НАУЧНАЯ ПУБЛИКАЦИЯ ШЁНЕРОВ появилась в 1983 году, но я прочитал ее только несколько лет назад, когда заканчивал работу над докторской диссертацией по теме повторяющейся адаптивной радиации анолисов. Ничего не зная о грозных ураганах, я увидел в этой публикации не историю выживания и исчезновения вида, а историю непреднамеренного эксперимента по эволюционной адаптации.
В моей докторской работе описано, как разные виды анолисов адаптировались к различным средам обитания. Одним из аспектов данной адаптации являлась длина их конечностей: у видов, лазающих по широким поверхностям, были более длинные лапы, а у тех, кто пользовался узкими поверхностями, лапы были короче. Учитывая тот факт, что на островах, куда Шёнеры внедрили ящериц, была разная растительность, их исследование представляло собой экспериментальное тестирование моделей, порожденных миллионами лет эволюционной адаптации.
Если краткосрочная и долгосрочная эволюции происходят одинаково, тогда у популяций анолисов на островах со скудной растительностью должны развиваться более короткие лапы. В то время, как у тех, что были помещены на острова с большим количеством растительности, отдаленно напоминающие ту среду, откуда их забрали, должны сохраняться более длинные конечности.
Я мечтал поставить эволюционные эксперименты с тех самых пор, когда услышал, как Джон Эндлер рассказывает о своем исследовании гуппи. Это был мой шанс. Все, что мне нужно было сделать, это убедить Тома Шёнера, что это хорошая идея.
Удобный случай подвернулся несколько месяцев спустя, на национальной конференции. Я заранее вышел на Шёнера, и мы договорились встретиться во время кофе-брейка. Нервничая, я высказал ему свою точку зрения, что, внедрив ящериц на острова с разными типами растительности, он, по сути, поставил эволюционный эксперимент, проверив влияние условий окружающей среды на адаптацию ящериц. Его реакция была такой, какую я не мог представить себе в самых смелых своих мечтах: он пригласил меня присоединиться к нему в его лаборатории в Калифорнийском университете в Дейвисе, чтобы исследовать, эволюционировали ли популяции так, как я предсказывал. Два года спустя, весной 1991 года я оказался на маленьком острове Стениел-Кей в центре Багамского архипелага.
КОГДА Я РАССКАЗЫВАЮ ЛЮДЯМ, что занимаюсь полевыми исследованиями на Багамах, они пытаются скрыть усмешку, но я всегда вижу ее. Я знаю, что они себе представляют: пляжи, пальмы, гамаки, коктейли «майтай» в стаканах с воткнутыми в них маленькими зонтиками.
Остров Стенил-Кей выглядел совсем иначе. Хотя бы потому, что из развлечений там только тучная негритянка без зонтика.
К тому же, там с трудом можно было найти пляжи, а растительность была представлена в основном редким сухим лесом с небольшим вкраплением пальм. Вместо легендарных курортов и роскошных уединенных вилл наличествовал только яхт-клуб «Стениел-Кей», в котором роскошным было только его название. Но чем этот клуб действительно выделялся, так это своим фирменным блюдом – макаронами с сыром, а еще огромными летающими тараканами. Номера были обшарпанными, а среди постояльцев встречались банкиры, матросы и даже перевозчики наркотиков.
Моя работа заключалась в том, чтобы поймать как можно больше ящериц из четырнадцати островных популяций, основанных Шёнерами более десяти лет назад. Целью было проследить, изменилась ли у ящериц, взятых из одного источника, длина лап в процессе адаптации к разным типам островной растительности.
Ловля коричневых анолисов – один из самых занятных видов полевой работы и может осуществляться самыми разными способами. Самый простой – это выйти на улицу ночью и попытаться схватить их, пока они дремлют. Анолисы спят очень открыто: на листьях и на концах тонких веток. Такие постели позволяют им мирно отдыхать: они знают, что любые вибрации, идущие от приближающегося к ним ночного хищника, выведут их из оцепенения в самый удобный для побега момент. Подобная стратегия выработалась с целью пресечь хищнические поползновения разных змей, крыс и многоножек – всех, кому нужно пройти по ветке, чтобы добраться до ящерицы. Но, к сожалению, она не срабатывает в случае с двуногим хищником с фонариком. В ярком свете ящериц четко видно на фоне зеленой листвы. Кто-то из них забирается высоко на деревья, но большинство ящериц находится в пределах досягаемости, и единственная сложность в том, чтобы ухватить их. Я аккуратно зажимаю их между двух ладоней, прежде чем они проснутся, разбуженные светом.
Второй способ охоты на ящериц более спортивный: для самых активных ящериц я использую лассо. Для этого я мастерю маленькую петлю из какого-нибудь волокнистого материала – я предпочитаю брать вощеную нить для зубов, белую, но не мятную зеленую, потому что ее не разглядишь среди листвы.
Прикрепив аркан к десятифутовой удочке, я выхожу на охоту. Как только я замечаю ящерицу – в идеале она должна сидеть на дереве в своей выжидающей позе, рассматривая окрестности и чуть приподняв голову, – я медленно подхожу к ней на десяток футов. Некоторые ящерицы не позволят вам подойти так близко, но коричневые анолисы делают это часто. Затем еще более медленно я придвигаю петлю, закрепленную на конце удочки, ближе к ящерице и накидываю ей на голову. Почему ящерица позволяет мне это сделать? Им незнаком этот гибкий кусочек белой нити, но и не опасен. На самом деле, иногда они пытаются поймать его и съесть.
Если все идет хорошо, я накидываю петлю вокруг шеи, а потом быстро тяну ее на себя. Вес тела ящерицы, сопротивляющейся натяжению нити, заставляет петлю затянуться туже. У них сильные шеи, а вес тела небольшой, так что ничего, кроме удивления, они не испытывают: задето бывает только их чувство собственного достоинства. Они, конечно, не испытывают при этом радости, хотя, как подтверждают их раскрытые рты, также не упускают возможности укусить меня, когда я вынимаю их из петли. У ящериц есть зубы, иногда довольно острые. Но у коричневых анолисов размер зубов такой, что они редко могут прокусить ими кожу.
Ах, если бы охота на ящериц была такой простой! На самом деле, судя по этому описанию, процесс поимки кажется легче, чем это есть на самом деле. Эти острова – не самое простое место для работы. Состоящие из пористого известняка утесы на островах подвергаются сильнейшей эрозии, что приводит к образованию на скальной поверхности отверстий, зазубренных краев и фрагментов, которые могут непредсказуемым образом подломиться под ногой.
Растительность там неоднородная: местами густая, а где-то преобладает метопиум ядоносный, неприятный родственник сумаха, способный врастать в дерево.
Да и сами ящерицы могут представлять собой проблему. Если некоторые будут стоять неподвижно и позволят вам накинуть петлю им на шею, то большинство ящериц, как минимум, бывают настороже, отворачивая голову в сторону, когда петля приближается, и даже пятясь по ветке назад. Плюс растительность затрудняет перемещение петли, а не вовремя случившийся порыв ветра относит ее в сторону. По этим причинам я сравниваю охоту на ящериц с ловлей рыбы внахлест – это некая первобытная битва человека с примитивным орудием и животного с крошечным мозгом. Я говорил об этом со многими любителями ловли внахлест, но обычно встречал недоверие и скептицизм.
Очевидно, что ловля внахлест это некий райский опыт, не имеющий аналогов на этой бренной земле. Тем не менее я могу сказать, что процесс поимки ящериц – это настоящая битва человека с природой, та, в которой меня зачастую переигрывает ящер, обладающий мозгом размером с горох.
Но есть и еще один способ добыть анолиса: подойти к нему и схватить его руками. В моем случае данный прием никогда не работает: ящерицы чувствуют мои намерения задолго до того, как я подойду к ним, и сматываются. Но один из моих коллег, Мануэль Лил, родившийся и выросший в Пуэрто-Рико среди анолисов, может подкрасться к ним, а затем молниеносным броском руки сорвать ящерицу с дерева. Я так до сих пор и не разобрался в магии этого заклинателя ящериц.
Для данного конкретного исследования сам акт поимки ящериц был лишь частью задачи. Гораздо сложнее было для начала добраться до крошечных экспериментальных островов. От Стениел-Кей острова находятся не так далеко – все они на расстоянии нескольких миль. Но так как я вырос в Сент-Луисе, то практически не владел навыками управления лодкой, не говоря уже о том, чтобы чинить капризные лодочные моторы. Каждый день, когда я выходил в море на судне Boston Whaler, который я арендовал в клубе, было непонятно, вернусь ли я назад или мне придется ждать, пока персонал не поймет, что я пропал, и не пошлет за мной кого-то.
Со временем у меня выработалась привычка брать с собой книгу и читать, пока идет поисковая операция.
Но самым неприятным моментом моего путешествия был тот день, когда мотор судна заглох прямо у крупного острова – он был гораздо крупнее экспериментальных островков, – на котором стоял дом, больше похожий на складское помещение, и имелась взлетная полоса. Островом владел человек, который, по слухам, был замешан в уголовных делах (в тот период на Багамах пышным цветом цвела наркоторговля, так как там находился перевалочный пункт из Южной Америки в США). Мне было сказано, чтобы я любой ценой избегал этого острова и его неблагонадежных обитателей. И теперь я оказался там, дрейфуя прямо у берега с заглохшим двигателем. Испытывая заметный мандраж (вряд ли я когда-то испытывал больший страх), я причалил к берегу, подошел к двери и постучал. Мне ответил дружелюбный мужчина. Я объяснил ему свое затруднительное положение, он связался по рации с клубом, и пятнадцать минут спустя я продолжил свой путь. Кто бы мог подумать, что наркодельцы такие милые люди. А может быть, они просто оценили наш достойный эксперимент?
Когда я ловил ящериц, я сразу укладывал их в маленькие пакеты и убирал в холодильник, чтобы они не перегрелись. В конце дня я возвращался в свой клоповник (самый неприятный момент заключался в том, что когда я насыпал в миску мюсли, чтобы позавтракать, из коробки вываливалось с десяток тараканов). Там я вкалывал ящерицам снотворное и быстро измерял длину их конечностей, пока они не придут в себя. На следующий день я возвращал их обратно на острова и отпускал ровно в том же месте, где поймал, целыми и невредимыми, да еще с кучей историй для своих сородичей.