И вот что удивительно – с тех пор как Карр нанялся лосенку в няньки, тот быстро пошел на поправку. Каждый день прибавлял в росте. Через две недели лосенок уже не умещался в крошечном сарайчике для овец, так что пришлось перевести его в загон. А через два месяца вымахал так, что без труда перешагивал ограду.
Тогда лесник попросил у хозяина разрешения построить забор повыше и оградить лосиный двор.
И на этом дворе Грофелль прожил несколько лет.
Карр охотно составлял ему компанию. Теперь уже не из сострадания – между ними возникла настоящая дружба. Лось почти всегда выглядел печальным и задумчивым, и только Карр знал секрет, как привести его в хорошее настроение.
Лет через пять хозяин вдруг получил письмо из заграничного зоосада – нельзя ли купить этого лося? Хозяина предложение заинтересовало. Он вызвал лесника. Лесник очень огорчился, но возражать хозяину не стал.
Карр подслушал их разговор и тут же помчался к Грофеллю. Пес был вне себя от волнения, а лось, как ни странно, выслушал новость спокойно. Не обрадовался, но и не огорчился.
– И ты что, позволишь себя увезти просто так? Без сопротивления?
– А какой смысл сопротивляться? Я бы остался, но раз уж меня продали – что делать! Надо ехать.
Карр посмотрел на него оценивающе. Конечно, заметно, что лось еще не вполне взрослый. Рога не такие развесистые, как у матерых лосей-быков, и горб на спине еле заметен, и грива не такая густая. Но силы – хоть отбавляй. Странно, подумал Карр. С такой силой и не бороться за свободу?
«Впрочем… всю жизнь в неволе, откуда ему знать, что такое свобода?» – подумал пес.
Но вслух не сказал.
Карр убежал и вернулся на лосиный загон после полуночи. Он прекрасно знал: как раз в это время выспавшийся Грофелль принимается за еду.
– Наверное, ты прав, Грофелль, – сказал он вкрадчиво, – наверное, ты прав, что позволяешь себя увезти. И в самом деле, жить будешь, конечно, в неволе, зато на природе. Кормежка, наверное, первый класс… Жалко только, что ты так и не увидишь Лес. Знаешь, у твоих сородичей есть поговорка: без лося – лес не лес, без леса – лось не лось. А ты так в Лесу и не был…
Лось оторвался от охапки клевера.
– Это правда, – вдумчиво сказал он, прожевав. – В Лесу я не был. Конечно, хотелось бы… но ведь ограда! А так… хотелось бы, конечно.
Лось говорил как обычно – вяло и без энтузиазма.
– Ограда! – прыснул Карр. – Конечно, где тебе одолеть ограду, с твоими-то коротенькими ножками!
Лось исподлобья посмотрел на маленького Карра, который по нескольку раз в день перепрыгивал через этот забор. Подошел к забору, изготовился, в один прыжок перемахнул через ограду, остановился и оглянулся, будто недоумевал, как это у него так получилось.
– Ловко, – похвалил Карр. – С запасом.
Друзья побежали в Лес. Лето кончалось, стояла тихая лунная ночь, но в Лесу было темно – в чащу лунный свет почти не проникал. Лось шел осторожно, пробуя каждый шаг.
– Может, вернемся? – предложил Карр. – Ты к Лесу непривычный, того и гляди, споткнешься. Еще ногу сломаешь.
Насмешка подействовала – Грофелль осмелел и пошел быстрее.
Карр повел лося в ельник, где деревья росли так густо, что ни один ветерок сюда не долетал.
– Здесь твои сородичи укрываются от мороза и ветра, – сообщил Карр. – Чуть не всю зиму толкутся. За границей-то тебе получше будет – и еды полно, и крыша над головой. Стоишь в стойле, как вол, и ни о чем не думаешь. Тепло и сухо.
Грофелль не ответил. Ноздри его раздувались – так ему нравился пряный хвойный запах.
– Ну что? – спросил он. – Я уже видел Лес? Или ты хотел показать мне что-то еще?
Карр повел его к болоту. Показал зыбкие кочки и затянутую густой изумрудной ряской топь.
– А здесь лоси спасаются, если им грозит опасность. От охотников, к примеру. Не знаю, как у них получается, но они запросто ходят по этим болотам. И не тонут. Такие здоровенные! У тебя, конечно, вряд ли получится, да и зачем тебе – в зоопарки, насколько я знаю, охотников не пускают. Или пускают, но без ружья.
Грофелль не удостоив его ответом, прыгнул на ближайшую кочку – и засмеялся от удовольствия. Впервые Карр слышал, как лось смеется, – он всегда был таким меланхоличным и задумчивым. Кочки качались под ним и уходили под воду, но в топкую трясину он не провалился ни разу.
Лось выбрался на сушу и, все еще улыбаясь, сказал:
– Теперь-то я точно видел Лес.
– Погоди, дружок, – тявкнул Карр. – Это еще не все.
И он повел друга на поляну на краю величественной рощи, где росли дубы, осины и липы.
– А здесь у твоих родственников столовая, – сообщил Карр. – Листья и кора считаются у них самым-самым… Но тебя-то за границей наверняка будут кормить получше.
Лось удивился: он никогда не видел таких огромных и раскидистых деревьев. Попробовал пожевать дубовый лист. Задумчиво подвигал челюстями, потом отломил кусок осиновой коры. Завел глаза к небу и долго жевал. Карр с интересом ожидал заключения.
– Горьковато, но вкусно, – сообщил Грофелль. – Лучше, чем клевер. – Подумал немного и уточнил: – Очень вкусно. Куда лучше, чем клевер. Намного, намного лучше. – Еще подумал и добавил кратко: – Вкуснее. Раз в пять.
– Рад за тебя, – сказал Карр. – А то прожил бы всю жизнь и не отведал осиновой коры. Мне-то ее и даром не надо. Пошли дальше.
Пес знал этот Лес как свои пять пальцев. Вскоре они оказались у лесного озера. В лунном свете вода казалась перламутровой, в ней отражались окутанные тонкой дымкой темные силуэты деревьев. А у берега бродили, постоянно меняя очертания, высокие хлипкие клочья предутреннего тумана.
Грофелль замер.
– А это еще что, Карр? – спросил он севшим от волнения голосом.
Этот огромный лось никогда в жизни не видел озера!
– Это? Лесное озеро, Грофелль. Вода. Много воды. Твои сородичи запросто его переплывают. Было бы смешно требовать от тебя такого подвига… но войти-то в воду ты можешь? Искупаться хотя бы…
И пес тут же показал пример – бросился в озеро и поплыл. За ним расходился золотистый колеблющийся след. Грофелль замер в нерешительности, но все же медленно двинулся за Карром, и у него захватило дух от восторга, когда он вошел в прохладную, душистую воду. Сразу захотелось зайти поглубже, почувствовать воду всей спиной. Вода покрыла лопатки, потом горб на спине и шею. И он поплыл. Сначала неуверенно, потом все смелее, все лучше.
И когда он, хохоча, начал нарезать круги вокруг Карра, можно было подумать, что Грофелль всю жизнь только и делал, что плавал в лесных озерах.
– Ну что ж, пора домой, – сказал пес, когда они вышли на берег. Он с невероятной быстротой стряхнул с себя воду и посмотрел на лося.
– До утра далеко, – неуверенно сказал Грофелль. – Давай еще погуляем.
Они опять пошли в хвойный лес. Вскоре перед ними открылась небольшая, освещенная луной поляна, покрытая сверкающей от росы травой. А на поляне паслись несколько лосей. Огромный бык, несколько коров, телочки и телята, совсем молодые. Грофелль остановился как вкопанный. Он не замечал ни коров, ни телят, смотрел только на старого лося с роскошными ветвистыми рогами, большим, красиво изогнутым горбом и заросшей мохнатой шерстью складкой на шее.
– Кто это? – дрожащим от восхищения голосом спросил Грофелль.
– Его зовут Рогач. Твой родственник. У тебя тоже выросли бы такие рога, если бы ты остался в лесу. И стадо бы свое завел.
– А ты уверен, что он мой родственник? Можно, я посмотрю на него поближе? Никогда не думал, что бывают такие красивые звери…
Он пошел к стаду, но тут же вернулся.
– Не обрадовались тебе? – спросил Карр.
Грофелль выглядел совершенно обескураженным.
– Я… я сказал ему, что первый раз в жизни вижу сородичей… попросил разрешения попастись с ними. А он… – Грофелль даже всхлипнул, – он прогнал меня. Начал рогами грозить, сказал, чтобы я больше тут не появлялся. Я и ушел.
– И правильно сделал. Ты еще молодой, у тебя и рога-то как следует не отросли. Где тебе связываться с таким матерым зверем. Вот если бы ты решил остаться в лесу, тогда другое дело. Тогда совсем другое дело. Тогда надо думать о своей репутации. Но тебя-то это не должно волновать. За границей никто не узнает. Да там и не так важно – плохая репутация, хорошая репутация… Это же заграница.
Не успел Карр договорить, как Грофелль двинулся к стаду. Старый лось пошел ему навстречу, и они сцепились рогами.
Очень быстро вожак оттеснил Грофелля к самой опушке – тот, похоже, сам не знал, как распорядиться своей силой. Но в последний момент уперся задними ногами, поднатужился и начал толкать Рогача назад. Они поменялись ролями – теперь уже старый лось оказался на краю поляны. Он дышал часто и шумно. Вдруг раздался страшный треск – обломилась одна из ветвей его роскошных рогов. Рогач откинул голову, освободился и неторопливо, стараясь сохранить достоинство, побежал в лес.
Карр ждал Грофелля на опушке.
– Ну, теперь-то ты уже все видел, – сказал он подошедшему лосю. – Пошли домой?
– Думаю, да. Самое время.
На обратном пути оба молчали, разве что Карр то и дело разочарованно вздыхал. Грофелль, наоборот, шел уверенно, с высоко поднятой головой. Глаза его блестели, как никогда раньше. Он был полон впечатлений от ночной прогулки. Но ни разу не замедлил шаг и не задумался, пока не подошли к ограде.
Тут Грофелль остановился, посмотрел на тесный загон, где провел всю жизнь, на истоптанную его копытами землю, на охапку увядшего клевера, на соломенную подстилку – и словно проснулся.
– Без лося лес – не лес! Без леса лось – не лось! – протрубил он, откинул голову так, что небольшие еще рога достали до спины, и пустился бежать.
Через несколько секунд его и след простыл.
Тишайший и Тишайшая
Каждый год в августе в молодом ельнике, в самой чаще Леса Мира и Покоя, появляются на свет серо-белые ночные бабочки. «Монашенки», как их обозначают специалисты по бабочкам, гордо называющие себя лепидоптерологами. Маленькие, невзрачные бабочки, никто их и не замечает. Они порхают в лесу пару ночей, откладывают в древесной коре яйца и замертво падают на землю.