Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции — страница 57 из 105

– Дяденька медведь! – завопил мальчик. – Не слышите, что ли? Уже курок взвели! Бегите отсюда!

Медведь схватил мальчугана в зубы и рванул с места. Он бежал, неуклюже раскидывая лапы и припадая к земле, но с такой скоростью, что и скаковой конь бы позавидовал.

Прогремели два выстрела, пули просвистели совсем рядом, но медведь уцелел.

Вскоре они оказались в лесу. Мальчик проклинал себя на чем свет стоит – никогда в жизни не был таким дураком. Зачем он это сделал? Промолчал бы – медведя застрелили, и он был бы целехонек.

Но он так привык выручать зверей из беды, что даже не подумал о такой возможности. Звери ведь так беззащитны перед человеком с его ружьями, капканами… с его железом.

Медведь остановился, отдышался и посадил мальчика на землю.

– Спасибо, малыш, – сказал он. – Если бы не ты, мне конец. Охотник точно бы не промазал. И так и быть… я тебя оставлю в живых. Мало того, хочу отплатить тебе за услугу. Если наткнешься в лесу на медведя, скажи ему вот что.

Он нагнулся к уху мальчика, прошептал несколько слов и заспешил в лес – ему показалось, он слышит лай собак и звуки погони.

А ошеломленный мальчик сидел во мху и не верил в свое чудесное спасение.

* * *

Дикие гуси весь вечер летали над лесом, кричали свое «Где ты? Я тут», не пропустили ни одной полянки, ни одной рощицы.

Тумметота нигде не было. Они искали даже после захода солнца, а когда наступила темнота, опустились для ночевки в прескверном настроении.

Мало кто верил, что мальчик уцелел – упасть с такой высоты! Конечно, он разбился и лежит мертвый где-то в лесной чаще, там, где они не могут его увидеть.

А на следующее утро, когда первые лучи солнца засияли над горой, мальчик, как всегда, лежал под крылом у Белого. Он не мог удержаться от смеха – как удивились гуси, какой шум и радостный гогот подняли, как каждый захотел потрогать его клювом и погладить кончиком крыла.

Гуси даже не спешили поесть перед полетом – так им было интересно узнать, что же случилось с их Тумметотом.

Он быстро рассказал про все свои приключения с медвежьим семейством.

– Ну, а как я к вам попал, вы, наверное, и сами знаете.

– Ничего мы не знаем! Ничего мы не знаем! Думали, ты разбился! Думали, разбился!

– Странная история, – задумчиво сказал мальчуган. – Когда этот громила, папаша медвежьего семейства, пошел своей дорогой, я залез на елку и уснул – так от него устал. А еще до рассвета проснулся – оказывается, лечу. В когтях у здоровенного орла. Ну, думаю, конец. А он меня клювом не тронул. Приволок сюда к вам, бросил и улетел. И все молча.

– А он не назвался? – спросил Белый.

– Я даже спасибо сказать не успел. Думал, матушка Акка его послала.

– Странно-странно-странно! – гоготнул Белый. – А ты уверен, что это был орел?

– Как я могу быть уверен, когда в жизни живого орла не видел? Но он такой здоровенный, что название «орел» как раз по нему.

Белый повернулся к стае – спросить, что они про все это думают. Но гуси задрали головы в небо и, казалось, размышляли о чем-то другом.

– По-моему, мы забыли позавтракать, – сказала Акка, и стая взмыла в воздух.

XXIX. Дальэльвен

Пятница, 29 апреля

В этот день Нильс Хольгерссон увидел южную Даларну. Гуси летели над гигантскими рудными полями, фабриками в Людвике, над металлургическими заводами, заброшенными шахтами, над поселками со старинными церквами, над рекой Дальэльвен. Поначалу, глядя на дымящие тут и там фабричные трубы, мальчик решил, что все это очень похоже на Вестманланд, но когда увидел Дальэльвен, понял – нет, не похоже. За все время путешествия он впервые видел настоящую полноводную реку – широкая и мощная, она несла свои воды на восток.

У понтонного моста стая повернула на северо-запад и полетела вдоль реки – наверное, у Акки были свои ориентиры. Мальчик смотрел на застроенные бесчисленными домами берега, на речные пороги. Тут, конечно, тоже стояли фабрики – как не использовать даровую энергию низвергающейся воды? Опять понтонные мосты, опять паромные переправы, плоты, от которых отрываются бревна, железнодорожный мост. Большая, настоящая река, и мальчик постепенно понял, как важна она для всего этого края.

Они долетели до места, где Дальэльвен поворачивала на север. В излучине не оказалось ни деревень, ни поселков, и гуси опустились на луг – отдохнуть и пощипать травку. Мальчуган воспользовался передышкой и сбежал к реке. Дорога упиралась в переправу. Прежде он никогда не видел, как люди и лошади переплывают реку на пароме. Интересно же посмотреть! Укрылся соломой и затаился. И ему тут же захотелось спать.

«Ничего удивительного после ночи в объятиях медведя», – успел он подумать и тут же заснул.

Проснулся от звука голосов. Совсем рядом неторопливо беседовали люди. Им надо было на паром, но на реке, откуда ни возьмись, появилось целое стадо больших льдин, и паромщик решил дождаться, пока вода очистится. Присели на берегу и разговорились от нечего делать. Говорили о реке, о ее капризном нраве.

– Интересно, будет ли такой же паводок, как в том году? – спросил один из крестьян. – Телеграфные столбы из воды торчали, мост унесло. Злодейка, а не река.

– У нас-то в прошлом году терпимо было. Зато в позапрошлом унесло целый сеновал. Наказание, а не река.

– Ну и ночка была! – вставил третий, по виду железнодорожный рабочий. – Большой мост в Думнарвете чудом уцелел. Никто даже спать не ложился. Дьявол, а не река.

– Да, река наша мастерица, если что порушить, – сказал молодой крестьянин, высокий и стройный парень. – Но слушаю я, как вы ее обзываете, и вспоминаю пастора у нас в приходе. Пришли к нему гости, сидят в саду и тоже, как вы: «Ох, река! Ах, река!» Я тоже там был. Тут пастор и говорит: «Раз вы так уж не любите нашу реку, расскажу-ка я вам историю». И рассказал. А когда закончил, никто даже рта не раскрыл, чтобы сказать плохое слово про Дальэльвен. Думаю, и вы попридержали бы языки, если бы услышали его рассказ.

Остальные хором загалдели – давай, мол, выкладывай, что там твой пастор нарассказывал.

Было когда-то у норвежской границы горное озеро. В нем брала начало речушка, маленькая, но такого буйного нрава, что прозвали ее Стурон, что значит Большая река.

Вот покинула речка озеро и стала оглядываться: куда дальше деваться? А деваться некуда. Одни горы, куда ни погляди: хоть прямо, хоть налево, хоть направо. Заросшие лесом холмы, а кое-где и настоящие горы.

Посмотрела на запад – горы. На севере – горы. На востоке – горы. Стала наша шалунья подумывать, не вернуться ли назад в озеро.

А потом все же решила: попробую-ка я пробиться к морю. Попытка – не пытка.

И ринулась в путь.

Любой сообразит, что это за работа для реки – пробивать дорогу. Даже если не горы, а лес – все равно валить надо сосну за сосной, а сколько их там, этих сосен, один Бог знает. Лес в те далекие времена был везде, и такой лес – ого-го! Не то что нынче. Конечно, по весне речка наша силу поднабирала – сначала в лесах снег тает, потом талая вода с гор хлещет. Летом так, работала понемножку, а весной рвалась вперед, камни выкорчевывала, пробивала дорогу сквозь песчаники. И осенью – не так, конечно, как весной, но тоже. Как дожди начнутся, принимается за работу.

И вот в один прекрасный день Стурон, как всегда, занималась своим делом и вдруг услышала тихое журчание. Она даже остановилась и стала прислушиваться: это еще что такое? Лес – а в те времена лес был везде – стал подтрунивать над нашей речкой:

– Думала небось, ты одна такая в мире? Тогда я тебе скажу, что там журчит. Это, моя дорогая, журчит речка Грёвель из озера… из какого ты бы думала озера?

Речка покачала волнами – не знаю, мол, откуда мне знать.

– Не знаешь, – зашелестел лес, – не знаешь, так узнай. Никакой загадки нет: озеро тоже называется Грёвель. Речка Грёвель из озера Грёвель. Она уже прорыла себе русло через долину и успеет к морю не позже тебя. А может, и раньше.

Но наша-то речка, Стурон, с характером. Услышала, о чем лес шуршит, да так прямо и отвечает, не задумываясь:

– Ты, лес, который везде, передай этому ручейку Грёвелю, что ему, бедняге, ни за что до моря не добраться. Передай этому ручейку Грёвелю – Большая Река Стурон направляется к морю, и она ему, этому ручейку, поможет, но только если он составит ей компанию.

– Ну и нахалка ты! – удивился лес. – Передам, конечно, только не думаю, чтобы Грёвель остался доволен таким предложением.

Но лес ошибся. И на следующий же день смущенно пролепетал:

– Грёвель, или, как его теперь называют, Грёвельон, просил передать, что ему приходится довольно несладко. И еще сказал, что будет рад слиться с по-настоящему Большой Рекой Стурон.

Тут, понятно, дело пошло быстрее. Долго ли, коротко, пробила река себе дорогу и увидела впереди узкое, красивое озеро, в котором отражались горы.

– Как! – Стурон опять остановилась от изумления. – Неужели я сделала круг и вернулась к тому озеру, откуда вышла?

– Ну, нет, – зашелестел лес, а в те времена лес был везде. – Не пугайся, это не твое родное озеро. Это другое. Его наполняет водой река Сёрэльвен – очень достойная и трудолюбивая река. Эта превосходная, достойная и трудолюбивая река только что закончила наполнять озеро и теперь ищет из него выход.

И когда Стурон услышала эти речи, взъерошила свои волны и крикнула:

– Ты, лес, который везде и который во все сует свой колючий и лохматый нос! Передай этой достойной и трудолюбивой речке Сёрэльвен, что явилась Большая Река Стурон. И если она, эта достойная и трудолюбивая река, позволит мне протечь через ее озеро, я окажу ей ответную услугу: возьму с собой к морю.

– Передам, конечно, – прошуршал лес. – Только не думаю, чтобы река Сёрэльвен согласилась на твое предложение. Она ничуть не меньше и не слабее тебя.

Но на следующий же день лес не сразу и нехотя, но сообщил: Сёрэльвен просила передать, что устала в одиночку прокладывать дорогу и с удовольствием воссоединится со своей сестрой Стурон.