После работы я посетила (в обязательном порядке) лекцию по итальянской живописи, которую читал один из наших покровителей, так что домой я прибыла около восьми. В доме меня встретила абсолютная тишина, что означало, что девочки уже спят. Поднимаюсь наверх, чтобы поцеловать в щеки моих мирно посапывающих малышек, укрыть их поплотнее одеяльцем и перевернуть Анну в кровати. (Она почему-то полюбила спать, как Пеппи Длинныйчулок – голова накрыта одеялом, а ноги на подушке.) Затем спускаюсь на кухню и застаю Дэна за столом с открытой бутылкой вина.
– Привет, – здороваюсь я. – Как день прошел?
– Нормально, – пожимает плечами Дэн. – Твой?
– Пришел к нам сегодня один конторский крыс, – говорю я мрачно. – Племянник миссис Кендрик. «Заинтересовался нами», говорит. А на самом деле хочет прикрыть нас и разбить особняк на кучу квартир.
– Он прямо так и сказал? – поднял голову Дэн. – Боже правый.
– Нет, не так, – признаюсь я. – Но он сказал, что мы должны измениться, пока не стало поздно, – стараюсь голосом передать весь устрашающий смысл этих слов, но Дэн уже расслабился.
– Наверное, он хотел сказать «пока не начнется вся рождественская кутерьма», – говорит он. – Хочешь немного?
Он наливает мне вина, не дождавшись моего ответа. Дэн протягивает бокал, а я перевожу взгляд с него на бутылку, наполовину пустую. Дэн явно чем-то озабочен.
– У тебя все хорошо? – осторожно спрашиваю я.
Дэн не отвечает, а тупо пялится в пространство. Он пьян, понимаю я. Скорее всего, после работы он зашел в паб. Он иногда туда ходит, когда знает, что я задержусь, а с девочками все равно сидит Карен. А потом он вернулся домой и налег на вино.
– Сегодня я сидел на работе, – наконец отвечает он, – и все время думал: а этим ли я хочу заниматься все свои шестьдесят восемь лет? Строить офисы, продавать офисы, снова строить и снова продавать, потом опять строить…
– Я поняла.
– …опять продавать. – Дэн кажется подавленным. – Вечность.
– Не всю же вечность, – смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку. – И тебе необязательно работать до самой смерти.
– А кажется, что вечность. Мы бессмертны, Сильви. Так нам сказали. – И угрюмо смотрит на меня. – А знаешь, кто такие бессмертные?
– Герои? – предполагаю я, вспомнив древнегреческие мифы.
– Задолбавшиеся. Вот кто.
Он тянется через стол, хватает бутылку и наливает себе еще.
Так, это нехорошо. Совсем нехорошо.
– Дэн, у тебя кризис среднего возраста? – Слова вылетают сами собой.
– Как у меня может быть кризис среднего возраста? – взрывается Дэн. – У меня даже возраст сейчас не средний. Далеко не средний. Я у подножия этого чертова холма жизни!
– Но это же хорошо! – настойчиво вставляю я. – У нас впереди столько времени.
– Но что мы будем делать со всем этим временем, Сильви? Чем заполнять бесконечные, бездушные года, занятые бессмысленной и монотонной работой? Где же счастье в нашей жизни? – Лихорадочным взглядом окидывает кухонные шкафы, будто где-то там, среди жестяных банок с куркумой и гвоздикой, могла притаиться и баночка с наклейкой «счастье».
– Как я уже говорила утром, нам нужен план. Нужно взять жизнь в свои руки, а не подчиняться судьбе. Vincit qui se vincit, – гордо прибавляю я. – Что в переводе с латыни значит «Побеждает тот, кто побеждает себя». (Я загуглила это на работе, когда была моя очередь пользоваться компьютером.)
– И как же победить себя?
– Я не знаю.
Делаю глоток вина; букет настолько хорош, что я делаю еще пару глотков перед тем, как накрывать на стол. Достаю из кухонного шкафа тарелки и накладываю в них рагу из курицы, приготовленное в долговарке. Пока Дэн достает ножи и вилки, хорошо сдабриваю рагу кориандром.
– Оставь это. – Дэн чуть ли не бросает столовые приборы на стол. – Ты знаешь…
– Что?
– Ты знаешь, – повторяет Дэн.
– Не понимаю…
– Секс, – выдает он, будто это было совершенно очевидно.
Бог ты мой. Опять секс? Серьезно?
Почему все всегда сводится к сексу с Дэном? Нет, я понимаю, что секс важен в семейной жизни, но есть и другие вещи, которые Дэн, похоже, не замечает и не ценит. Например, подхваты для гардин с кисточками. Или Всебританский конкурс на лучшую выпечку.
– И что же ты хотел сказать про секс?
– Понимаешь… – Дэн смешался и умолк.
– Что?
– Секс с одним человеком навсегда. На веки и веки вечные. Миллион лет.
Тишина. Ставлю тарелки с рагу на стол и замираю, сознание мое кружится в безумном танце. Вот, значит, как он это видит? Узы Гименея в миллион лет длиною? Вспоминаю слова Тильды: «Брачный обет «Покуда смерть не разлучит нас» слишком уж честолюбив. На такое могут согласиться только безумцы».
Смотрю на Дэна, на мужчину, с которым я решилась на союз безумцев. В то время брак с ним казался хорошей партией. Но сейчас он ведет себя так, будто секс со мной на веки вечные – это какое-то наказание, и я чувствую, что все хорошее ускользает, как песок сквозь пальцы.
– Думаю, мы вполне можем устраивать что-то вроде творческого отпуска, чтобы отдохнуть друг от друга, – предлагаю я, не совсем понимая, что несу.
– Отпуск? – Дэн вскидывает голову.
– Перерыв в отношениях. Проводить время порознь. Встречаться с другими людьми. Например, в одно из наших десятилетий, – пожимаю плечами, стараясь звучать безэмоционально. – Просто предложение.
Мысль совершенно безрассудная. Я вовсе не хочу, чтобы Дэн целое десятилетие спал с другими женщинами. Вообще не хочу, чтобы в его постели был кто-то, кроме меня. Но и не хочу, чтобы он всю жизнь чувствовал себя как под дулом пистолета или облаченным в полосатую робу.
Дэн в недоумении смотрит на меня:
– Итак, значит, сначала мы одну декаду разговариваем по-итальянски, потом спим с другими людьми и… Что там было последнее? Переезжаем в Южную Америку?
– Да не знаю! – защищаясь, возразила я. – Просто хочу помочь нам как-то разобраться со всем этим.
– Ты хочешь перерыва в отношениях? – Дэн пристально смотрит на меня. – Ты это мне пытаешься сказать?
– Нет! – в отчаянии кричу я. – Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я думала, ты счастлив. Но сейчас ты хочешь оставить нас и…
– Что? – всполохнулся Дэн. – Это ты хочешь, чтобы я ушел! Хочешь, чтобы я сделал это сейчас?
Срываюсь на визг:
– Я не хочу, чтобы ты уходил!
Как мы дошли до этого? Осушаю свой бокал и тянусь за бутылкой, перематывая в голове весь наш разговор. Может, я немного поспешила с выводами. Возможно, он тоже.
Какое-то время едим молча, делаю пару глотков вина в надежде, что оно поможет мне привести мысли в порядок. Приятное тепло разливается по телу, и я постепенно успокаиваюсь. Под «успокаиваюсь» я имею в виду «пьянею». Два бокала просекко, которые я выпила на лекции, дают о себе знать. Но я осушаю еще один бокал. Это необходимо. Это лекарство.
– Я просто хочу долгого и счастливого брака, – наконец произношу я, язык мой немного заплетается. – Но я не хочу, чтобы мы пресытились друг другом. Чтобы мы чувствовали себя словно в заточении, и делали засечки на стене. И я не хочу перерыва в отношениях, – решительно добавляю я. – Что касается секса, нам просто нужно… – обреченно пожимаю плечами, – ладно, я всегда могу купить новое нижнее белье…
– Прости меня. – Дэн качает головой. – Я не хотел… Ты и вправду хороша в постели, ты же знаешь.
И вправду хороша? Я ожидала что-то вроде «умопомрачительно-офигенски безупречна», но не буду сейчас на него давить.
– Все нормально, – говорю я. – Мы ведь можем быть изобретательными, правда? И мы можем быть счастливы?
– Конечно, мы можем быть счастливы. Боже, Сильви, я так тебя люблю. И наших замечательных девочек… – Ну вот, Дэн выплыл из бурного гневно-пьяного моря и стал сентиментально-пьяным. (Для таких эмоциональных переходов у меня тоже есть слово: «чувствоворот».) – В тот день, когда появились наши малышки, моя жизнь просто… мое сердце… – Дэн скользит взглядом по стене, будто там написаны верные слова. – Мое сердце распахнулось, стало огромным, как мир. Я и не знал, что можно кого-то любить так сильно. Помнишь, какими они были крошечными? В тех маленьких пластмассовых кроватках?
Тишина. Знаю, что мы оба вспоминаем те ужасные двадцать четыре часа, когда Тесса нуждалась в искусственном поддержании дыхания. Кажется, это было миллион лет назад. Сейчас она сильная и здоровая девчушка. Но все равно.
– Я знаю. – Глаза наполняются пьяными слезами. – Знаю.
– Помнишь те крошечные носочки у них на ножках? – Дэн делает еще один глоток. – Рассказать секрет? Я до сих пор скучаю по тем носочкам.
– Они все еще у меня! – Я нетерпеливо вскакиваю из-за стола, едва не споткнувшись о ножку стула. – На днях я разбирала одежду и отложила целую охапку детского белья для… Не знаю. Однажды у наших девочек будут дети…
Иду в прихожую, открываю шкаф под лестницей и вытаскиваю оттуда черный мусорный мешок, доверху заполненный детской одеждой. Дэн открыл еще одну бутылку вина; ставит передо мной бокал, в то время как я вытаскиваю из мешка пару комбинезончиков. Они сильно отдают кондиционером для белья, но, принюхавшись, можно понять, что они сохранили этот едва уловимый запах детства. Вдыхаю, и сердце наполняется теплом. Когда-то крошечные младенцы были нашим миром, и мир этот вот-вот канет в Лету. Все, что осталось, это застиранные комбинезоны.
– Боже мой. – Дэн, словно завороженный рассматривает комбинезончики. – Они такие махонькие.
– Знаю, – делаю еще глоток вина. – Смотри, вот те самые, с утятами.
Эти комбинезоны с изображением ярко-желтых утят были всегда моими любимыми. Иногда мы называли девочек нашими утятами. Говорили, что укладываем их спать обратно в гнездышки. Забавно, как все это возвращается к тебе спустя какое-то время.
– Помнишь музыкальный мобиль с плюшевыми мишутками? – Дэн беспорядочно размахивает в воздухе бокалом вина. – Какая там была мелодия?
– Ла-ла-ла… – Я пытаюсь вспомнить мелодию, но не выходит. Черт. А ведь эта музыка должна была навсегда закрепиться в психике.