Хотя мы уже добились немалых успехов, пока что нам известны только отдельные фрагменты этого заклинания. Мы смогли взглянуть на философский камень, но он еще не оказался у нас в руках, и теоретическое объяснение высокотемпературной сверхпроводимости все еще остается делом будущего. Между экспериментальным открытием обычной сверхпроводимости и ее теоретическим объяснением прошло сорок шесть лет; возможно, сейчас настало время для следующего прорыва такого рода.
Некогда алхимики искали философский камень, способный претворять низкие металлы в золото и дающий своему владельцу бессмертие и свободу от неизбежности потерь. Более ценен – и гораздо более редок, – чем золото, любой высокотемпературный сверхпроводник, дающий свободу от потерь в электрических токах. Камень, который ищут нынешние философы, – это сверхпроводимость при комнатной температуре. Имея его, мы, возможно, сумеем попасть в мир, в котором технологии будут обеспечивать не рост, а равновесие.
Было бы нечестно утверждать, что технологии позволят нам разрешить энергетические проблемы мира. Технические решения будут полезны только в том случае, если мы изменим свои личные привычки и позиции и обеспечим координированные действия со стороны государств. По счастью, прогресс в этих областях не обязательно бывает взаимоисключающим. Подходя к концу этой книги, мы возвращаемся к ее центральной теме – повторному очарованию обыденным. Я полагаю, что в отдаленном будущем важнее всего будет не создание чего-то нового, чего-то более крупного или более производительного, а оценка по достоинству того, что уже существует.
К слову, сверхпроводимость и сверхтекучесть могут преподать нам еще один урок относительно окружающего нас привычного мира. Они являются проявлением квантовых эффектов в нашей срединной области и совершенно не соответствуют нашему здравому смыслу. Это и есть настоящая магия, а точнее, практическая, прикладная магия волшебников. Но вот что интересно: сверхпроводники – явление ничуть не более квантовое, чем кристаллы. Они просто менее обыденны. Они делают в точности то же самое, что делает любая материя, – приобретают жесткость благодаря спонтанному нарушению симметрии. Если попытаться остановить течение сверхтока, куперовские пары окажут этим попыткам коллективное сопротивление. Если толкнуть кристалл, он сдвинется весь целиком. Сверхтекучая среда, убегающая а-ля Гудини из бутылки, из которой невозможно выбраться, – проявляет настоящую магию, но кристалл, лежащий на столе, проявляет точно такую же магию! Это не означает, что сверхтекучие среды менее волшебны. Скорее речь идет о том, что все виды материи не менее волшебны, чем сверхтекучие среды, – просто некоторые из них более привычны. Если бы мы жили в гораздо более холодном мире, сверхпроводимость казалась бы нам такой же обыденной, как твердость.
Возможно, создание теории высокотемпературной сверхпроводимости – дело отдаленного будущего. В связи с тем потенциалом изменения мира к лучшему, которым она обладает, ее получение является главной задачей физики конденсированного состояния. Когда мы будем понимать высокотемпературную сверхпроводимость так же хорошо, как мы понимаем теорию БКШ, мы, вероятнее всего, будем смотреть на мир совершенно другими глазами. Такие достижения не возникают на пустом месте и не бывают изолированными: если состояния материи приобретают устойчивость благодаря сотрудничеству множества составляющих материю частиц, то и развитие человеческого знания точно так же обеспечивается сотрудничеством множества отдельных людей. Если вы захотите присоединиться к этим поискам, там найдется место и для вас.
IXБескрайние дали
На самом северном из западных островов живет женщина, которую островитяне считают величайшим из живущих ныне узловых мастеров. В то же время другие узлоделы знают, что она – величайший из всех узловых мастеров прошлого, настоящего и будущего. Хотя узловые мастера обладают прирожденными способностями, очевидными наблюдателям, еще в юном возрасте, им тем не менее приходится обучаться ремеслу в течение всей жизни. В результате они по большей части специализируются на каком-либо из направлений своей сферы, одним из примеров которых является создание сплетений. Мастерица северного острова принадлежит к древнему матрилинейному роду ткачих виссона – узлоделов, которые выискивают в морских глубинах устриц особого вида. Ткачиха виссона закладывает в раковины устриц песчинки. В чрезвычайно редких случаях вокруг них образуются огромные жемчужины. Однако ткачиха надеется на еще более редкий результат: ей нужно, чтобы устрицы за долгие месяцы или годы вырастили несколько нитей виссона, или морского шелка – тонкого нитеобразного вещества с золотистым блеском. Ныряя в море, ткачихи собирают немногочисленные нити морского шелка. Вернувшись на берег, они вплетают их в великолепные шпалеры в честь важных событий или уважаемых гостей. Виссон так тонок, что на прядь толщиной с паучий шелк уходит бессчетное количество его нитей. Искусный узловой мастер делает виссонные шпалеры такими подробными, что их невозможно отличить от реальной сцены, которую они изображают.
Когда мастерице северного острова исполняется девяносто девять лет, она создает нечто такое, чего никогда не создавала раньше, – не виссонную шпалеру, а виссонное сплетение. Тем самым она создает мир. Если виссонная шпалера может изображать реальность во всем ее совершенстве и несовершенстве, то виссонное сплетение точно так же содержит в себе целую вселенную, оживающую по мере того, как мастерица нашептывает узлы и связывает ее паутину. С каждой связью, которую она включает в сплетение, происходят изменения. Тем обитателям виссонного сплетения, которые способны мыслить лишь линейными фразами, эти изменения кажутся частью линейного течения времени. Мастерица отдыхает; когда она возвращается к чтению и связыванию, обитатели ее вселенной не замечают разрывов в течение своего существования, возникающих при изменении связей всеохватывающей виссонной паутины. Все прошлое и все будущее виссонной вселенной зашифрованы в этой паутине с самого начала ее создания. Определенная последовательность звуков описывает гору; другая последовательность – смерть воробья; третья – отблеск молнии; четвертая – саму мастерицу.
На этом Вериана закрыла книгу и вернулась мыслями в суету библиотеки – и к размышлениям о том, как из нее выбраться.
Вериана стремилась вернуть в мир некогда повсеместно встречавшуюся в нем магию: классическая тема художественных вымыслов. Такие примеры встречаются во многих работах, упомянутых в этой книге, – во «Властелине колец» более магическая эпоха осталась в прошлом; возвращение магии является центральной темой «Луда-Туманного» Хоуп Мирлиз, «Дочери короля Эльфов» лорда Дансени и «Джонатана Стрейнджа и мистера Норрелла» Сюзанны Кларк; та же идея встречается в телесериалах – например, в «Легенде о Корре» или в «Аркейне» – и в фильмах – например в «Принцессе Мононоке» студии «Гибли».
Причины такой распространенности этой темы кажутся очевидными: если мы хотим верить в магические свойства мира, нужно объяснить, почему магии больше не видно. В древних повествованиях о мире часто встречаются события весьма магического свойства, и одно из возможных объяснений состоит в том, что магия действительно существовала, но исчезла перед наступлением современной эпохи. Часто бывает, что можно определить точное время исчезновения магии. И Мирлиз, и Дансени, и Толкин писали в межвоенный период, когда механизация вытесняла старый образ жизни. Толкин говорил, что угроза, которую механизированное зло сил Саурона представляло для Шира, пасторальной утопии хоббитов, символизировала распространение промышленного Бирмингема на окрестную сельскую местность, в которой он жил в детстве. Этой индустриализации способствовали, в частности, технические достижения периода Первой мировой войны, жестокость которой Толкин ощутил на собственном опыте, когда был на военной службе. Физика конденсированного состояния развивалась в то же самое время и по тем же самым причинам. Может показаться, что магию убили именно те знания и то мировоззрение, которые она принесла с собой.
Но я бы сказал, что на самом деле магия так и не исчезла – она лишь приняла новую форму. Своего рода магию легко увидеть в мире природы: она ясно присутствует, например, в деревьях, журчащих ручьях и замшелых камнях древних пещер. Это первая стадия восприятия магии – простое наслаждение представлением. По мере того как мы познаем окружающий нас мир, появляется искушение думать, что магия ушла из него. Но, если мы примем эту точку зрения, мы застрянем на второй стадии – будем понимать некоторые из фокусов и считать представление тривиальным. Но и в нашем современном мире есть магия. Мир никогда не терял ее, и вновь обретенное понимание позволяет нам перейти на третью стадию – оценить представление, опираясь на знания профессионального фокусника.
Хорошо известно, что проводить время на природе полезно – например, для облегчения стресса и тревожности[119]. Но откуда природа берет эту способность и какие формы она должна принимать, чтобы эта магия работала? Недавно я гулял по пустошам Дартмура, продуваемым ветрами, голым вересковым просторам с торфяными болотами, усеянными гигантскими гранитными монолитами и древними дубовыми лесами, в компании моего старого друга и учителя Деймиена Хакни. Он рассказывал об одной из идей, которые он разрабатывал, когда писал диссертацию. Идея эта состояла в изобретении способов достижения ощущений связности и спокойствия, столь легко достижимых на природе, для тех, кто знаком только с городской жизнью, – умения видеть магию не в деревьях и горных ручьях, а в бетоне и металле. Насколько я понимаю, это похоже на поиски возможностей видеть магию в конденсированных состояниях вещества, будь то нешлифованные куски руды или очищенный металл городской скамейки.