Девочки сегодня проснулись раньше обычного и попросились перед школой поиграть в саду, так что мы с Дэном завтракаем вдвоем, в непривычном молчании. Я редактирую свою торжественную речь: она мне кажется то чересчур сентиментальной, то лишенной моих настоящих эмоций. Каждый раз, когда я ее читаю, к глазам подступают слезы. Но я не буду плакать при всех. Ни за что не расплачусь. Я должна быть достойной представительницей семьи. И не позориться.
И я снова погружаюсь в воспоминания. Жизнь с папой – золотые деньки. Или все же позолоченные? Помню летние каникулы, которые казались мне бесконечными, пропитанные солнцем террасы, лодочные прогулки, угловые столики в ресторанах и трехслойное мороженое специально для «мисс Сильви». Папа подмигивает мне. Папа крепко держит меня за руку. Папа превращает хаос в космос.
Ну, конечно, были у него прямолинейные политические (и не только) взгляды, с которыми я не была полностью согласна. И не сказать, чтобы он неистово отстаивал их, в безумии брызжа слюной, хотя… Помню, как однажды мы с мамой пришли к нему в офис, а он там отчитывал какого-то несчастного сотрудника. Никогда не слышала, чтобы папа так орал на кого-то; я испугалась и заплакала.
Мама поспешила меня увести и объяснила, что всем начальникам иногда приходится кричать на сотрудников. А потом папа вышел из офиса, такой же веселый и добродушный, как и всегда; поцеловал и обнял меня и даже разрешил мне купить два шоколадных батончика из торгового автомата. Затем он отвел меня в конференц-зал, где показал всем его собравшимся сотрудникам, сказал им, что однажды я буду править миром, они все аплодировали, а папа поднял мою руку вверх, как будто я только что получила чемпионский пояс. Одно из лучших воспоминаний моего детства.
А что касается криков… Ну, все время от времени теряют самообладание. Обычный человеческий недостаток. Во все остальное время папа был подобно солнцу, что согревает каждого своими лучами, кто бы он ни был. Добрейший человек.
– Дэн, – вдруг нарушаю тишину я, в который раз перечитав свой анекдот про папу и гольф-карт, – давай в следующем году отправимся в отпуск в Испанию.
– В Испанию? – вздрагивает Дэн. – Почему именно туда?
– Хочу еще раз побывать в Лос-Боскес-Антигуос, – объясняю я. – Если туда не получится, то просто куда-нибудь поблизости.
Ибо я прекрасно понимаю, что мы не можем позволить себе остановиться в Лос-Боскес-Антигуос. Я погуглила – отдых там не совсем нам по карману. Но мы могли бы найти небольшой отельчик поблизости и отправиться в Лос-Боскес-Антигуос хотя бы на один день. Прогуляться в тени великолепных белоснежных вилл. Искупаться в общинном озере. Почувствовать упругий ковер из сосновых иголок под ногами. Вернуться в мое прошлое.
– Но почему именно туда? – вновь переспрашивает Дэн.
– Много людей отправляются туда на каникулы с детьми, – твержу я.
– Не думаю, что это хорошая идея. – Взгляд Дэна непроницаем, но я-то чувствую, что он начинает «пружиниться». – Слишком жарко. И слишком дорого.
Что за чушь он городит. Поездка выйдет дорогой, если мы только остановимся в каком-нибудь фешенебельном месте, а у меня совсем другой план.
– Авиабилеты в Испанию дешевые, – возражаю я. – Мы могли бы остановиться в дешевом отельчике. Или в палаточном лагере. И просто на один день съездили бы в Лос-Боскес-Антигуос. Посмотреть, как там сейчас.
– Мне просто не особо туда хочется, – говорит Дэн, и я чувствую порыв нестерпимой злобы.
– Да что с тобой не так?! – ору я, как вдруг в кухню вбегает Анна.
– Мамочка, не кричи, пожалуйста! – Она смотрит на меня широко распахнутыми глазенками. – Ты пугаешь Дору!
Непонимающе моргаю. Дору? Ах да, чертова змеюка. Что ж, надеюсь, я ее испугаю. Надеюсь, у нее случится сердечный приступ.
– Не волнуйся, лапушка, – говорю я самым спокойным голосом, на который только способна сейчас. – Я просто хотела, чтобы папочка кое-что понял. И немного повысила голос. Иди в сад и помоги Тессе запустить ракету.
Когда Анна выбегает на улицу, я подливаю себе чаю. Но мои слова все еще висят в воздухе без ответа. Что с тобой не так?!
Но в глубине души я знаю, что не так. Мы будем гулять среди белоснежных вилл, и Дэн увидит все, чем я была окружена в детстве. Богатая и беззаботная жизнь. И это окружение только все испортит. Не для меня, для него.
– Я просто хотела отправиться в место, где была очень счастлива в детстве. Увидеть, каким оно стало, – говорю я, ковыряя пальцем дырку в новой скатерти. – Больше ничего. Не хочу тратить космическую сумму денег, не хочу ездить туда каждый год. Просто хочу увидеть это место. Один раз.
Краем глаза вижу, как Дэн собирается с силами.
– Сильви, – выдавливает Дэн с выражением лица под названием «А я всего лишь пытаюсь быть разумным». – Ты не можешь хорошо помнить Лос-Боскес-Антигуос. Тебе стукнуло пять, когда ты с родителями перестала туда ездить.
– Что за ерунда? Конечно, я помню Лос-Боскес-Антигуос! – запальчиво возражаю я. – Это было самое сказочное место на свете. Я помню наш дом у озера, помню веранду, поросшую испанским мхом, помню, как сидела на причале и ветер трепал мои волосы, помню запах леса и волны, искрящиеся в свете солнца…
Хочу добавить: «Вот бы папа никогда не продавал этот дом», но что-то меня останавливает. Признаю, что мои воспоминания об этом испанском рае немного туманны. Я даже не помню, почему папа продал тот дом. Но что плохого в том, что я хочу туда вернуться?
Дэн молчит, его лицо неподвижно. Будто он вовсе и не слышит меня. А может, и слышит, но что-то в его голове кричит куда громче и настойчивее.
Вот и мои энергия и настойчивость покидают меня. Всему есть предел. Иногда мне кажется, что комок проблем и комплексов Дэна, связанных с моим отцом, похож на огромный комок навоза, который мне, подобно скарабею, приходится тащить в гору нашего брака задом наперед.
– О̓кей, – наконец выдавливаю из себя я. – И куда мы поедем в следующем году?
– Не знаю, – как-то по-детски, обиженно бормочет Дэн. – Найдем интересное местечко где-нибудь в Британии.
– Интересное местечко? Типа экологического садика? – многозначительно протягиваю я, не до конца уверенная, что Дэн приметит мою подковырку. Хочу добавить: «Наверняка желающие понянчиться с твоей змеюкой на время каникул уже стоят в очереди», но Тесса вбегает на кухню, глаза вытаращены, как две маленькие луны.
– Маамааа! – воет она. – Маамааа! Мы потеряли нашу раке-е-е-ту!
В глазах профессора Рассела можно было заметить едва блеснувшие искорки смеха, когда я появилась на его пороге вместе с Тессой, вся раскрасневшаяся от стыда. Интересно, слышал ли он, как я только что орала на Дэна? Господи, наверняка слышал. Он же не глухой. Вероятно, они сидели с Оуэном и слушали наши разборки, будто это очередной эфир «Арчеров»[34].
– Здравствуйте, – вежливо улыбаюсь я. – Прошу прощения за беспокойство, но, я думаю, ракета моей дочери приземлилась на вашу оранжерею. Примите мои искренние извинения.
– Моя игрушечная ракета, – уточняет Тесса, крепко сжимая мою руку (Тесса была полна решимости отправиться со мной в эти папоротниковые джунгли, чтобы забрать несчастную ракету из логова «львов»).
– Ой-ей, – вздыхает профессор, и глаза его застилает мутная пелена. Держу пари, он сейчас вспоминает Дэна, разбившего стекло оранжереи в попытке достать футбольный мяч.
– Я принесла вот это, – поспешно добавляю я, махая перед ним нашей метлой с раздвижной ручкой. – Попробую подцепить ракету этой штукой. Обещаю, я буду очень аккуратна. Если у меня не получится, вызову мойщика окон.
– Хорошо-хорошо. – Губы профессора Рассела трогает тихая улыбка. – Давайте попытаем счастья, как говорят.
Профессор Рассел приглашает нас с Тессой зайти в дом, и, каюсь, я все время в любопытстве глазею по сторонам. Поразительно. Как много у него книг! Сотни. Тысячи. Мы проходим через небольшую кухоньку и крошечный зимний сад (так и хочется развалиться на уютных мягких креслах от Ercol и послушать старое радио). Затем ведет нас в обычный сад, где в центре, словно стеклянная башня из какого-то фэнтези-фильма, возвышается оранжерея. Это модернистская структура из металла и стекла; будь там внутри камин с трубой или кухонная печь, можно было бы запросто фотографировать это место для журнала современных интерьеров.
Я уже вижу нашу ракету, совершенно неуместную здесь, нелепо свисающую со стеклянной крыши, но взгляд мой прикован к тому, что находится внутри стеклянной башни. Это место совсем не похоже на обычную, заурядную оранжерею с рассадой помидорчиков, цветочными клумбами и коваными железными скамьями. Все это напоминает лабораторию, таинственное обиталище безумного (или нет) ученого, алхимика. Современного алхимика. Строгие ряды подписанных горшочков, в которых, как мне кажется, один и тот же папоротник на разных стадиях роста. И компьютер. Нет, два компьютера.
– Удивительно, – выдыхаю я, когда мы приближаемся. – Это все одно и то же растение?
– Они все разновидности папоротника, – объясняет профессор Рассел, едва заметно улыбнувшись, будто только что выдал шутку, понятную лишь ему самому (и возможно, его растениям). – Папоротники – мой научный интерес.
– Смотри, Тесса, – указываю на зеленые лапы папоротников, отбрасывающие тени на стекла. – Профессор Рассел написал книги об этих папоротниках. Он знает о них все.
– Знаю все? – повторяет профессор Рассел. – Что вы, что вы! Я только начинаю постигать тайны, которые они скрывают.
– Ты ведь изучала природоведение в школе, да, милая? – обращаюсь я к Тессе. – И даже сама вырастила кресс-салат. – Мне вдруг стало интересно, сможем ли мы заставить профессора Рассела прийти в школу девочек на «День интересных людей». Мне бы не помешало подзаработать плюсиков в родительскую карму.
– Растениям нужна вода, – как по сигналу начинает излагать Тесса. – Растения тянутся к свету, чтобы расти.