Когда мы наконец погружаемся в машину, я чувствую себя совершенно опустошенной, как будто из меня выкачали все, что только можно было выкачать. Но одна только мысль о разговоре Дэна с мамой бьет меня, словно током. Я хотела остаться с Дэном наедине. Мне нужно докопаться до дна этой истории. Мне нужно во всем разобраться.
– А ты довольно долго сегодня разговаривал с моей мамой, – осторожно начинаю я, когда мы останавливаемся на красный свет. – И мне показалось, что я слышала, как ты сказал… «деньги»?
– Деньги? – Дэн бросает на меня молниеносный, но непроницаемый взгляд. – Ты, наверное, ослышалась. Я такого не говорил.
– То есть вы вообще не говорили о деньгах?
– Вообще не говорили.
– Понятно, – после долгой паузы отзываюсь я. – Должно быть, я и вправду ошиблась.
Смотрю на ветровое стекло, а в животе теснятся огромные махаоны со стальными крыльями. Он лжет мне. Я чувствую, что Дэн врет мне, и врет намеренно. Что же мне делать? Уличить его? Сказать, что я слышала о «миллионе фунтов, может, двух», и посмотреть, что он ответит?
Нет. Просто… нет.
Если уж он начал лгать, он солжет и о миллионе фунтов. Скажет, я неправильно прочла по его губам. Или промычит что-то типа: «А-а, так мы говорили о местном совете». Отыщет какое-нибудь объяснение. И будет осторожничать каждый раз в разговоре со мной, боясь что-то выдать. Я же отчаюсь еще сильнее, чем раньше. Всеми силами подавляю в себе желание зарыдать: «Дэн, умоляю, скажи мне правду. Скажи, что происходит!» Но тут Дэн ерзает на своем кресле, откашливается и начинает сам:
– Кстати, некоторые мои старые друзья захотели встретиться со мной и немного покутить, вспомнить старые деньки. Я записал тебя на пилатес, чтобы тебе не было с нами скучно.
Он выдает короткий нервный смешок, как будто он сказал мне не всю правду, и я смотрю на него с еще большим беспокойством. Миллион фунтов (может два) быстро отходит на второй план. Теперь меня больше беспокоят эти старые друзья. Что еще за старые друзья?
– Не волнуйся! – пытаюсь говорить непринужденно. – Я отменю пилатес. Я бы с удовольствием познакомилась с твоими старыми друзьями! Что это за друзья?
– О, просто… друзья, – неопределенно отвечает Дэн. – Из прошлого. Ты их не знаешь.
– Кого-нибудь из них я знаю?
– Думаю, нет.
– Как их зовут?
– Как я и сказал, ты их не знаешь. – Дэн хмурится в зеркало заднего вида, когда перестраивается на другую полосу. – Адриан, Джереми… Целая компания. Добровольцы из садов апостола Филиппа.
– Ну, понятно! – скалю зубы. – Сады апостола Филиппа! Просто блестящая идея собраться вместе столько времени спустя! – Жду пять минут, прежде чем пропеть моим самым слащавым голоском: – А как же Мэри? Ее ты тоже пригласил?
– Да, конечно, – выдыхает Дэн, внимание его полностью поглощено дорогой.
– Ну конечно! – Мой голос становится липче и слаще меда. – Конечно, ты пригласил Мэри. Как же можно было про нее забыть?
Адские котлы! Он пригласил ее.
11
Вот что такое настоящая семейная проблема. Я официально заявляю – у нас проблемы! А на самом деле я напугана до чертиков, совершенно не представляю, что мне делать. Такого я не ожидала.
Кажется, будто за все время нашего брака все беспокойства и тревоги были лишь игральными кубиками, которые мы случайно подбрасывали в воздух и смотрели, что выпадет. Детские игрушки. Мини-тревоги, мини-волнения. Я вздыхала, закатывала глаза и восклицала: «Я так напряжена!», хотя даже не представляла, что такое настоящий стресс.
Но теперь надо мной нависла настоящая, пугающая, неподдельная тревога, огромная, как тень горы Эверест. Прошло десять дней с разговора в машине после церемонии в Нью-Лондон-Хоспитал. Легче не стало. И я не могу вздохнуть, закатить глаза и воскликнуть: «Я так напряжена!», потому что это все показное. Когда тебя находит настоящая беда, ты все время молчишь и грызешь ногти, забываешь причесаться и накраситься на работу. Ты часами смотришь на своего мужа, пытаясь угадать его мысли (только сейчас я поняла, что наша с Дэном «телепатия» была сплошной блажью). Ты гуглишь «Мэри Холланд» по сто раз в день. Затем ты гуглишь: «Мой муж меня обманывает. Что это значит?», потом «Как часто мужья изменяют?» и вздрагиваешь от каждого ответа, который находишь.
Господи, как я ненавижу интернет.
А особенно дурацкие фотки Мэри Холланд, которые всплывают каждый раз, когда я набираю ее имя в Гугле. У нее ангельские черты. Она красива, успешна, да вообще идеальна. Она управляет экологическим консультативным центром и даже записала для TED лекцию о выбросах. Она состоит в каком-то комитете палаты общин и трижды пробежала Лондонский марафон[38]. На всех фотографиях, которые я смогла найти, она все время в чем-то, напоминающем экоодежду – натуральные ткани и этнические хлопчатобумажные рубахи. У нее бледная кожа и немного резкие, но эффектные черты лица, волнистые темные волосы (смотрю, она избавилась от кудряшек), которые нежно обрамляют ее лицо, как у дев на полотнах прерафаэлитов. Ну и пресловутые ямочки на щеках, когда она улыбается. Это, очевидно, ее отличительная черта. Как очевидно и то, что на ее левой руке нет обручального кольца.
Сначала я думала: нет, она совсем не в его вкусе. Ведь все остальные бывшие Дэна были похожи на меня: пухлолицые, с довольно незаурядной внешностью и, что характерно, блондинки. Но очевидно, она ему очень нравилась (или нравится до сих пор?). Я знала своего мужа гораздо хуже, чем предполагала. Он занимается садоводством. У него куча старых друзей, о которых я никогда не слышала. Ему нравятся темноволосые девушки в экоодежде. О чем я еще не знаю?
Дэн тем временем и не представляет, через что я прохожу. Он кажется запертым в своем маленьком пузыре, все время занятой, а иногда и раздражительный. Вчера вечером я решила, что должна хоть что-то сделать. За ужином я разложила на столе блокноты и ручки и с напускной веселостью предложила:
– Давай каждый выберет себе новое хобби на следующий год. А потом мы сравним и сопоставим!
Я думала, это будет забавно. Я подумала, что это вызовет беззаботные дискуссии или шуточные споры, или, по крайней мере, разрядит гнетущую атмосферу.
Но не сработало. Дэн только нахмурился и промычал:
– Боже, Сильви, ты это серьезно? Давай отложим на потом, я совершенно измотан.
Затем он взял свою тарелку и ушел есть за компьютер, чего мы практически никогда не делаем, потому что всегда говорили, что пары, которые не едят вместе…
Уже неважно.
Я не так часто плачу. Во всяком случае, не из-за Дэна. Но пара слезинок все же скатилась по моему лицу, потому что прежде Дэн никогда не разговаривал со мной так резко, так нетерпеливо, так враждебно. А это совсем не похоже на моего мужа.
Сегодня пятница, мы завтракаем, и Дэн сообщает мне, что будет работать все выходные.
– Все выходные? – ошарашенно повторяю я, хотя и понимаю, что выгляжу как жалкая, капризная жена из мыльной оперы. А я клялась, что никогда не буду себя так вести.
– Большой проект, – отвечает он, одним глотком допивая свой кофе. – Мне нужно полностью сосредоточиться на нем.
– Это на станции Лаймхаус? – стараюсь звучать заинтересованно. – Я бы с удовольствием взглянула на чертежи.
– Нет, – сухо отвечает Дэн и надевает пиджак.
Нет?! Просто «нет»?! Даже не «прости, любимая, но я не могу тебе их показать»?
– И да, я сделал дополнительный заказ в супермаркете, – добавляет он. – Для моих вторничных посиделок с друзьями.
– Правда? – Честно говоря, он застал меня врасплох. – Что ж, очень предусмотрительно с твоей стороны.
– Заказ доставят в понедельник, – продолжает он, будто я ничего не сказала. – Я сделаю баранину по рецепту Йотама Оттоленги, ну знаешь, медленное жаркое со всякими специями.
Баранина по рецепту Йотама Оттоленги. Рецепт, который Дэн приберегает для особых случаев, чтобы произвести впечатление. Я знаю, что Тильда бы сказала, что я «все близко принимаю к сердцу», но как тут не принимать. У него нет времени на то, чтобы провести время с семьей, но есть время, чтобы сделать заказ в Ocado[39], составить план «дружеских посиделок» и приготовить особое жаркое?
– Это будет здорово, – натягиваю на лицо милую улыбку. – Хотя, не слишком ли много усилий для друзей, которых ты не видел лет сто?
– Для меня это ничего не стоит. – Его глаза по-прежнему непроницаемы. – Увидимся.
Он целует меня в щеку и направляется к двери, как вдруг в прихожую вбегает Тесса.
– Папа, папочка! О чем ты мечтаешь? – верещит она, протягивая ему уже порядком измятый клочок бумаги. – Твои желания, папочка! Желания-желания-желания!
Боже, я совсем забыла. Девочкам в школе задали узнать у родных их мечты и желания. Анна вывела аккуратными печатными буковками: «Мая мама мичтает о…» Я помогла ей исправить ошибки и написать «о мире во всем мире», а вовсе не о том, чтобы «знать, что, черт возьми, происходит с моим мужем».
– О чем ты мечтаешь, Дэн? – эхом вторю я. – Мы все ждем, затаив дыхание.
И если он уловит в моем голосе вызов, да будет так. И примет это на свой счет. (Но давайте будем честны, ибо он не примет это на свой счет. Он никогда не улавливает вызов в голосе, редко понимает сарказм, косые взгляды или долгие паузы. Это все лишь для моей собственной выгоды.)
Он берет листок из рук Тессы и недоверчиво его изучает.
– Понятно. Я мечтаю о… – но тут его телефон начинает вибрировать в кармане, Дэн достает его, косится на экран, тут же выключает и убирает в карман. Обычно я бы спросила: «Что случилось?», но сегодня нет никакого смысла спрашивать. Тем более что он наверняка ответит: «Ничего».
– О чем ты мечтаешь, папочка? – не унимается Тесса, уже с карандашом наготове. – Мечтаешь-мечтаешь-мечтаешь!
– Я мечтаю… чтобы я мог… – Дэн говорит медленно, отстраненно, будто сейчас его разум сражается совсем с другим драконом.