Они расстались с Советом и пошли дальше. Карр все больше и больше погружался в свои мысли. Шел с опущенной головой и даже не пробовал вынюхивать след, как всегда.
В кустах лежал Криле-гадюка.
– А вот идет Грофелль, погубивший Лес.
И тут лось потерял терпение. Он всей своей гигантской тушей навис над гадюкой и поднял переднюю ногу.
– Ну что ж, – прошипел Криле, – убей меня, как убил старую ужиху.
– Я? Убил ужиху?
– Не успел появиться в Лесу – и убил ужиху. Любимую супругу Тишайшего.
Грофелль обомлел. Он опустил копыто и медленно подошел к Карру.
– Карр, – сказал он, глядя другу в глаза, – это преступление совершил я. Я убил безвредное существо. Из-за меня гибнет Лес.
– Что ты несешь?
– Передай Тишайшему, что я сегодня же ухожу в изгнание на север.
– И не подумаю, – рявкнул Карр. – Догадался тоже – на север! Нет опасней земли для лосей.
– Как я могу остаться? Я, навлекший на Лес такое несчастье?
– Не торопись! Подожди до завтра. Утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем.
– Ты же сам учил меня: лес – лось, а лось – лес! – тихо произнес Грофелль.
И убежал, высоко поднимая свои стройные, длинные-предлинные ноги.
Карр пошел домой, не в силах унять беспокойство. На следующий день он бросился в лес – искать Грофелля. Но Серой Шкурки нигде не было.
Ему стало очень грустно. Грофелль поверил гадюке Криле и ушел в изгнание.
Карр попробовал вспомнить, когда в последний раз у него было такое плохое настроение, – и не смог. Он не понимал Грофелля – как это так? Позволить несчастному беззубому ужу распоряжаться своей жизнью? Представить невозможно такую глупость. И что за власть у этого злобного ужа?
Он настолько был погружен в размышления, что не заметил, как наткнулся на своего любимого лесника. Тот показывал стоявшему рядом незнакомцу на верхушку дерева.
– На них мор напал, – сказал лесник.
Карр удивился, но еще больше разозлился. Тишайший был прав. Это несправедливо. Кто дал этому ужу такую власть? Да кто он такой, в конце концов? Большой червяк.
Червяк не червяк, но Грофеллю теперь путь назад заказан. Ужи сами по себе никогда не умирают… что значит – сами по себе? Можно и помочь. Вовсе ни к чему ему становиться таким старым, решил Карр. Старость никого не украшает, а тем более больших червяков. Не всю же оставшуюся жизнь он проваляется в этом дупле! Лишь бы от гусениц избавиться, а там-то найду на него управу.
И в самом деле на гусениц-монашенок напал мор, но в первое лето их оставалось очень много. Гусеницы окуклились, из куколок вылупились миллионы бабочек. Они порхали между деревьев и повсюду откладывали яйца. Похоже было на снежную пургу.
И на будущий год Лес не ждало ничего хорошего. Все ожидали катастрофу.
И катастрофа разразилась, только не для Леса, а для гусениц. Мор распространялся, как лесной пожар. Заболевшие гусеницы переставали есть, с трудом ползли на верхушки деревьев и там умирали.
Люди радовались, поздравляли друг друга. Лес был спасен.
Но еще больше радовались обитатели Леса Мира и Покоя.
А для Карра, верного друга ушедшего в изгнание Грофелля, к радости примешивалась горечь. Он только и думал о том дне, когда он доберется до Тишайшего. Может, уж и был когда-то тихим и безвредным, но жажда мести превратила его в чудовище. Мало того что чуть не погубил Лес, он еще заставил лучшего друга Карра уйти в изгнание, где Грофелль мог погибнуть.
Гусеницы монашенок расползлись по всему лесу, и даже в это лето с ними еще не было покончено.
Перелетные птицы передавали Карру привет от Грофелля, и он очень радовался. Значит, жив Серая Шкурка! С ним все хорошо!
Ну, нет. Не все так гладко, рассказали птицы. Грофелль несколько раз чуть не стал жертвой охотников. Везде, кроме Леса Мира и Покоя, лоси в опасности.
И Карр не находил себе места от тревоги за друга.
Пришлось ждать еще два лета, прежде чем можно было с уверенностью сказать: нашествию монашенок пришел конец. Не успел Карр услышать от лесника, что Лес вне опасности, тут же вскочил – искать Тишайшего.
И понял, что случилось непоправимое.
Он состарился. Он не мог уже бегать часами, как раньше, потерял нюх и почти ослеп.
Он слишком долго ждал, этот замечательный Карр. К нему незаметно подкралась старость, а старость победить нельзя. И о том, чтобы задушить вредоносного ужа, и речи быть не могло. Он не мог освободить своего друга от проклятия мстительного червяка. Он был слишком стар.
Месть
К вечеру Акка с Кебнекайсе со своей стаей приземлилась на берегу озера. Они все еще были в лесах Кольмордена, но не со стороны Эстерйотланда, а на севере, со стороны провинции под названием Сёрмланд, а еще точнее, в уезде под названием Йонокер.
Весна здесь задержалась, как и всегда в гористых местах. Озеро было покрыто льдом, но не целиком. От берега лед отделяла неширокая полоса воды. Лед плавал, как деревянный кружок в бочке с соленьями.
Гуси, не теряя времени, плюхнулись в воду – подкормиться. А Нильс Хольгерссон, как вы помните, потерял поутру свой деревянный башмачок и теперь побежал в березовую и ольховую рощу посмотреть, не найдется ли чем обвязать мерзнущую ногу.
Он зашел довольно далеко и теперь с беспокойством оглядывался.
Мальчик не любил лес.
Другое дело – равнина или озеро. Или буковая роща – под буками ничего не растет. А вреднее березы нет дерева. Сами-то березы никакой опасности не представляют, а вот подлесок! У берез такой густой подлесок, особенно там, где за ними никто не смотрит. Тут можно нарваться на кого угодно – лису, например. Или гадюку. И как это люди с этим мирятся? Он бы на их месте все это вырубил.
Он нашел кусок бересты и приложил к ноге – обдумывал, как бы сделать что-то похожее на башмачок. И вдруг услышал за спиной странное шуршание. Обернулся и увидел змею, ползущую сквозь заросли прямо к нему. Это была большая, длинная и толстая черная змея. Но как только мальчик увидел два желтых пятна у нее на голове, испуг прошел.
«Это же всего-навсего уж, – подумал он. – Что он мне может сделать?»
И в этот момент уж поднял голову и толкнул его в грудь с такой силой, что мальчуган кубарем покатился по земле. Тут же вскочил и побежал прочь, но уж не отставал. Земля была неровной и каменистой, к тому же в густой березовой поросли не разгонишься.
Уж преследовал его по пятам и шипел что-то невнятное.
Краем глаза мальчик успел заметить большой, поросший мхом и лишайником валун.
Там-то не достать…
Он в мгновение ока вскарабкался на валун, цепляясь за низкую, крепко сидящую на камне поросль белесо-зеленоватого лишайника.
Уж изготовился к атаке.
Мальчик увидел, что на самом краю валуна лежит еще один камень, величиной с человеческую голову – не такую, как у него, а нормальную человеческую голову. Непонятно, как до сих пор не упал. Еле держится.
Он подбежал к камню, уперся руками и толкнул что было сил.
Камень упал змее прямо на голову и придавил к земле.
Уж пару раз дернулся и затих.
Ловко получилось, подумал мальчик и облегченно вздохнул. Чуть не попал в передрягу. Ужи оказались не такими безобидными, как он думал, когда смотрел на них с высоты нормального человеческого роста.
Не успел прийти в себя, как услышал шум крыльев. Рядом с ужом села большая птица, похожая на ворону, разве что побольше. И оперение другое. Совершенно черное, с глубоким металлическим отливом.
Мальчик на всякий случай спрятался за уступом камня. Незачем искушать судьбу – один раз он уже имел дело с воронами.
Черная птица большими шагами, слегка переваливаясь, подошла к ужу, повернула его клювом и взмахнула крыльями:
– Это же Тишайший! Тишайший, старый уж, лежит здесь как мертвый. Это так же верно, как то, что я ворон. Не какая-то ворона, а настоящий ворон.
Он обошел змею вокруг и почесал когтистой лапой шею.
– А что, есть другие возможности? – спросил он сам себя и сам себе ответил: – Других возможностей я не вижу. Таких больших ужей в нашем лесу не было и нет. Кроме Тишайшего. Делаем научный вывод: это Тишайший. Вывод второй, не менее научный: он не как мертвый, айв самом деле мертвый.
Ворон уже собрался вонзить клюв в убитую змею, но замер.
– Ты всегда отличался недюжинным умом, Батаки, – опять обратился он к самому себе и гордо встряхнулся. Ему понравилось, как он выразил свою мысль. Наклонил голову, опять посмотрел на мертвого ужа и повторил: – Всегда отличался недюжинным умом. Не будь дураком и теперь. Змею съесть ты успеешь. Сначала надо позвать Карра. Он ни за что не поверит, что Тишайший мертв, пока не увидит своими глазами. С другой стороны, Карр почти ослеп, так что… И что? Если даже он не увидит Тишайшего глазами, опознание не исключено. У собак есть и другие органы чувств. Карр узнает его на ощупь. Или по запаху.
Мальчик затаился и старался не проронить ни звука, но, услышав эти рассуждения, не выдержал и засмеялся.
Ворон в ту же секунду вспорхнул на камень, наклонил голову и уставился на него большим черным глазом.
Мальчик вскочил:
– Не ты ли тот, кого называют ворон Батаки? Старый приятель Акки с Кебнекайсе?
Ворон, подумав, трижды кивнул.
– А ты, наверное, тот, кто летает с дикими гусями? Тот, кого они называют Тумметот? – Ворон задумался и повторил: – Тот – Тумметот. Хорошая рифма. Надо запомнить.
И на всякий случай пояснил: рифмой называется созвучие в окончании слов.
– Будь уверен. Тумметот – это именно я.
– Можно признать большой удачей, что я тебя встретил. Не знаешь ли ты, Тумметот, кто убил Тишайшего?
– Убил его камень. А камень толкнул я. И никакой он не Тишайший – он сам на меня напал.
– Его так звали – Тишайший. Форма, как ты и сам знаешь, не всегда соответствует содержанию. Но ты это ловко провернул! – Батаки вдруг перешел на нормальный язык, да еще и подмигнул. – У меня в здешних краях есть приятель, он-то точно будет рад, когда узнает. – Он помолчал и вновь принял ученый вид. – Радость друга – моя радость. Я был бы счастлив оказать тебе ответную услугу.