Мое лицо пылает. Я не должна было произносить «эротической» вслух. В этих стенах произнести «эротика» все равно что сказать слово «влажный» в определенном контексте. (Если вы понимаете, о чем я.)
– Эротической? – Роберт буквально ошеломлен. (В другое время я бы порадовалась, если бы мне не было так стыдно.)
– Исторической. Человеческая сексуальность сквозь века. Викторианская, эдвардианская эротика. Эротика в искусстве. Ретроэротика начала прошлого века. Я только на ранней стадии планирования, – запинаясь, заканчиваю я.
Тишина.
– А разве в Уиллоуби-хаус есть полотна на эротическую тематику? – нахмурился Роберт. – Я думал, моя тетушка не жалует подобное.
Конечно, не жалует! «Крайне не одобряет», я бы сказала. Но я должна что-то ответить, и где-то в глубине моей памяти всплывает нужное изображение.
– Есть фотография девушки на качелях в архивной фототеке, – говорю я.
– Девушка на качелях? – приподнимает бровь. – Звучит не очень…
– Она обнажена, – уточняю я. – И довольно… полновата. Но для викторианского джентльмена она бы выглядела привлекательной.
– А для современного мужчины? – сверкает глазами он.
А это вообще законно, сверкать глазами таким, как он? Притворюсь, что не заметила. Или что не услышала вопроса. Или что вообще не начинала этот разговор.
– Вы, кажется, хотели у нас что-то спросить? – меняю тему я.
– Я хочу знать, что ты делаешь здесь весь день, – скалит зубы он, я же мгновенно начинаю злиться. (И с каких это пор он ко мне на «ты»?)
– Мы заправляем администрацией Уиллоуби-хаус и занимаемся сбором средств.
– Отлично. Тогда ты сможешь мне объяснить, что это такое.
Он показывает на нашу Лестницу. (Да, именно так, опять с большой буквы.) Это деревянная библиотечная лесенка, но по ней никто не взбирается, так как все ступеньки уставлены ящиками с карточками. Сглатываю, когда слежу за взглядом Роберта. Должна признать, эта лестница довольно странная даже по нашим стандартам.
– Это наша картотека с рождественскими открытками, – поясняю я. Миссис Кендрик помешана на рождественских открытках. Огромная, битком набитая коробка на верхней ступеньке – это то, что мы получили на Рождество в прошлом году. Средняя ступенька – это открытки на этот год, еще не подписанные. Нижняя – уже подписанные открытки, мы заполняем по пять открыток в день.
Все это я попыталась объяснить Роберту. Но он только гневно отвернулся от меня и вперился взглядом в Клариссу, которая только что принесла три чашки кофе и едва не подпрыгнула от его взгляда.
– Этим вы и занимаетесь весь день? Подписываете рождественские открытки? В мае?
– Мы не только этим занимаемся! – уязвленная, восклицаю я и беру свой кофе.
– А как у вас с социальными сетями, рекламной стратегией, позиционированием на рынке? – внезапно выстреливает он в меня своими терминами.
– Ну что ж… – Признаюсь, он в который раз за день застал меня врасплох. – С социальными сетями у нас все… ненавязчиво.
– Ненавязчиво? – скептически переспрашивает он. – Так у вас это называется?
– Сдержанно, – вставляет Кларисса.
– Я посмотрел ваш веб-сайт и просто глазам поверить не мог. Это тихий ужас, – категорично заявляет он.
– Ох, – пытаюсь придумать хоть какой-нибудь ответ на это. Я так надеялась, что ему не взбредет в голову проверять наш сайт.
– Можете как-нибудь это объяснить? – спрашивает он ровно и сухо, как будто говорит: «Я единственный здесь, кто старается рассуждать здраво».
– Миссис Кендрик не очень-то одобряла саму идею веб-сайта, – оправдываюсь я. – Так что она сама придумала финальную… концепцию.
– Давайте взглянем на него еще разок? – зловеще протягивает Роберт. Он придвигает к себе офисный стул, садится, достает из своего дипломата ноутбук и вводит адрес нашего веб-сайта – через несколько секунд появляется наша домашняя страница. Красивая черно-белая гравюра, изображающая Уиллоуби-хаус, на входной двери небольшое объявление: «Контакты: Пожалуйста, обратитесь в письменной форме по адресу: Уиллоуби-хаус, дом 1А по Уиллоуби-стрит, Лондон».
– Знаете ли, я тут задаюсь вопросом, – говорит он все тем же нарочито спокойным тоном, – где информация о выставках, где фотогалерея, где часто задаваемые вопросы, где форма подписки… Где, черт возьми, сам веб-сайт?!
И тут его прорывает:
– Где чертов веб-сайт? Это… – тычет пальцем в ноутбук, – это выглядит как объявление из «Таймс» времен 1923-го! Что еще за «пожалуйста, обратитесь в письменной форме»?!
Я содрогаюсь, потому что понимаю – он прав. Сайт по меньшей мере нелепый. Если это вообще можно назвать сайтом.
– Миссис Кендрик удобно, когда все запросы приходят в письменном виде по обычной почте или по факсу, – вставляет Кларисса, которая ютится в углу компьютерного стола. – Сильви и я пытались научить ее пользоваться электронной, но…
Смотрит на меня, ища поддержки.
– Мы пытались, – подтверждаю я.
– Значит, недостаточно, – безжалостно отрезает Роберт. – А что у нас с Твиттером? Аккаунт у вас есть, но где твиты? Где подписчики?
– Я отвечаю за Твиттер, – тихо, почти шепотом отвечает Кларисса. – Я как-то писала там. Я не знала, что написать. Просто запостила «Привет!».
Роберт застыл, видимо, даже не знает, что ответить на такое.
– Не думаю, что наши постоянные посетители пользуются Твиттером, – говорю я, придя на помощь Клариссе. – Они предпочитают бумажные письма.
– Ваши постоянные посетители вымирают, – не унимается Роберт. – Уиллоуби-хаус вымирает. Весь интерес к подобному музею вымирает, но вы как будто этого не замечаете. Живете в своем мыльном пузыре, как и моя тетя.
– Все не так! – горячо возражаю я. – Мы не живем в мыльном пузыре. Мы сотрудничаем с большим количеством внешних организаций, с благотворителями и меценатами. Мы не вымираем! Мы процветающий, яркий, захватывающий музей…
– Вы не процветающий музей! – вспыхивает Роберт. – Отнюдь не процветающий.
Его голос отдается эхом от низких балок потолка, и мы с Клариссой лишь можем глядеть на Роберта в немом изумлении. Он чешет затылок, хмурится, избегает смотреть кому-либо из нас в глаза.
– Моя тетя отчаянно пыталась скрыть от вас правду, – продолжает он более спокойным голосом, – но вам надо это знать. У этого места большие финансовые проблемы.
– Проблемы? – ахает Кларисса.
– Последние несколько лет моя тетушка содержит этот музей на свои собственные деньги. Так больше не может продолжаться. Поэтому я и вмешался.
Я так ошарашена, что не могу выдавить ни звука. Будто я снова закинула в рот Тобины ириски «Прощай, челюсть!». Миссис Кендрик содержала это место на собственные деньги?
– Но мы ведь собирали средства! – Бедняжка Кларисса порозовела, ее голос сорвался на писк. – В этом году мы привлекли много новых покровителей.
– Именно, – наконец дар речи возвращается ко мне. – Нам удалось собрать много денег.
– Не так много, как вам кажется, – отрицает Роберт. – Чтобы содержать это место, нужно целое состояние. Отопление, освещение, страховка, печенье, зарплаты…
При слове «зарплаты» он пристально смотрит на меня.
– Но миссис Притчетт-Уильямс! – быстро нашлась Кларисса. – Она пожертвовала целый миллион!
– Именно, – поддакиваю я (увы, на большее я сейчас не способна).
– Уже давно потрачен, – сообщает Роберт, складывая руки на груди.
Давно потрачен? Я поражена до глубины души. Я об этом не знала. Даже не подозревала.
Полагаю, миссис Кендрик всегда была довольно скрытной в отношении финансового положения и благотворительных организаций. Ведь она скрывала от нас с Клариссой многое. (Например, она не давала нам адрес ни леди Чепмен, ни других покровительниц для базы данных. Говорила, леди Чепмен будет «недовольна». Каждый раз мы писали от руки письма для миссис Чепмен, если хотели сообщить ей что-нибудь, а миссис Кендрик доставляла их самолично. Только сейчас я задумалась о том, а существовала ли леди Чепмен на самом деле?)
Смотрю на Роберта и понимаю, что никогда не сомневалась в финансовой состоятельности Уиллоуби-хаус. Миссис Кендрик всегда говорила нам, что дела идут хорошо. Мы видели лишь сводки за год, которые нам показывала сама миссис Кендрик, и выглядело все довольно неплохо. Я и подумать не могла, что миссис Кендрик вкладывает свои собственные деньги.
А теперь все внезапно кристально чисто. И причина хмурых взглядов Роберта. И встревоженная, почти оправдывающаяся перед племянником миссис Кендрик.
– То есть вы собираетесь нас закрыть и построить элитный многоквартирный дом в уютном особнячке? – выпаливаю я прежде, чем смогла себя остановить.
Роберт смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом:
– Вы бы этого ожидали? – наконец спрашивает он. (И снова на «вы».)
– А разве все не так? – не могу удержаться я.
Долгое молчание – мне ответ. Низ живота тяжелеет он нехорошего предчувствия. Его молчание страшнее любой угрозы. Даже не знаю, о чем беспокоиться первом: о миссис Кендрик или о коллекции произведений искусства, о добровольцах или о моей собственной работе. Каюсь, боюсь я все же за свою работу. Возможно, у меня не такой большой доход, как у Дэна, но и эти деньги нам нужны.
– Может быть, я и рассматривал это как вариант, – наконец говорит Роберт. – Но только как вариант. И отнюдь не единственный. Я бы хотел, чтобы это место процветало. Вся семья хотела бы, но…
Он обводит рукой наш офис, и я вдруг отчетливо вижу всю ситуацию с его точки зрения. Старомодный, своеобразный, уютный, маленький, но успешный благотворительный музей – это одно дело. Старомодная, своеобразная денежная яма – совсем другое.
– Мы спасем его, – говорю я, стараясь звучать твердо. – У музея есть потенциал. Мы можем все изменить.
– Это здоровое отношение к ситуации, – впервые в глазах Роберта я вижу что-то, похожее на уважение, – но этого недостаточно. Нам нужны практические, цельные идеи, чтобы запустить финансовый поток. И ваша эротическая выставка может стать хорошим началом, – добавляет он мне. – Это первая хорошая идея за все время, что я пробыл в этом месте.