков, пытавшихся вырваться с того погоста…
Туман было поддался, растёкся в стороны. Открылся проход, узкая трона меж серых стен, где под ногами всё та же трава, а к конце…
В конце — ничего. Не сходящиеся мглистые занавесы, как можно было б подумать. Ничего, совсем ничего — там кончалась серая трава, кончался воздух, кончался свет.
Кончался этот крошечный мир, и начиналось нечто совсем, совсем иное.
Что это такое — Ирма понять не могла, не умела. Может, госпожа Клара бы и объяснила, да и то вряд ли. Те… то… торети… чески. Само слово-то не выговорить, а уж понять, что значит!
— Видела? — хмуро бросила Айка. — Нет отсюда пути. Ни тебе, ни нам.
Ни тебе, ни нам. Они всё-таки не вместе. Они всё-таки разные, совсем-совсем.
— И что же? — Только не плакать, не плакать, только не реветь! Ты от вомпера отбилась, ты мертвяков рвала-кромсала (ну, вообще-то Серко рвал и кромсал, но ничего), а тут разревёшься?
Ага, вдруг призналась себе Ирма. Разревусь. Тогда было страшно, но по-простому. Есть вомпер, от него бежать надо или там прятаться. Есть мертвяки, их надо волком своим. Всё обычно, как у людей — есть злые и добрые, добрых держись, от злых беги. А тут…
А тут — ничто. Пустота. Даже не мрак, не тьма, а серый туман, в котором тонет всё. Где ни еды, ни воды. Драконам-то ничего, они небось целый год не есть и не нить могут, а ей, Ирме?
— Засада, — пробурчал Эртан. — Никуда не денешься. Крепче любых замков.
— Значит, надо ждать охотника. — Успевший перекинуться обратно Чаргос хищно прищурился.
— А уж когда дождёмся… — невнятно посулила Айка. Невнятно — потому что Зося, взяв сестру за уши, самым старательным образом пыталась укусить её за нос.
— Беллеорским магам такое не под силу, — важным тоном сообщил Чаргос.
— И? — отпихиваясь от развеселившейся Зоськи, осведомилась Айка.
— Значит, украл нас кто-то другой.
— Очень ценное наблюдение! — фыркнула сестра.
— А кто ж тогда? — спросил Эртан.
Ирма промолчала. Какая разница, кто нас сюда засунул? Господин Гойлз, его соратники, высокоучёные маги Гильдии, о которых она слышала столько сказок, ещё кто-то, может, друзья того вомпера — хотя случаются ли у вомперов друзья, у этаких-то кровососов? — какая разница? Это не подвал дядьки Свамме, где крышка захлопнулась, а в углу кто-то страшенно так шебуршится.
Что ж теперь? Только ждать. Ох, ничего, ничегошеньки хуже-то нету…
Ан-Авагар ликовал. Нет, на самом деле. Испытывал чистое и незамутнённое счастье, чего истинным и высшим вампирам вообще-то не полагается, ибо смущает разум и не позволяет относиться ко всему прочему так, как это прочее заслуживает — то есть с холодным презрением.
Волшебница Клара Хюммель сделала это. Вывела его из проклятого мира, сняла с крючка Наблюдающих. Разумеется, совершенно об этом не догадываясь. Она ушла в Межреальность спокойно, словно к ближнему колодцу, будто поступала так каждый день — а, может, так оно и было?
Вампир вновь и вновь убеждался, что госпожа Хюммель, конечно же, не может не состоять в свите великого Хедина. Слишком многое знает, слишком многое умеет — и при этом притворяется, что о самом Познавшем Тьму она знает не более, чем какие-то детские сказки. Мол, они с Ракотом Восставшим — не более чем аватары Спасителя в разных мирах. Врёт, разумеется. И не просто так! Проверяет, конечно же. А потом всё расскажет великому Хедину. Ну, ладно, ладно, мы в такие игры