– Окажи. Объясни, с чего бы твоему другу радоваться смерти какого-то ужа?
– Это долгая и романтическая история. А у тебя хватит терпения ее выслушать? – усомнился Батаки.
Мальчик заверил, что терпения у него хватит, и выслушал всю цепочку событий последних лет. О Карре, о маленьком лосенке Грофелле, выросшем в огромного лося, об уже Тишайшем, который обезумел от жажды мести и чуть не погубил весь лес. Рассказал ворон и о бабочках-монашенках и их прожорливых гусеницах.
Мальчуган некоторое время сидел молча.
– Спасибо тебе, Батаки. Мне кажется, я теперь немного лучше понимаю лес. Скажи мне: а осталось что-то от Леса Мира и Покоя?
– Мало. В основном все уничтожено. Деревья выглядят как после пожара. Их надо валить. Пройдет немало лет, прежде чем наш Лес придет в себя.
– Тогда этот уж заслужил свою смерть. Только я в одном сомневаюсь – неужели он был настолько мудр, что наслал мор на гусениц? Вряд ли такой мудрый змей стал бы за мной охотиться.
– Нет, не наслал. Наверняка знал, что так всегда бывает: пожрут-пожрут червяки – и помирают. Иначе на земле бы и леса не осталось… – Ворон остановился и принял важный вид. – Биологический цикл. Зло наказано, справедливость восторжествовала.
– Конечно, Тишайший знал про этот твой цикл. Неглупый был змей, судя по рассказу…
Но ворон его уже не слушал. Он замер и насторожился.
– Слышишь? – сказал он тихо. – Карр в лесу. Карр будет счастлив! О, как он будет счастлив!
Мальчик прислушался:
– Слышу… он беседует с моими гусями.
– Наверняка бедняга притащился узнать, не слышали ли гуси что-то про его друга Грофелля.
Ворон помог мальчику спрыгнуть с валуна, и они побежали к озеру. Все до одного, гуси вышли на берег и окружили небольшую собаку. Собака была настолько стара, что, казалось, могла в любой момент упасть и умереть.
– Это Карр, – шепнул ворон. – Пусть сначала послушает гусей, а потом мы расскажем ему про ужа.
– В прошлом году, – неторопливо рассказывала Акка, – летели мы, Икеи, Какси и я, через лес. Большой еловый лес между Даларной и Хельсингландом. Это, скажу я тебе, лес – много часов ничего не увидишь, кроме ельника. Снег еще лежал кое-где между деревьями, и на берегах снег, а лед на реках только-только начал таять. Там вообще нет ни деревень, ни хуторов – один лес. Кое-где, правда, попадаются летние выгоны для уток и гусей, но зимой-то там нет никого. В лесу дорожки – люди по ним бревна вывозят. Осенью валят, а зимой вывозят.
Летели мы, летели и вдруг видим в лесу троих охотников на лыжах. Странно, но ружей у них не было. Только ножи и короткие пики. Собаки на поводке.
Наст на снегу был – молотком не пробьешь, так что они не особенно и следовали дорожке. Шли прямо через лес, по целине. И шли так… будто знают, куда и зачем идут и что там увидят.
Мы-то высоко летели, под нами весь лес как на ладони. И интересно нам стало – на кого же они охотятся? Спустились пониже и стали наблюдать. Видим – в зарослях большие, покрытые мхом валуны. Но странные какие-то валуны – все кругом бело, а на них ни снежинки.
Мы спустились, и вдруг камни зашевелились. Никакие это не валуны. Три лося. Бык и две коровы. Лось заметил нас и встал. Никогда не видела зверя больше и красивее. Увидел, что это всего-навсего стайка бедных гусей, и опять залег.
«Нет-нет, уважаемый, спать не время, – сказала я ему. – Охотники в лесу, и они идут прямо сюда».
«Спасибо, тетушка, – говорит лось. Медленно так, будто засыпает. – Спасибо за предупреждение, но вы же знаете: сейчас охота на лосей запрещена. Они, наверное, на лис пошли».
«Везде полно лисьих следов, только они на них и не смотрят. Поверь мне! Они знают, что вы здесь. У них нет ружей, только копья и ножи. Стрелять не решаются – боятся, что выстрелы услышат».
Лось и ухом не повел. Но лосихи забеспокоились.
«Может, гуси и правы», – сказала одна и начала вставать.
«Лежи спокойно. Никакие охотники сюда не придут. Можете быть уверены».
И что мы могли сделать? Поднялись в воздух и стали смотреть, что будет дальше.
Не успели мы подняться, лось встал, понюхал воздух и пошел прямо на охотников. Даже не скрывался – наступал куда попало, только хруст стоял от сухих веток. Остановился у замерзшего торфяника, даже прятаться не стал.
И вот он там стоит, а охотники все ближе. И когда они появились, он бросился бежать, но не к лосихам, а совсем в другую сторону. Охотники спустили собак и сами поспешили вслед за быком, только лыжи мелькали.
Лось закинул голову на спину и бежал. Снег летел из-под копыт, будто началась метель. И собаки, и охотники остались далеко позади. Он остановился, дождался, а когда они появились, опять побежал. Мы только тогда сообразили – он уводит охотников от своей семьи. Какое мужество, подумали мы. Он подвергает себя опасности, чтобы спасти близких. Никто из нас и не думал улетать – ни Какси, ни Икеи, ни я. Мы должны были досмотреть, чем все кончится.
Так продолжалось часа два. Мы не понимали, с чего бы охотники погнались за лосем, если у них даже ружей с собой нет. Неужели он решили взять его измором? Он же бегает в пять раз быстрее, чем они. А собаки к такому и подойти побоятся.
И тут мы увидели, что лось бежит уже не так быстро. И ноги ставит как-то неуверенно, осторожно. А на снегу следы крови.
И только тогда мы поняли, чего хотят эти охотники. Они рассчитывали, что им поможет снег. Лось очень тяжелый, при каждом шаге ноги его проваливались чуть не на полметра. А твердый наст сдирал шерсть и ранил кожу. Каждый шаг был для него мучением.
Охотники, собаки – они же почти ничего не весили по сравнению с этим огромным лосем. Он убегал от них, но все более медленно и неуверенно. И дышать стал по-другому – быстро, шумно. И не только потому, что ему было очень больно, – он просто-напросто устал от бега по глубокому снегу.
И в конце концов лось потерял терпение. Он остановился и повернулся к преследователям, готовый к последней битве. Увидел нас и крикнул:
«Вы, дикие, свободные гуси! Не улетайте, пока все не будет кончено! И в следующий раз, когда будете в Кольмордене, найдите Карра, пса лесника, и передайте ему, что Грофелль погиб достойной смертью!»
Акка замолчала. Пес с трудом встал и сделал два шага вперед.
– Грофелль прожил хорошую жизнь, – сказал он. – Он меня знал. Он знал, что храбрости мне не занимать. Я буду его оплакивать, но я рад слышать, что он погиб как храбрец. А теперь расскажите…
Он задрал хвост и поднял голову, стараясь принять гордую и достойную позу, но ноги его не держали, и он опустился на землю.
– Карр, Карр! – послышался человеческий голос.
Старый пес собрался с силами и с трудом встал:
– Хозяин зовет. Не ждать же ему. Я видел, как он заряжал ружье. Пойдем на охоту. В последний раз, наверное… Спасибо, гуси. Теперь я знаю все, что мне надо было знать, и могу спокойно умереть.
XXIII. Райский сад
Воскресенье, 24 апреля
На следующий день гуси летели на север над Сёрмландом. Мальчик смотрел и думал, как это не похоже на все, что он видел раньше. Ни просторных степных равнин, как в Сконе или Эстерйотланде, ни бескрайних лесов, как в Смоланде, а всего понемногу.
Взяли большое озеро, широкую реку, лес, как в Кольмордене, горы, как в Блекинге, нарезали все это на куски и раскидали как попало. Все, что он видел, было маленьким, почти игрушечным: крошечные, как блюдца, озера, небольшие поляны, приземистые холмы и маленькие рощи. И вправду как обрезки. Ничему не дали вырасти как следует. Только-только равнина начинает расправлять плечи, как тут же на пути возникает холм. И холмам не лучше – соберется какой-нибудь из них соединиться со своими собратьями в какое-то подобие горной гряды, ан нет! Тут же между ними в отместку пролезает полоска степи или находится какая-нибудь речушка. Но и речушке тоже не развернуться: захочет разлиться широким потоком и завести настоящие, как у больших рек, берега – так нет. Как назло, появляется озерцо.
Гуси летели вдоль берега, совсем близко к морю, и мальчик с удивлением заметил, что и морю здесь не позволяют быть морем. Тут и там раскиданы острова. Но и островам не дают расти! Все крошечные. Все-таки море не позволяет так себя унижать. Не на чем остановить глаз – все меняется и чередуется, как в калейдоскопе, который он получил от отца в прошлом году на ярмарке.
Хвойный лес – лиственный лес, лоскуты пашни – болота, усадьбы – хутора арендаторов, опять усадьбы, опять хутора.
На полях никого, зато на дорогах и тропинках полно людей. Все в черном, с книгами под мышкой и белыми носовыми платками в руках.
Сегодня же воскресенье, сообразил мальчик. Все идут в церковь. Он заметил две или три разодетые молодые пары в сопровождении родственников – ясно, венчаться едут. Еле ползет похоронная процессия. Изящные коляски, крестьянские телеги. Жители островов уже спустили на воду лодки – и все направляются в церковь.
Они летели, а под ними чередовались приходы. И везде, как бы цепляясь друг за друга, плыли звуки колоколов. Казалось, сам воздух превратился в этот торжественный, волнующий и в то же время успокаивающий звон.
Вот оно как, подумал мальчик. Куда ни полетишь, везде звонят колокола.
Ему стало хорошо от этой мысли. Он живет теперь в совсем другом мире, людям совсем незнакомом. Вернется ли он в мир людей – пока вопрос. Но теперь он понял, что заблудиться в этом новом мире он не может.
Не может он ни пропасть, ни заблудиться, покуда церковные колокола своими спокойными и могучими голосами указывают ему дорогу.
Они пролетели довольно большой кусок Сёрмланда. Вдруг мальчик увидел на земле небольшое пятнышко. Сначала решил, что это собака, но, когда посмотрел второй раз, заметил, что так называемая собака неотступно следует за стаей. По равнине, через лесные рощи, через канавы и ручьи.
Неужели опять Смирре? Не беда, скоро мы от него улетим. Разве может лис догна