И добрались они до моря.
И когда море уже показалось на горизонте, обе одновременно вспомнили о своем долгом состязании. Вспомнили, каких трудов им стоил этот путь.
Внезапно реки почувствовали себя старыми и усталыми. Им казался странным их молодой задор и все это глупое соревнование, отнявшее столько сил и столько тысяч лет.
И они одновременно спросили: зачем все это было нужно?
Но лес не ответил: благодаря их трудам он был уже не везде. Лес остался далеко позади. Сами они тоже не могли повернуть назад, чтобы узнать ответ на этот вопрос. Они не могли увидеть, как в расчищенные ими долины пришли люди, как они начали строить города и поселки по берегам Восточной Дальэльвен и Западной Дальэльвен.
А в местах, которые они оставили нетронутыми, и до сих пор нет ничего, кроме непроходимых лесов и скал.
XXX. Главная доля
Старый шахтерский город
Пятница, 29 апреля
Пожалуй, во всей Швеции нет города, который ворон Батаки любил бы, как Фалун. Как только по весне появлялись первые проталины, он прилетал сюда и несколько недель проводил в старом шахтерском городе.
Фалун лежит в долине, которую делит пополам короткая речка. На северной половине – небольшое красивое озеро с зелеными берегами, на южной – залив озера Рунн. Залив называется Тискен. Собственно, это даже не залив, а отдельное озеро, потому что с озером Рунн его соединяет только узенький пролив. Вода в Тискене грязная, а заваленные мусором болотистые берега черны и безобразны.
На востоке долины – невысокая гора, поросшая по вершинам мачтовыми соснами и раскидистыми ажурными березами. А в предгорье зеленеют сады.
На западе тоже гряда скал, но голых и пустынных, разве что примостились кое-где чахлые ели. Никаких украшений, кроме разбросанных тут и там огромных круглых валунов.
А город Фалун расположился по обоим берегам речки. На зеленой половине стоят статные, красивые здания: две церкви, ратуша, дом предводителя дворянства, банк, гостиницы, большие, богатые виллы.
На другой половине, черной, ряды красных одноэтажных домиков, пустые дощатые тротуары, и надо всем этим нависают огромные фабричные здания.
А совсем за городом, в каменной пустыне, когда-то знаменитые фалунские шахты с подъемниками, паровыми насосами, древними полуразвалившимися строениями на изрытой земле, черными пирамидами терриконов и длинными рядами проржавевших плавильных печей.
Но мы забыли про ворона Батаки. А ворон Батаки прилетал сюда вовсе не затем, чтобы любоваться на богатые усадьбы и красивое, прозрачное озеро на северной половине. Ему до них никакого дела не было. Единственное, что его интересовало, – невзрачное и загаженное озеро Тискен.
Ворон Батаки отличался исключительной любознательностью. Он любил все, что заключало в себе тайну. Все, что давало толчок для догадок и предположений, все, что наводило на размышления. А на черной стороне города таких загадок хоть отбавляй. Почему, например, этот старинный, деревянный, одноэтажный, выкрашенный красной краской поселок не сгорел давным-давно, как сгорели такие же красные, такие же одноэтажные, такие же деревянные поселки по всей стране? Почему покосившийся подъемник на краю шахты до сих пор не упал? А Стотен, эта громадная яма посреди выработки? Он даже летал туда несколько раз на дню – хотел понять, как и почему появилась эта ямища.
Его восхищали и приводили в недоумение огромные пирамиды шлака, окружавшие выработку, как древняя крепостная стена. Он мучительно искал ответ на вопрос, что хочет сказать маленький колокол, который звонит сутками напролет год за годом.
Но больше всего его интересовало, что же творится там, под землей, в одной из бесчисленных шахт, где люди уже много столетий добывают медную руду. Из-за этих шахт земля здесь стала похожа на гигантский муравейник.
Когда ему удалось более или менее понять все эти хитрости, он оставил эту индустриальную пустыню и полетел на Тискен. Ему надо было привести в порядок полученные сведения, а также решить вопрос, почему здесь между каменными плитами не растет трава.
Озеро Тискен в составленном вороном Батаки реестре озер Швеции числилось на первом месте. Это было не озеро, а сплошная загадка. Почему, например, там не водится никакая рыба? Или почему иногда, особенно после сильного ветра, вода в нем становится совершенно красной, в то время как впадающий в озеро ручей с шахтными стоками не красный, а ядовито-желтый? Ему были интересны и куски кладки, и полусгнившие бревна – остатки давно снесенных зданий на берегу, а самая главная загадка – уютный поселочек Тисксаген, еле заметный за роскошными фруктовыми садами. Как мог уцелеть этот поселок между каменной пустыней рудников и озером с такой странной водой?
В тот год, когда Нильс Хольгерссон летел с гусями через всю страну, на берегу Тискена еще стояло необычное строение. Дом – не дом, сарай – не сарай. Жители называли его попросту – Сероварня. Там готовили серу. Когда-то Сероварня, как и большинство домов в Фалуне, была выкрашена красной фалунской краской, но с годами краска поблекла и стала серо-бурой. Окон нет, только ряд похожих на бойницы узких щелей, закрытых к тому же черными ставнями. Двери надежно заколочены.
Это загадочное строение возбуждало у Батаки нестерпимое любопытство. Подогревалось оно еще и тем, что ворону ни разу не удалось туда проникнуть.
И в один прекрасный день ворон Батаки угодил в историю. Ветром открыло одну из ставен, прикрывающих узкие окна-бойницы. Батаки, разумеется, не мог пропустить такой удачный момент и ринулся в окошко.
Лучше бы он этого не делал, потому что, не успел он осмотреться, как под следующим порывом ветра ставня захлопнулась. Ворон Батаки оказался в плену. Он подождал немного – если ветру один раз удалось открыть ставню, то почему бы ему не проделать такой фокус еще раз?
Батаки долго смотрел на ставню и припоминал разные философские законы: закон повторяемости, закон парности случаев и тому подобное.
Но ветер, похоже, не был знаком с этими законами. Или ему просто-напросто надоело играть со ставней.
В помещении было довольно светло – стены потрескались, в них зияли щели. Батаки, по крайней мере, удовлетворил свое любопытство. Собственно, смотреть было не на что. Посредине стояла большая печь и пара вмурованных котлов. И всё.
Он попрыгал по печи и задумался.
Желание выбраться перевешивало любознательность. Но выбраться невозможно. Двери заколочены, окна закрыты ставнями. Ветер прийти на помощь не хочет.
Как называется положение, когда невозможно выбраться? Такое положение называется заточением.
«Значит, я оказался в заточении», – решил ворон и начал каркать, и каркал чуть не весь день. Мало найдется птиц, которые могут производить такой шум, как вороны, поэтому в округе стало известно – ворон Батаки попал в тюрьму.
Первым услышал новость тигровой масти кот из поселка Тисксаген. Рассказал курам, а те начали кудахтать так, что все пролетающие птицы уже знали, в какую беду угодил старый, мудрый и ученый ворон Батаки. А от них узнали и городские обитатели – галки, голуби, вороны и воробьи. Не прошло и двух часов, как к Сероварне слетелись сотни пернатых зевак. Нет, конечно, зеваками их назвать нельзя – они очень сочувствовали ворону, каркали, чирикали, ворковали, но помочь ничем не могли.
Внезапно раздался резкий, хриплый голос старого Батаки:
– Помолчите вы хоть минуту и послушайте, что я вам скажу. Раз уж вы так хотите помочь… если я правильно истолковал ваше чириканье, – ученый ворон, как все настоящие ученые, всегда сомневался в своей правоте, – если я вас правильно понял, то сделайте вот что: летите и найдите стаю диких гусей под предводительством старой Акки с Кебнекайсе. По моим расчетам, в эти дни они должны быть где-то в Даларне. Расскажите ей все как есть. У нее есть друг, и только он может мне помочь.
Почтовая голубка Агарь, лучший почтальон во всей стране, нашла гусей на берегу реки Дальэльвен. И уже в сумерках Акка с Кебнекайсе опустилась на землю рядом с Сероварней. На спине у нее сидел Тумметот. Стая осталась на островке на озере Рунн: Акка посчитала, что от гусей будет больше шуму, чем пользы.
Посоветовавшись с Батаки, они с Тумметотом полетели на ближайший хутор.
Акка медленно пролетела над садом и березовыми посадками, то и дело поворачиваясь к Тумметоту. Потом пролетела еще раз. Наверняка тут есть дети – повсюду разбросаны игрушки. По двору бежит звонкий весенний ручеек… а там, подальше, то, что нужно. Стамеска. На козлах – недостроенная байдарка. Там мальчуган прихватил небольшой моток парусного шпагата.
Они полетели назад к Сероварне. Акка высадила мальчика на крыше. Он привязал шпагат к дымовой трубе и спустился в помещение. Батаки, как всегда изысканно и витиевато, поблагодарил его сначала «за помощь», но потом, не в силах изменить научному складу ума, поправился и сказал вот что:
– Искренне благодарен за желание помочь.
Мальчик, не теряя времени, приступил к работе.
Стены в помещении были не толстые, но мальчику не хватало сил ударить по стамеске как следует. К тому же камушек, который он подобрал вместо молотка, был слишком легкий. Тяжелый ему не поднять. И работа шла очень медленно: с каждым ударом удавалось отковырнуть от доски совсем маленькую щепочку. Даже крыса прогрызла бы быстрее, подумал мальчик и удвоил усилия. Придется работать всю ночь, а может, и утро захватить. Дыра должна быть достаточно большой, чтобы в нее смогла пролезть такая крупная птица, как ворон Батаки.
А Батаки не терпелось выйти на свободу. Он даже глаз не сомкнул: стоял за спиной у мальчика и переживал за каждый неудачный удар – всплескивал крыльями, подпрыгивал и качал головой.
Мальчик поначалу взялся за дело очень рьяно, но постепенно удары становились все реже, а потом и совсем прекратились.
– Ты устал, – сказал ворон. – Наверное, физические усилия тебя утомили, и ты не в силах продолжать