да-нибудь в мой сад…
Он стоял и тряс решетку, а в глазах у него блестели слезы.
Мальчику очень захотелось его утешить.
– Не огорчайтесь, господин Карл, – сказал он. – Не забывайте, что никто, кроме вас, не смог бы содержать этот сад в таком образцовом порядке.
Садовник замолчал и задумался. Мальчику даже показалось, что лицо его немного просветлело. Но толком он не разглядел, потому что фигура садовника стала дрожать, бледнеть, а потом и совсем поблекла и растворилась в предутреннем тумане. И не только сам садовник – поблек и исчез весь Райский сад с его замечательными замками и дворцами, с фруктовыми деревьями, солнечным светом и ласковой зеленью газонов. Исчез, словно его никогда и не было.
Вокруг стоял дикий и неприветливый лес.
XXIV. Нерке
Исеттер-Кайса
Раньше в Нерке было вот что: там жила волшебница по имени Исеттер-Кайса. В других провинциях ничего такого и в помине не было.
Кайсой ее назвали, потому что она командовала ветрами и штормами, а таких ветреных волшебниц всегда называют Кайса. А поскольку она родилась на болоте под названием Исеттер, ее называли Исеттер-Кайса. Объяснить можно все. Или почти все.
Странно было бы предположить, что ветреная Кайса все время сидит в своем болоте. Здесь поговорка «Где родился – там и пригодился» неприменима. Непоседа Кайса появлялась то тут, то там. Во всей провинции Нерке не было места, где бы она не отметилась. Никто не застрахован от встречи с Кайсой.
Когда заходит разговор о троллях, всегда представляется что-то злобное и мрачное. Но к Кайсе это не относится. Кайса всегда была бодра и весела, а больше всего ей нравилось устраивать разные проделки с ветром. Как только начинало дуть по-настоящему, она тут же срывалась с места – так ей хотелось потанцевать на равнине в Нерке.
А провинция Нерке и в самом деле представляет собой сплошную равнину, огороженную со всех сторон поросшими лесом горами. Со всех сторон, кроме северо-востока, со стороны озера Йельмарен.
И когда ветер с Балтики поутру собирается совершить прогулку по суше, он проносится без всяких помех между холмами Сёрмланда и вламывается в Нерке как раз там, где ему ничто не мешает: через озеро Йельмарен. Он с гиканьем и свистом летит над равниной, но на западе натыкается на отвесные стены горы Чильсберген и отскакивает назад. Извиваясь, как змея, мчится на юг, а там уже поджидает гора Тиведен и отбрасывает его на восток. А на востоке лес Тюлё и гора Чеглан. Чеглан, как в детской игре, опять посылает ветер к Чильсбергену, Чильсберген – к Тиведену, Тиведен – к Тюлё. Ветер нарезает круги все теснее и теснее, пока не останавливается в середине и начинает кружиться на одном месте, изображая смерч. И тогда Исеттер-Кайса тут как тут. Она кружится вместе с ветром, длинные волосы развеваются в облаках, пепельная хламида подметает землю. Наверняка считает провинцию Нерке специально построенной для нее танцплощадкой.
А по утрам она любит забраться на самую высокую сосну на самой высокой вершине и наблюдать, что же происходит в ее владениях.
И если увидит зимой на дороге путников, тут же запускает метель и громоздит сугробы – и хорошо, если путники доберутся домой только к вечеру. А летом, в пору сенокоса, когда возы с сеном тянутся цепочкой к коровникам, ей становится жалко косарей. Два-три хороших порыва ветра – и на сегодня работа закончена. Скошенное сено летает над лугом, а косари усаживаются на опушке и ужинают чем Бог послал.
Что там говорить – только тем она и занималась, что выдумывала всякие проказы. Углежоги с Чильсбергена не смыкали глаз всю ночь – только заметит Кайса, что у ямы никого нет, тут же подкрадется и раздует огонь так, что пламя видно за километр. А если рудовозы задержатся со своим грузом до темноты, Кайса тут как тут – напустит такого тумана, что и дороги не видно. А кругом одни болота да топи.
Жена пастора в Глансхаммаре знала, что делает, когда летними вечерами подавала кофе в саду. Если не укрепить скатерть прищепками, Кайса тут же заметит и дунет так, что и скатерть, и чашки, и блюдца, и само угощение ищут по всему саду. И досадовать нечего – проделки Кайсы всем известны.
Вот, например, бургомистр Эребру мчится через всю площадь за сорванной ветром шляпой. А вот лайба с грузом овощей села на мель в озере. Белье вывесил сушиться – ищи его в пыли на пустыре.
Ветер загоняет дым очага назад в дымоход, в доме нечем дышать – не стоит удивляться: опять Кайса развлекается.
И вот что удивительно – никто на Кайсу особенно не обижался. Впрочем, почему удивительно – все знали, что Кайса никогда не обижает слабых, особенно детишек, но терпеть не может жадин и злюк. А старики даже рассказывают, что, когда загорелась церковь в Аскере, тут же появилась Кайса, сбила огонь на крыше и спасла церковь.
Обижаться не обижались, но устали от ее проделок порядком. Сама-то Кайса никогда не уставала: выдумывала все новые и новые затеи. Бывало, сидит на краю облака, смотрит на Нерке. Прекрасный край. Богатые хутора на равнине, шахты в горах, неторопливая речка, мелководные, богатые рыбой озера, роскошный город Эребру вокруг сумрачного старинного замка с основательными башнями по углам – все так хорошо, все так разумно и красиво, но… «Не чересчур ли разумно? Не чересчур ли красиво? – думает Кайса. – Разленятся люди, заскучают. Нужен кто-то вроде меня, чтобы не дать им закиснуть!»
Дико хохочет, стрекочет, как сорока, и мчится танцевать по равнине – от края до края. Мало кто может сдержать улыбку, увидев бегущие по полям пыльные вихри: опять Кайса куролесит. Досаждала она людям немало, но характер у нее был не злой.
Теперь утверждают, что Кайса вроде бы умерла. Утверждают, что теперь троллей и волшебниц вроде бы вообще нет. Не думаю. Если вы скажете, что в Нерке всегда будет царить штиль, тишь да благодать, что никогда больше ветер не будет танцевать на равнине, кто вам поверит?
Впрочем, тем, кто уверен, что Кайсы больше нет, полезно узнать, что случилось как раз в ту весну, когда Нильс Хольгерссон со стаей диких горных гусей прилетел в Нерке.
Канун ярмарки
Среда, 27 апреля
За день до ежегодной ярмарки скота в Эребру полил проливной дождь. Такого дождя даже старики не помнили. И думали про себя: точно как во времена Исеттер-Кайсы. Ярмарки Кайса любила больше всего. А как же, столько народу, пусть все узнают, на что она способна. Вполне в ее духе – устроить потоп накануне ярмарки.
И чем дальше, тем хуже. Уже, казалось, и так льет как из ведра, а дождь все усиливался и усиливался, а к вечеру превратился в настоящий водопад. Дороги размыло, и тем, кто еще не успел добраться до города, пришлось несладко. Волы и коровы устали до того, что не могли ногу поднять. Бедняги просто ложились в лужу посреди дороги – дальше не двинемся, хоть убейте. Хуторянам пришлось пускать на постой всех подряд, и вскоре постоялые дворы и хутора вдоль дороги были переполнены до того, что и курицу не втиснешь.
Кто-то старался дотянуть до постоялых дворов, но потом раскаивался – лучше было попросить убежища по дороге. Мест не было не только для скотины, но и для людей. Коровам и лошадям пришлось ночевать во дворе под дождем.
Теснота и грязь ужасающие, животные стояли в лужах и не решались лечь. Некоторые сердобольные крестьяне кое-как наскребли соломы для подстилок и укрыли бедняг, чем нашлось. А другие сидели в трактире, пили самогон, играли в карты и даже не думали о своих подопечных.
Стая остановилась на островке на озере Йельмарен. Здесь дождь лил так же, как и везде, и даже под крылом у Белого было мокро и неуютно. Сверху все время падали тяжелые ледяные капли. Мальчик спрыгнул на землю и начал бегать – ему показалось, что в движении дождь не так страшен.
Не успел он обежать островок, как услышал в проливе плеск и фырканье, и тут же на сушу выбрался конь. Это был старый, изъезженный одр, такой жалкий, что мальчуган не видел ничего подобного за всю жизнь. Ноги не сгибаются, отощал до того, что позвонки на спине выпирают, как зубья у пилы. Ни упряжи, ни седла. Только старая уздечка, а с нее свисает полусгнивший обрывок веревки. Такую привязь даже ему под силу оборвать.
Конь двинулся прямым ходом к месту ночевки гусей, и мальчик испугался – как бы доходяга не затоптал их сослепу.
– Эй ты, поосторожней! – крикнул он.
Конь повернулся и негромко заржал:
– А-а-а, вот ты где! Я километров десять протащился, чтобы тебя найти.
– А ты что, слышал про меня? – удивился мальчик.
– Я хоть и старый, но уши у меня есть. – И в доказательство конь прянул ушами. – В нынешние времена только про тебя и говорят.
Конь наклонил голову, и мальчуган увидел красивые, шоколадного цвета глаза на небольшой ладной голове и мягкие замшевые губы.
Наверняка хороший конь был когда-то, подумал мальчик. Туговато ему пришлось на старости лет.
– Я хотел тебя попросить помочь мне в одном деле.
Каком еще деле? Бедняга вот-вот упадет.
И Нильс пробормотал что-то насчет плохой погоды.
– Скажи уж, что просто не решаешься куда-то идти с таким стариком. – Конь, оказывается, знал, чем его взять.
– Почему это не решаюсь? Пошли, раз такое дело.
– Разбуди сначала гусей. Надо договориться, где им тебя завтра утром захватить.
Так мальчуган оказался на спине у коня. К его удивлению, конь трусил довольно бодро. Но все равно дорога в ночи под проливным дождем показалась ему невыносимо длинной.
Наконец они остановились у постоялого двора. Картина была удручающей. Заполненные водой колеи, не дай бог в такую угодить – утонешь. У забора привязаны штук тридцать – сорок лошадей, коров и волов, а во дворе стоят высокие кривые фургоны, куда запихали без разбору кур, поросят и овец.
Конь остановился у забора. Мальчик не слезал со спины – он ясно видел, несмотря на темноту, как мучаются животные.
– И как это вышло, что вы торчите здесь под дождем? – спросил он.