Все черно, неприютно, мрачно. Кое-где остались лиловые кустики вереска. И черная, мертвая вода в расщелинах. Вот и все. Не зря мальчугану сразу стало не по себе.
С появлением детей стало весело и шумно. Заброшенное плато словно расцвело и осветилось надеждой – а вдруг мальцам и вправду удастся вдохнуть в это пепелище новую жизнь?
Дети немного поели, отдохнули, взялись за кирки и лопаты и начали работать. Лесники показывали, что и где надо делать, и они бережно и старательно укрепляли саженцы в чудом сохранившихся островках почвы.
Наверное, у них недавно был урок ботаники – они всерьез и со знанием дела обсуждали, как корни этих маленьких сосен укрепят землю, как они защитят ее от выдувания, как хвоя постепенно превратится в перегной. Наверняка ветром принесет какие-нибудь семена, и уже через пару лет они будут собирать здесь, на голых скалах, дикую малину и чернику. А саженцы со временем превратятся в высокие деревья, настоящие корабельные сосны, и из них будут строить красивые дома и корабли.
А если бы они сюда не пришли, остатки почвы унесло бы ветром и смыло дождем, и гора бы умерла навеки.
– Да, – серьезно сказала маленькая девочка. – Успели, можно сказать, в последнюю минуту. Ай да мы!
И дети тут же заважничали.
Пока дети работали, родители этой девочки сидели за столом в своем доме и обсуждали, выйдет ли что-то из этой затеи. Вряд ли. Все это учителя выдумали. Хорошо, с одной стороны, дети к труду приучаются. Но с другой – забава, конечно. Что там может вырасти? И все равно посмотреть интересно.
Сказано – сделано. Не успели выйти из дому, на коровьей тропе встретили соседей. Потом еще одних, и еще.
– Вы куда?
– На пожарище…
– На детей поглядеть?
– На детей.
– Пустое…
– Пустое… Пусть поиграют.
– Что они там могут посадить? Маленькие еще.
– Я кофейник несу, пусть погреются.
– Это да… весь день на сухомятке. Замерзнут.
Но когда родители поднялись на гору, их встретили веселые, раскрасневшиеся дети. А когда присмотрелись, увидели, что дети сделали большую работу – посадили сосны, пробили борозды, горстями снесли туда крохи земли и посеяли семена. Сейчас они пололи вереск, чтобы не задушил посадки. Детишки были настолько увлечены, что даже глаз не поднимали на родителей.
Отец девочки тоже начал выдирать кустики вереска, больше для забавы. Еще кто-то последовал его примеру. И тут уже детям пришлось учить родителей, как правильно взяться за дело.
Постепенно взрослые включились в работу, и стало еще веселей. Выяснилось, что с приходом родителей инструмента на всех не хватит. Двоих самых длинноногих послали в поселок за лопатами.
Там их спросили:
– Где весь поселок? Что там случилось? Какое-нибудь несчастье?
– Никакого несчастья не случилось. А поселок на пожарище, сажает лес.
– Раз весь поселок там, что ж мы-то дома сидим!
И через полчаса на плато потянулись люди. Сначала стояли молча и смотрели, а потом, один за другим, начали помогать.
Конечно, весело сеятелю выйти на собственное поле и посмотреть на дружные всходы, но здесь было еще веселее.
Потому что вырастут не тоненькие колосья, а настоящие деревья с толстыми ветвями и могучими стволами. И будут стоять много, много лет. Здесь зажужжат насекомые, запоют дрозды, станут токовать тетерева и глухари. На этом черном, выгоревшем плато закипит настоящая лесная жизнь.
А потом придут другие поколения и вспомнят, как их отцы и матери заложили этот памятник человеческому труду. Могли бы получить в наследство голые скалы, а получат густой, гордый лес.
И когда это до них дойдет, они еще больше будут чтить мудрость и трудолюбие родителей. И вспомнят их с любовью и благодарностью.
XL. День в Хельсингланде
Большой зеленый лист
Четверг, 16 июня
На следующий день Горго нес мальчика над Хельсингландом. Все здесь было с иголочки, новенькое: и свечки новорожденных сосновых шишек, и желтые ноготки на еловых лапах, и клейкие березовые листочки, и изумрудная трава на лугах, и всходы на полях. Почти весь Хельсингланд оказался высокогорьем, но в ущелье между горами виднелась светлая и зеленая долина. Она ветвилась в ту и другую сторону, и мальчика осенило, что это похоже на огромный зеленый лист с прожилками. И вправду сначала ответвления были пошире, потом все)Ьке и уже, а главная долина тоже постепенно сужалась, пока не затерялась между скалами.
Посредине центральной долины текла величественная река, русло ее то и дело становилось очень широким, так что в этих местах река была больше похожа на озеро. Низкие, заливные луга по берегам, чуть повыше посевы, а вдоль опушки леса, растущего на склонах гор, стояли хутора. Большие, добротные, они шли непрерывной цепочкой. Кое-где построены церкви. Вокруг церквей дома собрались в поселки. Похожие поселки выросли и вокруг железнодорожных станций. Деревообрабатывающие фабрики легко было узнать по гигантским штабелям досок.
И в боковых жилках большого листа тоже кипела жизнь – поселки у озер и прудов, поля, хутора, деревни. Но горы надвигались все теснее и теснее, и там, где они окончательно сходились, в расщелине не уместился бы и маленький ручеек.
А горы, как и везде в Йестрикланде, поросли густыми хвойными лесами. Никто не предоставил им ровные, ухоженные долины, поэтому леса покрыли склоны, как наброшенная чьей-то небрежной рукой шкура, под которой проступали острые позвонки горных утесов.
Красивый край. Здесь было на что посмотреть, тем более что орел в поисках Клемента Ларссона облетел чуть не всю провинцию – от долины к долине. Да что ему, с такими-то крыльями!
Утро было уже в самом разгаре, на хуторах начиналась жизнь. С хлопаньем открывались двери коровников – здесь это были не времянки, а большие, аккуратные срубы с дымовыми трубами и большими окнами, чтобы не держать животных в темноте. Коровы некрупные, но очень красивой палевой масти и на удивление ловкие и подвижные. Они чуть не с порога начинали мычать и прыгать, радуясь свободе и летнему теплу.
Телята и овцы тоже, толкаясь, повалили на двор. Даже с высоты орлиного полета можно было понять, что и они в прекрасном настроении.
С каждой минутой на хуторах становилось все оживленнее. На одном из них две девочки с котомками за спиной метались между коровами. Им помогала и маленькая черно-белая собачонка, она молнией летала между огромными, по сравнению с ней, коровами и звонко лаяла – разгоняла самых задиристых, кому вздумалось пободаться. Парнишка с длинным хлыстом пытался навести порядок в овечьей отаре. А хозяин запряг лошадь в телегу и грузил в нее бочонки для масла, сырные формы и съестные припасы для пастушек на лесных выгонах. Все смеялись, напевали, настроение, как у животных, так и у людей, было отменным.
Потом вся эта разношерстная компания двинулась к лесу. Девочки шли впереди, время от времени они дули в свои рожки, за ними шеренгой двигалась вся домашняя живность. Та самая пастушья собачка и паренек следили, чтобы никто не отставал и не отбивался. И замыкали шествие хозяин с работником – они придерживали груз. Двигались по горной, узкой и неровной тропе, и телега вполне могла перевернуться.
Подобную картину мальчик видел и на других хуторах. Мало того, не только здесь, но и в других местах по горным тропам тянулись вереницы людей и животных. То ли договорились, то ли в Хельсингланде обычай такой – выгонять скотину в определенный день календаря. Один за другим караваны скрывались в лесу, их уже почти и не видно было, но из чащи долго доносились веселый звон колокольчиков и окрики пастушек.
Дорога была не из легких: петляла, то поднималась, то опускалась, иногда шла через болота и то и дело упиралась в буреломы, которые надо было обходить, иногда довольно далеко. Несколько раз он видел, как переворачивались телеги со всей поклажей, но никто не унывал. Все время слышались смех и соленые шутки.
К полудню все собрались на больших вырубках. На каждой построен невысокий хлев и маленькие лачуги-времянки. Вырубки заросли за весну сочной, свежей травой. Коровы бодро мычали и, не дожидаясь приглашения, опускали головы и начинали жевать, внимательно и неторопливо. Люди со смехом перетаскивали скарб с телег в хижины. Вскоре из труб начинал валить дым, а потом все – доярки, пастухи – хозяева садились прямо на землю у плоского камня и обедали.
Гор го был почти уверен, что найдет Клемента Ларссона на одном из горных выгонов, и полетал над лесом. Но нет, старого скрипача нигде не было.
Он долго кружил то над одним пастбищем, то над другим, пока они не оказались в гористой местности на самом востоке провинции. Тут тоже были летние лесные выгоны, правда, не так много, как на западе. Мужчины рубили дрова, а девушки-доярки занимались вечерней дойкой.
– Погляди-ка, – негромко сказал Горго. – Мне кажется, я его нашел.
Он спустился пониже, и мальчик, к своему несказанному удивлению, убедился, что орел прав. У колоды стоял не кто иной, как старый скрипач Клемент Ларссон, и рубил дрова.
Горго сел совсем близко от людей и стряхнул мальчугана на землю.
– Я-то свое слово сдержал, – усмехнулся он. – Теперь очередь за тобой. Жду тебя на вершине вон той сосны.
Новый год в лесу
Работа закончилась, уже почти стемнело, но спать не уходили – смеялись, рассказывали всякую всячину. Впервые после долгого зимнего перерыва люди ночевали в лесу, и спать никто не хотел.
Было светло как днем, всего шесть дней осталось до летнего солнцестояния. Девушки, все как одна, вынули вязание, но то и дело поглядывали в сторону леса и улыбались, словно хотели сказать: «Вот мы и снова в лесу. Как хорошо!»
Люди и в самом деле были счастливы. Вся суета поселка с повседневными заботами будто провалилась куда-то. Их окружал молчаливый, спокойный и загадочный лес. От года к году они словно забывали это величественное, широкое дыхание и когда думали, что предстоит опять провести все лето в лесу, их охватывал страх. Как такое можно выдержать? Но приближались заветные дни, и как только отдирались первые доски от заколоченных на зиму дверей пастушьих лачуг – все понимали: это и есть счастье.