Лисы наконец сообразили, что этот большой гусь не может летать.
Это меняло дело.
Они уже не прятались. Все три выскочили из расщелины и короткими перебежками, то и дело останавливаясь и прячась за кочками или кустиками, приближались к намеченной жертве.
Белый по-прежнему не замечал опасности.
Лисы подобрались уже совсем близко. Они поглядели друг на друга, кивнули и бросились в решающую атаку.
Но гусь в самую последнюю секунду обнаружил неладное и чудом увернулся. Это нисколько не обескуражило охотниц – хромой гусак был от них всего-то в паре саженей. Но он убегал, хромая и неуклюже хлопая одним крылом.
Мало того, оказалось, что на спине у него сидит какой-то крошечный мальчишка, показывает им нос и верещит:
– Ну что, рыжие шакалы, зажирели на баранинке? Ясно, зажирели! Раненого гусака слабо догнать!
Лисы не на шутку разозлились на глупые насмешки. Теперь поймать белого гуся с его нахальным всадником стало делом лисьей чести.
Белый бежал к самой большой расщелине. И в то самое мгновение, когда лисы уже щелкали зубами, пытаясь схватить его за лапу, он грациозно поднял крылья и перемахнул через Врата ада. Приземлился на той стороне и собрался было удирать по инерции, но Тумметот весело крикнул:
– Хватит бегать, дружок! Можешь остановиться!
За спиной раздались дикий, отчаянный вой и скрежет когтей по камню. Лис они больше не видели.
На следующее утро служитель маяка на Большом Карловом острове нашел на пороге кусок березовой коры, на котором косыми, угловатыми буквами было выцарапано вот что:
«Лисы на Овечьем острове валяются во Вратах ада. Отличный мех, первый сорт. Стоит забрать».
Так он и сделал.
XIV. Два города
Мертвый город
Суббота, 9 апреля
Ночь на воскресенье выдалась тихая и ясная. Гуси не стали искать убежища в пещерах. Лис уже не было, и стая заснула прямо на плато, а мальчик улегся на короткую, согретую дневным солнцем траву.
Луна светила так ярко, что он никак не мог уснуть. Лежал, смотрел на восковой шар и думал, как долго он уже не был дома. Сосчитал по пальцам – три недели! К тому же по его расчетам выходило, что сегодня канун Пасхи.
В эту ночь ведьмы возвращаются домой, подумал он, и ему почему-то стало смешно. Он побаивался гномов, водяных, троллей, а ведьм совершенно не боялся.
К тому же ночь такая светлая, что, если бы там и летала какая-то нечисть, он бы наверняка заметил.
Так он лежал, смотрел в небо и размышлял о разных вещах. Люди всегда думают о разной ерунде, когда не спится, а потом все забывают. Но тут его внимание привлекло странное и красивое зрелище.
Высоко в небе появилась большая птица. Не то чтобы она пролетала мимо луны, нет; мальчику показалось, что птица с нее и взлетела. На фоне холодного бледного сияния она казалась совершенно черной. Летела, ни на секунду не отклоняясь от лунного диска, будто была на нем нарисована. Сравнительно небольшое тело, длинные шея и ноги. Наверняка аист. Ни у кого в мире нет таких длинных и тонких ног.
Он оказался прав – через несколько мгновений рядом с ним приземлился не кто иной, как господин Эрменрих собственной персоной.
Нагнулся и пощекотал мальчика своим длиннющим клювом.
– Я не сплю, господин Эрменрих! – Мальчик приподнялся на локте. – Как вы здесь оказались, да еще среди ночи? Как дела в Глимминге? А вы почему не спите? Хотите, наверное, поговорить с Аккой?
– Разве уснешь, когда так светло? – пожаловался аист. – Совершенно не спится, друг мой Тумметот. Вот и решил я тебя навестить. Знакомая чайка рассказала, куда вас занесло. Но я еще не переехал назад в Глимминге. Ох, как нелегко даются все эти переезды… Один переезд, как два пожара. Голова кругом идет.
Мальчик ужасно обрадовался, что такая важная птица, как господин Эрменрих, прилетел навестить не кого-нибудь, а именно его. Они беседовали обо всем на свете, как настоящие старые друзья. Под конец аист спросил, не хочет ли его друг Тумметот полетать немного в такую прекрасную ночь.
– Еще как хочу! – воскликнул мальчуган. – Только… только надо вернуться до того, как проснется стая. Я обещал.
Господин Эрменрих взял курс прямо на луну. Они поднимались все выше и выше, море было далеко внизу. Летели очень быстро, но аист настолько овладел летным искусством, что мальчику казалось, что они неподвижно повисли среди звезд и стоят на месте.
Это было невыразимо прекрасно, и он огорчился, когда аист вдруг пошел на посадку.
Они приземлились на пустынном берегу, покрытом тонким, мягким песком. По всему берегу шли волны дюн, заросших колосняком[15]. Дюны были совсем невысокие, но мальчик с его ростом ничего за ними не видел.
Господин Эрменрих встал на песчаную кочку, поджал одну ногу, сунул голову под крыло, словно примеряясь, и сразу выглянул.
– Мне надо немного отдохнуть, Тумметот. Стар я стал, – жалобно произнес он. – Прогуляйся пока по берегу, только далеко не уходи, а то заблудишься.
Мальчик решил первым делом залезть на ближайшую дюну – посмотреть, куда прилетели. Но не успел сделать пару шагов, как его деревянный башмачок наткнулся на что-то твердое. На песке лежала медная монетка, настолько источенная патиной, что стала почти прозрачной. На это ничего не купишь, решил мальчик и отбросил монетку ногой.
Обернулся и замер от изумления. Перед ним высилась крепостная стена с украшенным башенкой сводчатым порталом.
Когда он нагибался за монеткой, этой стены не было! Он готов был отдать голову на отсечение – никакой стены у него за спиной не было, только темное море с лунной дорожкой! А теперь моря даже не видно – только эта бесконечная стена с выступающими бойницами и башнями. Мало того, там, где только что лежали выброшенные на берег водоросли, настежь распахнулись городские ворота, словно приглашали его войти.
Наверняка без привидений не обошлось. Но страха мальчик не почувствовал. Боялся он только смертельно опасных ночных троллей. А эта стена, сложенная из тщательно подогнанных друг к другу огромных, искусно обтесанных камней, – что в ней страшного? И ему стало ужасно любопытно, что же там за ней, за этой толстенной стеной?
С одной стороны портала сидели два стража в пестрых камзолах с широченными рукавами с прорезями. Прислонили к стене устрашающе длинные алебарды и увлеченно играли в кости. Они даже не обратили внимания на проскользнувшего мимо них гнома.
Он оказался на площади старинного города, мощенной гладкими каменными плитами. Вокруг высились дома, между которыми прятались узкие кривые улочки.
На площади было полно народа. Мужчины в длинных, отороченных мехом плащах с шелковой подкладкой, лихо сдвинутых набок беретах с перьями, с тяжелыми золотыми цепочками на шее. Все были так шикарно разодеты, что каждый из них мог оказаться королем.
Женщины в высоких чепцах, длинных юбках и расшитых блузах с такими узкими рукавами, что непонятно было, как в них пролезает рука. Дамы тоже очень богато одеты, но несравненно скромнее, чем мужчины.
Точно как в старинном сборнике сказок – мать когда-то достала эту книгу с картинками из своего сундука и показала Нильсу.
Он не верил своим глазам.
Но еще больше, чем наряды, его поразил сам город. Все дома обращены фасадами на площадь либо на прилегающие улочки, и фасады эти были так разукрашены, что разбегались глаза. Наверное, жители соревновались друг с другом, чей дом лучше и богаче.
Когда видишь сразу столько нового и необычного, все удержать в памяти невозможно. Но Нильсу запомнились порталы, обрамленные скульптурами Христа и его апостолов, фасады, украшенные осколками цветного стекла или плитками белого и черного мрамора, резные дубовые двери, затейливо окованные начищенной медью.
И мальчик понял: надо торопиться, никогда он такого не видел и наверняка не увидит. И побежал из улицы в улицу.
Узкие улицы, даром что ночь, были полны народа. Совершенно не похожи на мрачные и полупустые улицы виденных им городов. Чуть не у каждой двери сидят старушки и прядут шерсть ручными прялками. Купцы выставили товар в открытых витринах. Ремесленники тоже не прячутся в своих мастерских, как в других городах. Сидят на улицах, варят душистое мыло, выделывают кожи, вьют канаты на специальных длинных дорожках.
Если бы было время, он бы многому мог научиться. Кузнецы с грохотом ковали мечи и доспехи, золотобиты медленно и тщательно вставляли драгоценные камни в кольца и браслеты. Они же вытягивали из расплавленного золота тончайшие нити и передавали их ткачихам, а те тут же вплетали эти нити в шелк и ткали удивительной красоты ткани. Сапожники подбивали золотыми гвоздиками мягкие красные сапожки, токари искусно управлялись со своими станками.
Если бы у него было время! Но времени у него не было.
Стена окружала весь город, а там, где кончались улицы, высились башни и уступы для пушек. Стена была такая толстая, что по ней свободно ходили рыцари в латах и шлемах.
Мальчуган вскоре обнаружил еще одни ворота, тоже открытые. Эти вели в гавань, где стояли старинные гребные суда с высокими палубными надстройками на корме и на носу. И здесь кипела жизнь. Подходили все новые корабли, бросали якоря, а другие стояли под погрузкой – носильщики таскали мешки с товарами. И все куда-то страшно торопились.
Он с минуту посмотрел на этот муравейник и бросился назад. Город был не так уж велик, и он быстро дошел до главной площади. Здесь царил большой кафедральный собор с тремя высокими башнями. Стены его покрывали каменные барельефы. Их было так много, что мальчику показалось, что во всем соборе не найти ни единого камня, не украшенного головокружительно сложной резьбой.
Он заглянул вовнутрь и обомлел. Такого великолепия он не только никогда не видел, но даже и вообразить не мог. Златокованый алтарь, священники в золотых сутанах!
Напротив собора высился дом с бойницами под крышей и с очень высоким шпилем. Наверняка ратуша. А между собором и ратушей, один к одному, стояли узкие, в три окна, высокие дома с богато изукрашенными разноцветными фасадами. Один был цвета некрепкого чая, другой – оливково-зеленый, третий – кирпично-красный.