творители не могли о вас позаботиться? Почему вы попрошайничаете?
– Мы не сами… нас послали. Те, которые нас подобрали.
– Ну что ж… смотрю, мешки у вас полные. Жаловаться не на что. Так что давайте доставайте, что там у вас есть пожевать. Все женщины уже спят, подавать вам некому и нечего. А спать будете в углу у печи.
Девочки стали кланяться и благодарить, но он предостерегающе поднял руку и нахмурился:
– Нечего, нечего…
Радоваться надо, что у него был такой отец. Иначе он и сам бродил бы по дорогам с протянутой рукой.
И вдруг опять кто-то пронзительно, нараспев и с издевкой повторил его мысль: «…И сам бродил бы по дорогам с протянутой рукой…»
На этот раз он даже не удивился – мало ли что почудится в вое ветра. Странно было другое. Высказанная вслух, мысль уже не показалась ему такой уж мудрой. Наоборот, жестокой, лживой и глуповатой. Никто и не гнал его на дорогу с протянутой рукой. Они всегда жили зажиточно.
Девочки тем временем, не ожидая дополнительного приглашения, улеглись на пол и начали что-то бормотать.
– А потише нельзя? – пробурчал хозяин.
Он вдруг так разозлился, что готов был побить этих нищенок.
Но бормотание продолжалось.
– Молчать! – рявкнул он.
– Когда мамочка уехала, – услышал он ясный детский голосок, – она взяла с нас слово, что мы никогда не ляжем спать без вечерней молитвы. Ни я, ни Бритта-Майя. Мы быстро, дяденька…
Он замер и прислушался. Девочки и в самом деле бормотали слова псалма: «Боже, любовь Твоя к детям Твоим неизбывна…»
Хозяин опять начал шагать по комнате – от стены к стене, из угла в угол.
Изуродованный несчастный конь. Крошечные девчушки, вынужденные побираться на дорогах. И все это – работа его отца. Может, и не всегда отец был прав?
Он сел на стул и спрятал голову в ладони. Внезапно лицо его исказилось, и потекли слезы. Он поторопился их вытереть, но слезы текли и текли, вытирай не вытирай.
Открылась дверь из спальни матери. Он отвернулся, но она подошла и долго стояла у сына за спиной. Ждала, что он скажет хоть что-то. Мужчинам всегда трудно говорить о том, что их мучит. Надо бы как-то ему помочь.
Старушка все видела и слышала из своей спальни, так что ей ничего не надо было спрашивать. Не дождавшись ни слова, подошла к спящим девочкам и осторожно, одну за другой, перенесла их в свою спальню.
Вернулась к сыну.
– Вот что, Ларе, – сказала она, делая вид, что не замечает его слез. – Эти девочки останутся у нас.
– Что ты такое говоришь, мама?
– То, что слышишь. Я уже много лет места себе не нахожу. До чего же мерзко мы поступили с их матерью! И у тебя, как я вижу, совесть заговорила.
– Да, но…
– Девочки останутся у нас, – повторила она. – Мы воспитаем из них хороших людей. Нечего им попрошайничать по дорогам.
Он не нашелся что ответить. Слезы перешли в хриплые рыдания. Он взял увядшую руку матери и погладил.
И тут же вскочил, словно испугался чего-то:
– А что бы отец сказал?
– Отец жил в свое время. А теперь пришло твое. Пока он был жив, ты обязан был его слушаться. А теперь ты сам хозяин. Так покажи себя таким, какой ты есть.
Сына настолько удивили эти слова, что он даже плакать перестал.
– Я и показываю, – пробормотал он.
– Ничего ты не показываешь. Подражаешь отцу, вот и все. Отец жил в тяжелые времена, выбился из бедности и до смерти боялся опять впасть в нищету. Надо в первую очередь о себе думать, говорил он все время. Чуть не каждый день я от него слышала: если о себе не думать, кто о тебе подумает? А ты? Тебе такого и не снилось пережить, что пережил твой отец. Так почему же ты так очерствел? У тебя добра куда больше, чем нужно, так как же при таком богатстве не подумать о других?
Когда девочки вошли в дом, мальчуган проскользнул вслед за ними и спрятался в темном углу. Он почти сразу нашел ключ от сенника, торчавший из кармана хозяйского плаща.
Сейчас он выгонит девчонок, и я убегу с ключом.
Но оказалось, что никто их выгонять не собирается. И что теперь делать?
Он сидел в своем углу и наблюдал за хозяином. Мать говорила и говорила, сын ее постепенно успокоился, перестал плакать. Лицо его подобрело, исчезли хмурые складки на лбу и щеках. Совсем другой человек. Он не выпускал морщинистую руку матери и гладил ее, гладил…
– Теперь пора тебе спать, – сказала мать.
– Нет. – Хозяин быстро встал со стула. – Еще не пора. Есть еще один бездомный, которому я должен предоставить кров в такую ночь.
Он быстро накинул плащ, взял фонарь и вышел. Ветер не стихал, по-прежнему шел дождь вперемешку со снегом. Погода – хуже не придумаешь, но он, как ни странно, напевал что-то себе под нос. Интересно, не обижен ли на него коняга? Узнает ли свое стойло?
Он услышал, как где-то хлопнула дверь.
Опять этот сенник. Неужели плохо его запер? Подошел к сеннику и услышал внутри какой-то шорох.
И как же так получилось?
А получилось вот как: когда хозяин открыл дверь, мальчик молнией проскользнул в темноту. Но животных на дворе не было. Ключ не понадобился: замок не устоял против еще одного порыва ветра, и все – и лошади, и коровы – потянулись в пропахший сеном сарай. За ними туда вбежал и мальчик – именно этот звук и услышал хозяин.
Он посветил фонарем и обомлел. На полу не было свободного места. Там спали вповалку животные. Людей с ними не было, и животные, как ни странно, не были привязаны.
– Это еще что такое? – закричал хозяин. – А ну, убирайтесь отсюда!
Но все спали мертвым сном. Только один конь с трудом поднялся на ноги и подошел к нему.
Хозяин осекся на полуслове. Он сразу узнал его. Поднял фонарь, и конь положил голову ему на плечо. У хозяина заныло сердце.
– Хороший ты мой, – горячо зашептал он, обхватив шею коня. – Что они с тобой сделали? Не бойся, я тебя выкуплю, ты опять будешь со мной и никуда отсюда не уйдешь. Ладно, пусть и остальные дрыхнут, раз уж ты их привел. Получишь столько овса, сколько захочешь! – Он погладил коня. – А ты еще ничего! Тебя подкормить, и ты еще хоть куда! Опять будешь красавцем, опять на тебя будут люди заглядываться… Ну, ничего, ничего… хороший ты мой…
XXV. Ледоход
Четверг, 28 апреля
Взошло солнце. Отмытая дождем земля засверкала свежими весенними красками. Дул, правда, довольно сильный западный ветер, но и это было уместно: быстрее высохнут дороги, ставшие за вчерашний день совершенно непроезжими.
Рано утром из Сёрмланда в Нерке шли двое детей. Брат и сестра – Оса-пастушка и малыш Мате. Дорога шла вдоль южного берега озера Йельмарен, покрытого сверкающим в утреннем солнце льдом. В конце апреля лед обычно темнеет, становится ноздреватым, колючим, покрывается неопрятными промоинами. Но не сегодня. Сегодня он выглядел приветливым, чистым, сиял белизной и словно приглашал прогуляться. Крепкий и сухой – даже непонятно, куда девалась вода после вчерашнего дождя. То ли ушла в какие-то невидимые полыньи и трещины, то ли впиталась в лед.
Осе-пастушке и малышу Матсу одновременно пришла в голову мысль: сколько времени и сил удалось бы сберечь, если не обходить озеро, а перейти его по льду! Им, конечно, много раз говорили о коварстве весеннего льда, но этот выглядит таким надежным и крепким, что… почему бы не попытаться?
Дети подошли поближе. У берега толщина несколько дюймов, не меньше. Даже тропинка проложена – не они первые. И идти не так далеко – час, не больше.
– Попробуем? – спросила Оса. – Главное – в полынью не угодить. И они ступили на лед. Он оказался совсем не таким скользким, как можно было подумать. Идти очень приятно, хотя кое-где сочится вода, и лед там темный и пористый. Ясно, что такие места надо избегать, особенно если идешь в темноте, но сейчас-то их видно издалека.
Дети шли быстро и легко и радовались, какие они умные. Не пошли по грязной и размытой дороге в обход чуть не всего озера.
Так дошли до островка, где стояла крестьянская хижина. Старушка увидела их из окна, выскочила на берег и что-то крикнула, они не расслышали. Судя по тому, как она размахивала руками, хотела предупредить, чтобы вернулись – опасно.
Но им-то, на льду, лучше знать, опасно или не опасно. Дети весело помахали старушке, миновали остров и пошли дальше.
А здесь все изменилось. Появились большие промоины, их пришлось обходить. Но это было даже весело. Дети затеяли игру – кто первый найдет лед покрепче. Они не устали и есть пока не хотели – весь день впереди. Они звонко хохотали, вприпрыжку обегая очередную лужу.
Странно, шли уже больше часа, а берег все не приближался. Они даже не думали, что озеро может быть таким широким.
– Мне кажется, тот берег от нас уплывает, – сказал малыш Мате.
Внезапно подул ровный и сильный ветер. Он прижимал одежду к телу, иной раз так плотно, что нелегко было шевельнуть ногой или рукой. А потом задувал в лицо, и идти становилось совсем трудно.
Это было неприятно и неожиданно.
И совсем уж трудно было понять, отчего ветер дует с таким странным гулом, будто где-то работает большая мельница или механическая мастерская. Откуда посередине озера взяться мельнице?
Они прошли еще один большой остров. Теперь-то до берега совсем близко. Но и ветер крепчал, и заметно сильнее стал гул. Теперь он напоминал глухие раскаты грома.
Дети беспокойно поглядели друг на друга.
Они поняли, что означает этот далекий гул.
Но как это может быть? Ведь озеро покрыто льдом!
Остановились. Поодаль, где-то около Медвежьего острова, заметили белый вал поперек озера. Сначала им показалось, что это насыпь вдоль зимника, но вгляделись и сообразили: никакая не насыпь. Это пена. Волны, подгоняемые сильным ветром, разбивались о лед и рассыпались мириадами брызг.
Они взялись за руки и, не говоря ни слова, побежали. Лед с западного берега взломан. Мало того, пенная полоса быстро приближается к ним. Дети не знали, везде ли начался ледоход или только там, у берега, но при таком ветре много времени не пройдет. Единственное, что понимали ясно – они в опасности.