– У Дэна совершенно нелепейшие представления о жизни, – слегка надменно произносит мама. – Не могу понять, почему Дэна так мучают достижения твоего отца. Хотя, – она вздыхает, – можно ли винить его за это? – Она умолкает на секунду, взгляд ее становится мягким и отрешенным. – Ты должна помнить, Сильви, что твой отец был золотым человеком. Не каждой девочке так повезло с отцом.
– Я знаю, – киваю я. – Мы были самыми счастливыми на свете.
– Конечно, у Дэна тоже много прекрасных качеств, – добавляет она после паузы. – Он очень… преданный.
Я знаю, она старается быть милой, но в ее голове эпитет «преданный» явно на несколько уровней ниже, чем «золотой».
Замолкаем. Видео идет своим ходом, сменяются кадры: вот мы с Дэном держимся за руки и произносим наши брачные клятвы, вот фокус камеры переезжает на папу – он стоит в ореоле света, его лицо благородное, его взгляд преисполнен достоинства, вот папа с улыбкой подмигивает в камеру.
И хотя я смотрела этот фильм бесчисленное количество раз, в горле встает ком, в груди теснится новая волна боли. Всю свою жизнь папа подмигивал мне. На школьных концертах, на скучных ужинах, перед тем как погасить свет в моей комнате после того, как пожелал мне спокойной ночи. Знаю, все это звучит довольно глупо, ведь все умеют подмигивать. Но папа делал это по-особенному. Его подмигивание словно укол адреналина, словно глоток свежего воздуха, словно разряд молнии.
Мой внутренний маятник остановился. Безмолвно смотрю на экран. Все мысли и чувства покинули меня, оставив лишь горящую строку в моем мозгу: папа мертв, он никогда не вернется. Остальное неважно.
8
На следующее утро маятник внутри меня летает из стороны в сторону как бешеный. На самом деле все вокруг меня кажется сумасшедшим, беспорядочным; настоящий хаос. Вот как можно прожить с Дэном в браке шестьдесят восемь лет, если последние шестьдесят восемь минут были сущим кошмаром.
Даже не представляю, что могло его довести. С тех самых пор, как мы вчера вернулись от мамы, Дэн бродит угрюмый, озлобленный, придирчивый. Он совершенно невозможен. По дороге домой Дэн сказал мне, что моя семья живет прошлым, а не настоящим, а это совсем нехорошо для воспитания девочек. Он даже спросил, обязательно ли мне было упоминать о своей воображаемой подруге? Но когда я спросила у него, что же в этом плохого, он не ответил.
Я знаю, что беспокоит Дэна, хоть он никогда в этом не признается. Он боится, я неуравновешенная. Эмоционально неустойчивая. А все потому, что я стояла у дома Гэри Батлера. Потому что положила маленькое письмецо в его почтовый ящик (ладно, признаю, этого делать не стоило). Но это был особый случай. Я была вне себя от горя. Такие «эпизоды» (как мы это называем) больше никогда не повторятся.
А Линн-то я вообще придумала давно, когда еще была ребенком. Это совершенно нормально (я гуглила), и Дэн об этом прекрасно знает. Так какого черта он так себя ведет?
Примерно то же самое я высказала Дэну. Ну не совсем высказала, прошипела. Чтобы девочки не услышали. Не уверена, услышал ли Дэн.
Утром я проснулась с мыслью: не думай больше об этом. Новый день, новый старт. И я решила встретить этот день самым оптимистичным образом. Даже буркнула «привет» змее (правда, с закрытыми глазами). Дэн же показался мне еще угрюмее и мрачнее, чем вчера. Сидел за завтраком молча, все вертел в руках телефон, а потом внезапно сказал:
– Знаешь, а к нам ведь поступило предложение расшириться в Европу.
– Правда? – отвлеклась я от Аниного учебника.
(Я помогала девочкам с домашним заданием. Пока мы с Дэном разговаривали, Анна читала по слогам слово «ту-ча».)
– Есть ребята из Копенгагена, которые делают примерно то же самое, что и мы, – объяснил он. – У них куча проектов в Северной Европе, и они хотят, чтобы мы объединились с ними. Наша компания смогла бы в конечном итоге утроить свой оборот.
– И это хорошие новости?
– Не знаю. Возможно. Риск промахнуться всегда есть. – Дэн смотрел на меня взглядом несчастного, запутавшегося человека, что в мозгу моем словно ударил предупреждающий колокол. – Но мы должны что-то решить.
– Что ты имеешь в виду?
– Либо я расширяю бизнес, либо…
Он замолчал и одним глотком допил свой кофе, прибавив мне поводов для беспокойства. Как я уже говорила, я очень хорошо знаю Дэна. Я могу почувствовать, когда его мозг буквально разрывается от гениальных, легко претворяемых в бизнес идей. И также чувствую, когда идей у него нет никаких. Его не радует расширение компании в Европу. Он считает, что загнал себя в угол.
– Когда ты сказал о расширении, ты имел в виду… – Параллельно я успевала помогать девочкам с заданием по правописанию. («Лу-жа», – читает Тесса вслух.)
– Что компания должна быть раз в пять больше, чем сейчас, – ответил он, перекрывая голос Тессы.
– В пять? – удивленно повторила я. – А кто это придумал? Дела же идут хорошо. У вас много проектов, большой доход…
– Брось, Сильви, – чуть ли не прорычал он. – У девочек крохотная спальня. Скоро нам нужно будет переезжать в более просторный дом.
– Опять, кто это придумал? Дэн, с чего ты вдруг об этом задумался?
– Я смотрю в будущее, – говорит он твердо, но не встречаясь со мной взглядом. – Просто составляю план.
– О̓кей, и что этот «план» повлечет за собой? – резко спросила я, чувствуя, что на душе начинают скрести кошки. – Тебе придется уезжать в длительные командировки?
– Конечно, – отрезал он. – Новый уровень инвестиций, новые обязательства…
– Инвестиций? – уцепилась я за слово. – Тебе придется занимать деньги?
– Нам нужно больше рычагов воздействия, – пожал плечами он. – Кредитное плечо.
«Кредитное плечо». Ненавижу эту фразу. Звучит вроде уютно и просто. А на самом деле скользкая фраза. Представляешь себе надежную денежную опору и думаешь: «Да, в этом что-то есть». Много времени у меня ушло понять, что это по-настоящему значит: «Чем больше денег, тем выше ставка, чем выше ставка, тем шире пасть бездны, в которую ты упадешь».
– Я не знаю. Звучит очень рискованно. Когда эти копенгагенцы связались с тобой?
– Два месяца назад, – ответил Дэн. – Но мы отказались. А теперь я склонен повторно рассмотреть их предложение.
Внутри меня вспыхивает что-то сродни ярости. Почему он решил пересмотреть их предложение именно сейчас? Не потому ли, что вчера мама упомянула о спонтанных (но дорогостоящих) каникулах в Греции?
– Дэн, – я не спускала с него глаз. – У нас прекрасная жизнь. Такому балансу «работа – свободное время», как у нас, можно только позавидовать. Зачем тебе расширять свою компанию в пять раз? На кой тебе сдался этот Копенгаген? Я не хочу, чтобы ты уезжал в Копенгаген. И я люблю этот дом! Мы сделали его нашим домом! Нам не нужно переезжать, нам не нужно больше денег…
Боюсь, я слишком увлеклась. Проговорила без малого минут двадцать, говорила бы и дольше, если бы не раздался тихий голосок Анны: «Семь пять два». Она обожает произносить вслух цифры с электронных часов на микроволновке, это теперь ее новое хобби. Не договорив, я воскликнула:
– Сколько? Чер… Червячок мармеладный! – и быстро побежала собирать девочек к школе.
Я так и не успела проверить домашнюю работу дочек. Здорово, ничего не скажешь. Мои девочки наверняка теперь получат три балла из десяти за контрольную. И когда учительница спросит их: «Почему вы не подготовились?», Тесса невозмутимо пропищит своим ясным голоском: «Мы не выучили слова, потому что мама с папой спорили о деньгах». И все учителя будут нам косточки перемывать за кофейком в учительской.
Вздыхаю. Вздыхаю снова.
– Сильви! – это Тильда вырывает меня из плена утренних воспоминаний. – Что с тобой такое? Я тебе уже три раза позвала, а ты как будто не здесь совсем! – восклицает она, приближаясь к нашей калитке.
– Прости. – Клюю ее в щеку, и мы отправляемся на наш традиционный променад.
– Что случилось, милая? – спрашивает она, изучая свой фитнес-трекер. – Понедельничная хандра?
– Ты знаешь, – вновь вздыхаю я, – семейная хандра. Брак.
– Ах, брак, – фыркает она. – Ты что, не читала противопоказания? «Может вызывать головную боль, тревогу, перепады настроения, нарушение сна или желание огреть кого-нибудь дубинкой». – Ее выражение лица настолько комично, что я не могу не смеяться. – Пчелиный улей, – добавляет Тильда. – Вот что такое семья и брак. Пчелиный улей.
– Хорошо, что у нас нет пчел, – отвечаю я. («Только змея», – мрачно думаю про себя.)
– Зато есть симпатичный кашемировый кардиган, – подсказывает Тильда с озорными искорками в глазах. – Все прошло по плану, я надеюсь?
– Боже, кажется, будто с того момента прошло лет сто, – хлопаю себя рукой по лбу. – Если честно, вообще ничего не пошло по плану. Дэн узнал, что я была у тебя и мерила кардиган. Потом мы оба устроили обед-сюрприз друг для друга в одно и то же время. А закончилось все змеей.
– Змеей? – распахивает глаза Тильда. – Ну, такого ты точно не могла ожидать.
Посвящаю Тильду во все субботние события, и мы обе чуть ли не лопаемся от смеха. Мое плохое настроение как рукой сняло. А потом вспоминаю Дэна, и скребущее ощущение внутри возвращается.
– Ну, и чего это мы хандрим в понедельник утром? – Тильда – одна из тех подруг, которой нужно убедиться, что у тебя все хорошо; она не отвяжется, пока все не выяснит, но и не обидится, если ты ненароком ей нагрубишь. То есть самая лучшая подруга на свете. – Все эта змеюка?
– Нет, змея ни при чем, – честно отвечаю я. – Я к ней уже привыкла. Просто… – развожу руками и со вздохом опускаю их.
– Дэн?
Молча делаю пару шагов, чтобы упорядочить мысли. Тильда мудрая и надежная. Мы обе рассказывали друг другу такие щепетильные вещи, какие я бы не решилась рассказать никому другому. Возможно, она увидит ситуацию совсем в другом свете.
– Нет, это все…
– Значит, дело в деньгах, – сразу угадывает Тильда.
– Ты права. Дело всегда в деньгах. Думала, все изменится к лучшему, а вышло с точностью до наоборот, – понижаю голос, хотя на улице нет никого кроме нас. – Дэн придумал план по расширению своей компании. И я знаю, что он пытается таким образом соревноваться с папой, с папиными достижениями. – Смотрю на Тильду и встречаю ее мудрый, проницательный взгляд. – Но я не хочу, чтобы он изводил себя на работе лишь потому, что хочет стать своеобразной копией моего отца. Дэн не мой отец! И поэтому я его люблю! Поточу что Дэн просто Дэн… – В совершенной растерянности умолкаю, не зная, как закончить предложение.