В лесу стало тихо, но ненадолго. Ровно настолько, сколько потребовалось гусям для завтрака после бурной ночи на льдине. Солнце уже поднялось довольно высоко. Внезапно над поляной появился гусь. Летел он медленно и неуверенно, совсем низко, почти над землей, чуть не натыкаясь на стволы. Словно искал что-то.
Как только Смирре его заметил, тут же оставил свой пост под деревом и бросился за гусем. Тот, казалось, не замечал опасности. Смирре прыгнул и промахнулся. Гусь полетел к озеру.
Но тут появился еще один. Он летел точно так же, как и первый, даже еще ниже, тяжело взмахивая крыльями. Задача не простая – попробуйте сами лететь так низко, да еще маневрировать между деревьями. И этот тоже пролетел под носом у Смирре, и опять лис прыгнул. На этот раз даже задел ушами корявые лапы гуся. Но тот увернулся и, как серая тень, улетел к озеру.
И третий гусь проделал то же самое. Он летел совсем уж медленно и неуклюже. Смирре на этот раз собрал все свои силы и буквально взмыл в воздух, и был на волосок от удачи, даже зубы лязгнули, но гусь, непонятно как, увернулся.
Улетел третий гусь – появился четвертый. Этот вообще рыскал от сучка к сучку, вот-вот упадет. Вот оно, подумал Смирре. Уж его-то поймаю без труда. Лису было очень досадно – наверняка кто-то из птичьей мелочи видит его неудачную охоту. Наверняка разнесут по всему лесу. А может, пусть летит? Ну, нет, такого инвалида упускать нельзя. И опять прыгнул, прыгнул высоко и красиво, задел глупую птицу лапой, но гусь в последнюю долю секунды отпрянул и спас свою жизнь.
Не успел лис перевести дух, появились сразу три гуся. Они летели так же странно и нелепо, как остальные. Смирре совершил несколько рекордных прыжков, но так ни до одного и не дотянулся.
А потом… он не поверил своим глазам: пять гусей! Эти получше овладели искусством полета, решил Смирре и, хотя они явно его заманивали, заставил себя воздержаться от искушения.
Он уже решил, что пролетели все гуси, как появилась старая гусыня. Тринадцатая. Вся серая, ни единого черного штришка на оперении, как у остальных. Гусыня летела совсем плохо – видно, ослабела от старости. Даже крыльями махала неравномерно. Видно, с одним крылом что-то не в порядке. Она почти касалась земли.
Это была Акка с Кебнекайсе.
Смирре не только попытался схватить ее, он даже бежал за ней почти до самого озера, время от времени совершая акробатические прыжки. Но и в этот раз никакого вознаграждения за труды не дождался.
А четырнадцатый был просто красавец, совершенно белый. В сумрачном лесу он казался слетевшим с неба ангелом – так волшебно светилось его белое оперение. Когда Смирре увидел гуся, его словно током ударило. Он взвился в воздух. Но куда там – этот гусь был молодой и здоровый, он даже внимания не обратил на опасность.
И все стихло.
Теперь надолго.
Вся стая пролетела, решил Смирре, вспомнил про своего пленника и поднял глаза. Конечно же того и след простыл. Но лису некогда было заниматься всякой чепухой, потому что как раз в этот момент опять появился первый гусь. Теперь он летел назад, с озера, и летел точно так же, низко и неуверенно. Смирре мгновенно забыл про свои неудачи и прыгнул. Когда-то должно повезти! Но опять поторопился – надо было получше рассчитать прыжок. Гусь пролетел совсем рядом.
Потом появился второй, третий, четвертый, пятый, и воздушный парад, как и в тот раз, завершили льдисто-седая гусыня и белый красавец. Пролетая над Смирре, они снижались, словно приглашали на обед.
И он гнался за ними, и прыгал, и прыгал, и прыгал – так высоко, как до этого ему в жизни не приходилось прыгать. И все равно не поймал ни одного. Уже давал о себе знать голод.
Зима еще не отступила окончательно, и Смирре очень хорошо помнил бесконечные дни и ночи в заснеженном лесу, когда он бродил по лесу и безрезультатно искал добычу. Перелетные птицы улетели, мыши попрятались в свои подземные норки, куры сидели в курятниках. Было очень голодно. Но никогда его так не мучил голод, как сегодня, когда добыча была совсем под носом, и все же он никак не мог рассчитать прыжок.
Смирре был уже не молод. Не раз вокруг него свистели пули, не раз уходил он от собак, забирался глубоко в свою нору и дрожал, каждую минуту ожидая, что неутомимые таксы до него доберутся.
Но никакой страх не мучил его так, как сегодня, когда он раз за разом промахивался и никак не мог ухватить хоть одну из издевающихся над ним птиц.
Утром лис выглядел так роскошно, что гуси даже удивились. Смирре любил покрасоваться. Огненно-рыжий, белая грудь, черный кожаный нос. Уж не говоря о хвосте – настоящий плюмаж. Но сейчас на него было жалко смотреть. Шерсть свалялась, глаза потеряли весь свой хищный блеск, язык вывалился из пасти, морда в пене.
К середине дня Смирре настолько устал, что у него закружилась голова. Перед глазами мелькали эти заполошные гуси. Он кое-как добежал до освещенной солнцем полянки и сожрал несчастную бабочку-крапивницу, поспешившую вылупиться из кокона.
А гусям будто и усталость была нипочем. Они все летали и летали. Весь день они дразнили Смирре. Настойчиво и безжалостно. Их вовсе не трогало, что лис совершенно измотан, что у него уже двоится в глазах – прыгает за их тенями на лесном перегное.
И только когда Смирре повалился без сил в наметенный ветром сугроб сухих листьев и чуть не испустил дух, гуси закончили свои игры. Они опустились на землю совсем рядом, и один из них гаркнул Смирре прямо в ухо:
– Так будет с каждым, кто сдуру свяжется с Аккой с Кебнекайсе!
И улетели.
III. Жизнь диких птиц
Хутор
Четверг, 24 марта
Как раз в эти дни в Сконе произошло событие, о котором потом долго судачили. Даже газеты писали. И все равно почти все были уверены, что это выдумка. Так всегда – если не знаешь, как объяснить, проще посчитать, что выдумка.
А случилось вот что: в диком орешнике на берегу озера Вомбшён поймали белку и принесли на ближайший хутор. И дети, и взрослые любовались на красивого зверька с огромным пушистым хвостом, умными любопытными глазками и маленькими лапками. Все на хуторе потирали руки и предвкушали, как они летом будут веселиться. Наблюдать за ее прыжками, дивиться, как ловко белочка грызет орешки: берет передними лапками и поворачивает. Несколько секунд – и скорлупа распадается на две половинки, будто распилили по экватору крошечный глобус. Тут же разыскали на чердаке старую беличью клетку – маленький зеленый домик с дверцей и даже с остекленным окошечком. И с пристройкой. А в пристройке – похожее на мельничное колесо со спицами из стальной проволоки. Предполагалось, что белка будет в этом домике есть и спать. На дно постелили подстилку из сухих листьев, поставили мисочку с молоком и положили несколько орехов. А колесо в пристройке ясно зачем: белка должна бегать и лазать, это для нее необходимо. Каждый знает, как любят белки бегать в колесе.
Все были уверены, что белочка придет в восторг, как ловко и умно все для нее устроили. Но она, к всеобщему удивлению, заметно тосковала.
Забилась в угол и время от времени пищала – то гневно, то жалобно. Не прикасалась к еде, а к колесу вообще не подошла ни разу. Наверное, побаивается пока, рассуждали на хуторе. День-другой, привыкнет, начнет и есть, и в колесе бегать.
А у женщин на хуторе был забот полон рот. Они готовились к сельскому празднику и как раз в тот день, когда поймали белку, пекли пироги и булочки. И то ли тесто никак не хотело подходить, то ли поздно начали, но заработались до ночи. В кухне царили спешка и суета, и, конечно, никто и не подумал идти проверять, как там пойманная белка.
Но на хуторе жила бабушка. Мать нынешнего хозяина. Решили, что она по старости не сможет помочь в стряпне. Она и сама это понимала, но смириться трудно: как это так, завтра праздник, все работают, а ее не взяли!
Ей было очень обидно. Уселась у окна в горнице и, ни о чем не думая, смотрела, что делается во дворе. В кухне, наверное, очень жарко – иначе с чего бы они расхлебянили дверь настежь? Зря керосин жгут. Свет оттуда такой яркий, что можно различить трещины и дырочки в штукатурке соседнего дома.
Видела она и белку – клетка стояла, как нарочно, в самом освещенном месте двора. И ей показалась странным: весь день белка сидела, пригорюнившись, в углу, а тут вдруг начала носиться из клетки в пристройку с колесом. Туда и обратно, только хвост мелькает. С чего бы она так нервничает? Наверное, из-за яркого света. Там, в лесу, по ночам темно.
Ворота между коровником и стойлом тоже ярко освещены. Старушка уже подумывала, не пора ли ей на боковую, как вдруг увидела, что в воротах появился крошечный, величиной с ладонь, мальчишка, одетый, несмотря на размеры, как настоящий крестьянин: кожаные брючки, жилетка, да еще и в башмачки деревянные. Она сразу поняла: гном. Много раз слышала, что на хуторе у них живет гном-домовой, но даже думать не думала, что когда-нибудь его увидит. К тому же гномы, если вдруг показываются людям, приносят счастье. Такого, правда, почти никогда не бывает. И вот – пожалуйста!
И этот гном, перепрыгивая через щели между каменными плитами, прямиком, как будто только за этим и явился, помчался к беличьей клетке. Но клетка стояла слишком высоко. Он почесал в затылке и помчался к сараю. Через секунду появился опять. На этот раз он тащил старое удилище. Прислонил удочку к клетке и проворно по ней вскарабкался, точно как матросы парусных судов карабкаются по мачтам, чтобы поставить или снять парус. Подергал дверцу. Старушка нисколько не обеспокоилась – дети повесили висячий замок. На всякий случай, от соседских сорванцов. Она, затаив дыхание, смотрела, что будет дальше.
Белка увидела, что дверца не открывается, рванулась в пристройку с колесом, подскочила к решетке, и они с гномом начали о чем-то совещаться.
Гном внимательно выслушал белку, соскользнул по удочке и убежал.
Старушка не могла прийти в себя от удивления. Она была уверена, что никогда больше этого гнома не увидит, но на всякий случай решила еще немного посидеть у окна. И надо же, гном-мальчуган появился опять!